Суррогатное материнство-это торговля детьми 1-3
В настоящем заключении представлен правовой, биоэтический анализ и нравственная оценка правовых основ и практики применения технологии «суррогатного материнства», под которым понимается «вынашивание и рождение ребёнка (в том числе преждевременные роды) по договору, заключаемому между суррогатной матерью (женщиной, вынашивающей плод после переноса донорского эмбриона) и
потенциальными родителями, чьи половые клетки использовались для оплодотворения, либо одинокой женщиной, для которых вынашивание и рождение ребёнка невозможно по медицинским показаниям» (по тексту части 9 статьи 55 Федерального закона от 21.11.2011 № 323-ФЗ (ред. от 31.07.2020) «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»), иначе - заключение и реализация договора о вынашивании и рождении женщиной ребёнка (из перенесённой в её матку оплодотворённой донорской яйцеклетки) как оказываемой услуге в интересах третьего лица (заказчиков, третьих лиц) с последующей передачей («отчуждением») этого ребёнка заказчику такой услуги. В абсолютном большинстве случаев такие договоры заключается на возмездной (по сути - коммерческой) основе.
Проблематика «суррогатного материнства» никаким образом не сводима к теме прав, субъективных частных интересов и нравственных переживаний иностранных лиц, являющихся заказчиками таких услуг
(тем более из тех государств, в которых это запрещено законом), притязающих на «получение» рождённых посредством «суррогатного материнства» в России детей.
Такое сведение является безосновательным и представляет собой задействование манипулятивного приёма подмены тезиса. Иначе прямым аналогом был бы, к примеру, акцент исключительно на обсуждении значения спасения жизни и здоровья человека (например, ребёнка), отчаянно нуждающегося в человеческом донорском органе, а не на жестоком убийстве другого лица ради получения этого органа. Обсуждать следует достоинство, права и законные интересы «суррогатной» матери, причиняемый (вследствие и в прямой взаимосвязи с реализацией технологии «суррогатного материнства») её физическому и психическому здоровью критически-значимый ущерб, права и законные интересы зачатого, выношенного и рождённого посредством технологии «суррогатного материнства» ребёнка, обсуждать надлежит медико-правовые, биоэтические и нравственные признаки и аспекты «суррогатного материнства».
Кроме того, комплекс правовых, биоэтических и других проблем, непосредственно связанных с применением технологии «суррогатного материнства», не сводим к вопросам обезпечения частных предпринимательских интересов лиц, реализующих и/или защищающих коммерческое «суррогатное материнство» в России, которые зарабатывают на «суррогатном материнстве», включая посреднические агентства и агентов международного бизнеса, фактически обладающего признаками торговли детьми и противоправной (сходной с рабством) эксплуатации женщин.
Вопросы защиты коммерческих интересов предпринимателей (в т.ч. посреднических агентств) в данной сфере не имеют сколь-нибудь весомого значения, тем более в контексте вообще не применимых к данной сфере отношений принципов равенства предпринимательских возможностей, свободы экономической деятельности и т.д. При совершенствовании законодательного регулирования рассматриваемых отношений интересы бизнеса в качестве сколь бы то ни было определяющего фактора в законопроектной работе принципиально не должны приниматься во внимание (аналогом обратной ситуации было бы поставить во главу угла «интересы бизнеса» при легализации, например, свободного оборота человеческих органов, или наркотиков).
В настоящем заключении рассмотрены юридические вопросы, касающиеся отношения государства, общества и личности к коммерческому «суррогатному материнству» (в том числе в интересах иностранных заказчиков детей, либо под «усыновление» / «удочерение» детей гомосексуальными двойками или отдельными гомосексуалистами, либо в иных противоправных целях), дана оценка степени правовой обоснованности деятельности по организации и осуществлению «суррогатного материнства», а также оценка передачи заказчикам ребёнка, рождённого в результате коммерческого «суррогатного материнства» (с коммерческим вознаграждением посредникам и самой «суррогатной» матери), - с позиций охраны и защиты фундаментальных естественных прав ребёнка.
Ответы на обозначенные вопросы необходимы для выработки позиции Российского государства, отстаивающего свои суверенные интересы в области защиты традиционных духовно-нравственных ценностей, общественной нравственности, охраны нравственного, психического и репродуктивного здоровья нации, при соблюдении общепризнанного международно-правового принципа обезпечения приоритета прав и законных интересов детей, с учётом новой конституционной нормы о детях как важнейшем приоритете государственной политики России (часть 4 статьи 67.1 Конституции Российской Федерации).
Институт суррогатного материнства заявляется как имеющий большое положительное социальное значение для российских семей, поскольку даёт возможность женщинам, которые не могут иметь детей, стать матерью, но при этом замалчивается, что доля услуг по суррогатному материнству, оказанных российским гражданам, ничтожно мала в сравнении с объёмом предоставления российскими женщинами такой услуги зарубежным заказчикам (как правило, из государств, где «суррогатное материнство» запрещено). Замалчиваются и реальные негативные аспекты, последствия и побочные эффекты от таких практик, показанные ниже.
1. Бизнес на коммерческом «суррогатном материнстве» носит аморальный и антигуманный характер, может быть определён как организация и осуществление скрытой торговли детьми и посредничество в такой торговле.
За самыми редчайшими исключениями, отношения «суррогатного материнства» по факту позиционируются и воспринимаются как «услуга», за которую платят. И даже если в части конкретных договоров о предоставлении таких услуг отношения «суррогатного материнства» заявляются как некоммерческие, вероятность того, что коммерческая составляющая скрывается, стремится к ста процентам (за исключением таких отношений между родственниками). Широко известно, что «суррогатное материнство» массово рекламируется как платная услуга и что уже существуют национальные и транснациональные «гестационные рынки», то есть рынки услуг по «суррогатному материнству».
Применительно к коммерческим отношениям (полагаем, совершенно неслучайно Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 16.05.2017 № 16 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей» в части, касающейся «суррогатного материнства», даже не упоминает возможности коммерческого «суррогатного материнства», не касается такового), складывающимся в отношении и по поводу «суррогатного материнства» (тем более в практике использования приобретённых заказчиком донорских половых клеток третьих лиц), юридически и фактически обоснованно использование понятия «торговля детьми», по смыслу пункта «а» статьи 2 Факультативного протокола к Конвенции о правах ребёнка, касающегося торговли детьми, детской проституции и детской порнографии (Факультативный протокол к Конвенции о правах ребёнка, касающийся торговли детьми, детской проституции и детской порнографии / Принят Резолюцией № 54/263 Генеральной Ассамблеи ООН от 25.05.2000 //): «торговля детьми означает любой акт или сделку, посредством которых ребёнок передается любым лицом или любой группой лиц другому лицу или группе лиц за вознаграждение или любое иное возмещение».
Приводимый в обоснование социальной приемлемости коммерческого «суррогатного материнства» его защитниками аргумент о том, что выплата «суррогатной» матери всего лишь возмещает расходы, понесённые ею в период вынашивания и в связи с вынашиванием чужого ребёнка, является несостоятельным, поскольку выплата «суррогатной» матери и, соответственно, получение ею так называемого «возмещения расходов», «вознаграждения» или иной выгоды (по существу - дохода от такой деятельности) практически неразличима от прямой оплаты таких действий и обладает признаками оплаты предоставления (оказания) гражданско-правовых услуг.
Особенно очевидно это в отношении безработных и / или женщин, находящихся в крайне тяжелом материальном положении, принимающих решение стать «суррогатными матерями» (а именно такие женщины в России и в других государствах в абсолютном большинстве случаев идут на сделки «суррогатного материнства»).
Совершенно ничем не может быть обоснован и оправдан посреднический бизнес на «суррогатном материнстве», тем более ориентированный на иностранных заказчиков, использующий женщин как «средство наживы», коммерциализируя их репродуктивные способности.
Подтверждением таких оценок являются немалое число решений судов зарубежных государств по делам, связанным с суррогатным материнством. Например, в решении Апелляционного суда штата Мичиган (США) от 1992 года по делу № 487 N.W.2d 484 «Доу против Генерального прокурора штата Мичиган» (Doe vs. Attorney General / Decision of the Michigan Court of Appeals of 1992 № 487 N.W.2d 484 //), в котором несколько потенциальных участников соглашений о «суррогатном материнстве» попытались оспорить законодательство штата Мичиган, запрещавшее заключать такие договоры, подчеркивалось, что запрет на осуществление «суррогатного материнства» направлен на обезпечение сразу нескольких важнейших интересов штата: во-первых, предотвращение того, чтобы ребёнок становился товаром; во-вторых, соблюдение наилучших интересов ребёнка; и, в-третьих, предотвращение эксплуатации женщины.
2. Противоправное презюмирование и позиционирование в сделках «суррогатного материнства» ребёнка (на появление на свет которого направлено «суррогатное материнство») как объекта коммерческой сделки, которому атрибутируются признаки товара и потребительские товарные свойства.
В законодательстве Российской Федерации и международных правовых актах не закреплены какие-либо «права» на ребёнка в вещном его позиционировании (на «обладание» ребёнком как вещью), то есть ребёнок не рассматривается как объект имущественных, вещных отношений.
Но в правовом институте (комплексе законодательных норм) и в практике коммерческого «суррогатного материнства» фактически произведена «инструментализация» процесса зачатия человека, вынашивания и рождения ребёнка, увязывая это с условиями заключаемого договора о действиях, обладающих признаками гражданско-правовой сделки, и тем самым процесс осуществления «суррогатного материнства» наделён качествами платной услуги с признаками товарно-денежных отношений. И в основе коммерческого «суррогатного материнства» лежит презюмирование и позиционирование ребёнка не как личности, а как объекта права, некоего объекта сделки, по существу - как неодушевлённого объекта, которому атрибутируются признаки товара и потребительские товарные свойства.
Особенно явно коммерческая суть отношений по суррогатному материнству выражена, когда заказчиками услуг «суррогатного материнства» используются приобретённые донорские яйцеклетки и сперматозоиды третьих лиц. При этом права таких заказчиков закреплены законом: «при использовании донорских половых клеток и эмбрионов граждане имеют право на получение информации о результатах медицинского, медико-генетического обследования донора, о его расе и национальности, а также о внешних данных» (часть 8 статьи 55 Федерального закона от 21.11.2011 № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»).
Юридически и фактически обоснованная и справедливая позиция о коммерческой сути «суррогатного материнства» и наделении ребёнка свойствами товара неоднократно уже неоднократно ранее высказывалась. Например, в 2009 году Постоянный совет генеральных прокуроров Австралии заявил, что коммерческое «суррогатное материнство» «превращает ребёнка в товар» и несёт риски «эксплуатации бедных семей на благо богатых» (A Proposal For a National Model to Harmonise Regulation of Surrogacy, January 2009 / Standing Committee of Attorneys-General Joint Working Group //. - P. 4-5). Именно основываясь на подобном понимании правовой, социальной и нравственной сути «суррогатного материнства», во многих государствах суррогатное материнство полностью запрещено или существенно ограниченно только применением его в отношениях между родственников.
В договорах о «суррогатном материнстве» (как коммерческих или некоммерческих, хотя, конечно, в коммерческом варианте это совершенно явно артикулировано) ребёнок является объектом договора, направленного на удовлетворение потребностей «заказчиков», что выражает грубейшее неуважение достоинства ребёнка, независимо от метода зачатия ребёнка или источника его исходного генетического материала. Но ребёнок не может являться, презюмироваться и позиционироваться, признаваться вещным объектом, товаром (на продажу), в отношении которого в договоре, по сути дела, указаны товарные ожидания и предпочтения заказчиков «суррогатного материнства». Ребёнок - субъект, а не объект прав.
Вне контекста родительских отношений («папа - мама - ребёнок» либо «папа - ребёнок» или «мама - ребёнок») не возникает, не существует и не может презюмироваться самостоятельного права взрослого человека на получение ребёнка или права на ребёнка. Единственное исключение - право на получение ребёнка одним из его родителей при разводе, но и здесь это не в прямом смысле «право на получение», а право на определение места жительства ребёнка вместе с собой и право на приоритетное общение с ребёнком и его воспитание. И в контексте детско-родительских отношений (в родной, кровной семье ребёнка) речь идёт не о праве на ребёнка как о «праве на получение ребёнка», а о праве на ребёнка как о праве заботиться о ребёнке в его же интересах, воспитывать его, исходя из его естественных прав и законных интересов.
В пункте 6 Рекомендации Парламентской Ассамблеи Совета Европы № 1121 (1990) от 01.02.1990 «Права ребёнка» (Recommendation de l’Assemblée parlementaire du Conseil de l'Europe № 1121 (1990) du 01.02.1990 «Droits des enfants» // http://assembly.coe.int/ASP/XRef/X2H-DW-XSL.asp?fileid=15155&lang=FR) подчёркивается, что родительская власть (в том числе, подчеркнём, и приёмных родителей) над ребёнком существует «постольку, поскольку она необходима для защиты личности ребёнка». То есть целью родительской власти являются обезпечение, охрана и защита прав и интересов ребёнка, но не само по себе осуществление родительской власти и не намерение её осуществления.
В отношении лиц, не являющихся родителями конкретного ребёнка или лицами, осуществляющими в соответствии с законом обязанности родителей по уходу за ним, не существует законных оснований и правовых условий для возникновения и признания права таких лиц на взятие на воспитание конкретного ребёнка (права «на получение ребёнка»). Желание или интерес какого-либо лица (в том числе признаваемый законом интерес) «получить» ребёнка не могут, не должны главенствовать и не могут оцениваться как превалирующие над правами и законными интересами ребёнка, в противном случае нарушается гарантированный международным правом и национальным законодательством принцип приоритета прав и законных интересов ребёнка при усыновлении.
Следует отметить, что в международных правовых документах вообще не используются понятия «право на получение ребёнка», «право на ребёнка» (в смысле его получения, приобретения) в контексте усыновления, установления над ним опеки и проч.
Сам ребёнок, его право и законные интересы иметь мать и отца, интересы обезпечения условий для его нормального и полноценного развития и воспитания в отношениях «суррогатного материнства» фактически получают третьестепенное значение, отступая перед целью обезпечить коммерчески и идеологически мотивированные требования реализации притязаний неких лиц «завести» себе ребёнка. При этом позиционирование ребёнка в качестве обмениваемого рыночного товара не может не повлечь негативных последствий для самосознания и самооценки самого этого ребёнка как личности в последующем.
Государство совершенно не в состоянии какими-либо своими решениями изменить природу человека, природу семьи, оно не вправе исказить и извратить, в том числе посредством законодательства, понятие семьи в его основе и, прежде всего, понятие матери. С правовой точки зрения, суть таких действий государства может быть обоснованно квалифицирована как действия, фактически направленные против основных естественных прав человека, следующих из его природы, и против традиционных социальных институтов, скрепляющих общество и обезпечивающих его жизнеспособность.
Поскольку при «суррогатном материнстве» ребёнок (явно вопреки наилучшим интересам ребёнка) рассматривается и позиционируется, по существу, не как личность (более того - налицо деятельное отрицание ребёнка как личности) и не как обладающий правами субъект отношений рождения (или усыновления), а именно как объект права, как некий объект сделки, по существу - как неодушевлённый объект, обладающий признаками товара (по сути - потребительскими товарными свойствами), законодательно обезпеченная возможность приобрести (фактически - купить) половые клетки доноров и оплодотворенный эмбрион человека для «получения ребёнка» посредством технологии «суррогатного материнства» - означает именно такое отношение к человеческой жизни и ребёнку, которое несовместимо с традиционными представлениями о семье и нравственными ценностями.
Законодательное регулирование таких отношений (в разрешающем или допускающем ключе) означает, что такие практики оправдываются государством, признаются им как норма социальной жизни, но это противоречит публичному порядку, основывающемуся на традиционных духовно-нравственных ценностях народа.
Важно отметить, что в случае рождения «суррогатной» матерью больного ребёнка (с физическими изъянами, патологиями, серьёзными внутренними заболеваниями и т.д.) заказчики услуг «суррогатного материнства», как правило, вправе отказаться от такого ребёнка (обычно это - типовое условие договора о предоставлении услуг «суррогатного материнства», а даже если не так, принудить заказчиков забрать такого ребёнка будет весьма проблемно и затруднительно) как некоего «бракованного товара», не отвечающего условиям договора, что является грубейшим нарушением прав этого ребёнка и унижением его достоинства. И «суррогатная» мать в такой ситуации совершенно не защищена и безправна: у неё заказчики не только не забирают ребёнка, но и, опять же согласно типовым положениям договора, вправе взыскать с неё «компенсацию», заявив, что причиной рождения больного ребёнка является несоблюдение ею («суррогатной» матерью) предписанного договором поведения.
При этом «суррогатной» матери (учитывая её более низкий социальный статус в сравнении с заказчиками её услуг) будет крайне затруднительно (на грани невозможного) доказать отсутствие своей вины в такой ситуации. То есть такой исход позиционируется как ненадлежащее оказание услуги или оказание услуги неприемлемо-низкого качества, и это опять же подтверждает презюмирование и позиционирование ребёнка в договоре «суррогатного материнства» как имущественного объекта - не как живого человека, а как неодушевлённого предмета, своего рода вещь, как подобие товара. Именно такое отношение к детям, рождённым в результате трансграничного бизнеса на «суррогатном материнстве», и обусловливает высокую смертность таких детей при их транспортировке через границу (в мире известно множество случаев даже групповой гибели таких детей).
С конституционно-правовой точки зрения, права ребёнка ни при каких условиях не могут быть проигнорированы или редуцированы (урезаны) в угоду и в пользу притязаний третьих лиц, права которых, в свою очередь, не могут считаться приоритетными по сравнению с правами ребёнка.
3. Идеологически мотивированная, манипулятивная подмена понятий матери ребёнка и женщины-донора яйцеклетки, притязающей на рождённого в результате применения технологий «суррогатного материнства» ребёнка.
В индустрии «суррогатного материнства» критически-разрушительно принижается, низводится значение и роль матери ребёнка и, тем самым, оказывается разрушающее воздействие на социальный институт материнства.
В действительности, матерью ребёнка никак не может быть названа женщина, которая не вынашивала этого ребёнка и не родила его (называние усыновлённым мальчиком или удочерённой девочкой своей приёмной мамы мамой к обсуждаемым вопросам никакого отношения не имеет), - только по факту наличия притязания на «получение» ребёнка (и уж тем более не может быть так названо одно из лиц гомосексуальной двойки (гомосексуальная двойка - двое гомосексуалистов, состоящих в признаваемом и регистрируемом по законодательству некоторых государств однополом «браке» или «партнёрстве» (фактически усечённая форма гомосексуального «брака»), а равно не состоящих в однополых «брачных» отношениях, но фактически состоящих в длящихся гомосексуальных отношениях. Такое обозначение принято нами, поскольку, исходя из общеизвестных и не требующих дополнительных доказательств физиологических и психологических особенностей мужского и женского полов, семейной парой и основой семьи (родители с детьми), брачным союзом может быть исключительно только пара мужчины и женщины.
Понятие «гомосексуальное “усыновление” / “удочерение”» употребляется и интерпретируется в значении «усыновления» гомосексуальной двойкой, а равно отдельным гомосексуалистом. Понятие «гомосексуальный» используется в значении, включающем мужской гомосексуализм («мужеложство») и женскую гомосексуальность («лесбиянство»), а также другие виды поведения, основанного на сексуальных перверсиях («полиамория», бисексуализм и проч.)), под чьи притязания на «гомосексуальное “усыновление” / “удочерение”» во многих случаях и организуется «суррогатное материнство» «на экспорт»).
Здесь не может быть никакой искусственной (идеологически или коммерчески) мотивированной подмены, никакого замещения - во всяком случае такого, что может быть хотя бы минимально юридически и этически признан.
В индустрии и практиках «суррогатного материнства» именно в связи с этим и осуществлена в манипулятивных целях подмена: настоящая мать ребёнка, вынашивающая и рожающая ребёнка, произвольно поименована «суррогатной». В широко устоявшемся понимании, суррогат - это предмет, лишь отчасти (по некоторым реальным или мнимо атрибутируемым свойствам) позиционируемый как замена другого, обычно презюмируемо более низкого качества, хотя на самом деле «суррогатной» матерью, в самом что ни есть полнейшем смысле, является как раз та женщина, которая пользуется услугами (в навязываемом понимании) «суррогатного материнства» с использованием донорской яйцеклетки третьего лица (ещё одной женщины - донора).
Тем более, морально не представляется возможным назвать матерью женщину, которая обращается к услугам «суррогатного материнства», чтобы получить ребёнка, подходящего для донорства органов или тканей для другого её уже имеющегося (ею рождённого) ребёнка (известна подтверждающая это судебная практика).
С другой стороны, дефектно и некорректно именование биологической матерью ребёнка, зачатого, выношенного и рождённого технологиями и в процессе «суррогатного материнства», женщины-заказчицы, что даёт яйцеклетку (она является всего лишь и именно что женщиной-донором яйцеклетки), тем более - той, что пользуется донорской яйцеклеткой (для присаживания «гестационной носительнице») третьего лица - другой женщины-донора.
Как правило, в договорах о коммерческом «суррогатном материнстве» (на возмездной основе) с «гестационной носительницей» исходят из презюмирования ДНК ребёнка как происходящего из материнской донорской яйцеклетки (или от иной женщины - донора яйцеклетки) и из спермы биологического отца (или от донора спермы).
Этот подход игнорирует то, что вынашивающая ребёнка женщина не является своего рода «пластиковым инкубатором», но, напротив, оказывает влияние на формирование генома и биологическое развитие вынашиваемого ребёнка.
На сегодняшний день отсутствуют научные исследования, исчерпывающе доказывающие что клетки «суррогатной» матери («гестационной носительницы») абсолютно не могут преодолевать плацентарный барьер и на клеточном уровне влиять на ребёнка, хотя селективная проницаемость гематоплацентарного барьера известна, например, и инфекционистам, и фармакологам. То есть презюмирование отсутствия генетического влияния «суррогатной» матери на ребёнка, которого она вынашивает, сделано искусственно и произвольно, без достаточных и убедительных научных доказательств - исходя исключительно из коммерческих интересов и идеологических мотивов.
4. Применение «суррогатного материнства» является грубейшим нарушением прав ребёнка, прежде всего - права ребёнка на родную мать.
«Суррогатное материнство» является грубейшим нарушением прав ребёнка, прежде всего - на личную и семейную идентичность и связанное с таковой специфическое общение с родной матерью. Применение технологии «суррогатного материнства» и возникающие вследствие этого специфические отношения противоправно и грубейшим образом искажают и разрушают природу родительских отношений между матерью и ребёнком.
Является общепризнанным и не требующим дополнительных доказательств установление и наличие особой и сильнейшей психосоматической связи у вынашиваемого «суррогатной» матерью («гестационным носителем») ребёнка на пренатальной стадии развития (при его пребывании в утробе матери - той, что его вынашивает) с женщиной, которая его вынашивает. Во всяком случае именно этим обстоятельством были мотивированы многочисленные решения судов в различных государствах мира, согласно которым (при возникновении споров) ребёнка оставляли «суррогатной» матери.
Общеизвестным и не требующим дополнительного доказывания является тот факт, что прерывание вышеназванной связи влечёт существенный стресс для ребёнка и иные негативные для него последствия, ребёнок при отрыве его от матери, при обрывании этой связи, сформировавшейся в период внутриутробного развития между ребёнком и выносившей и родившей его женщиной (по сути и по природе - его матерью), претерпевает сильнейшие негативные воздействия, и это не проходит для него безследно (собственно, подтверждением является множество примеров брошенных матерями детей).
Продолжение здесь: https://shabdua.livejournal.com/7701016.html