Маленький цветной мир
Мир был бесконечно большим а время очень долгим, прожить день с утра до вечера без отдыха было очень трудно. Был мир простым и понятным, цветным или черно-белым. В нем светило солнце или шел дождь, летом в нем были клубника, огурцы и арбузы, а зимой шел снег и приходилось носить дурацкую шапку. У Генки из соседнего подъезда была настоящая ушанка, а мама требовала носить что-то несуразно девчоночье с резинкой под подбородком.
Мама была самой главной в этом мире, она точно знала, что такое "хорошо" и с ней не поспоришь. Папа тоже был самым главным и еще он приносил зимой мандарины, а однажды летом купил целый килограмм клубники. И с ним здорово было ходить гулять в городской сад и купаться на речку. Только его часто останавливали прохожие, чтобы что-то спросить и они потом долго разговаривали.
Папа и мама были оба главные, и я не мог понять, почему они иногда спорят. Потому что в мире были только "наши" и "немцы" - наши всегда побеждали и главное было узнать, где наши. Наши с "немцами" играли в футбол, наши с "немцами" из соседнего двора воевали на пустыре и надо было обязательно стоять с нашими и кидать через пустырь палки и камни. Потом объявлялось перемирие и можно было придти к Сережке из "того" двора, чтобы вместе кататься на сережкином велосипеде с надувными шинами, такого не было ни у кого во всем городе, посмотреть на этот велосипед приходили мальчишки из каких-то совсем уж дальних дворов. Так вот, папа и мама оба были "наши" и почему они спорят я не мог понять - не могут же наши спорить с нашими?!
В школе все было понятно: "наши" римляне победили Карфаген, правда "наши" Спартак, а потом Уот Тайлер, Стенька Разин и Емельян Пугачев проиграли, но наши победили окончательно, потому что Ленин. И осталось победить еще немного, чтобы все. "Наш" Менделеев увидел таблицу во сне, Попов придумал радио, которое украл итальянец и вообще "наши" - они лучшие.
В институте пришлось читать учебник ""Диалектический материализм", в нем все были тоже "нашими" и "не-нашими". Наш Аристотель укоризненно говорил, что Платон ему друг. Зловредные Юм и Гексли бесконечно ошибались. Явно "не-наш", потому что идеалист, Гегель и явно "наш" материалист Фейербах все время чего-то не могли понять. Ну с Гегелем ясно, что взять с идеалиста. А вот Фейербаха было немного жаль, отказаться бы ему от метафизики - вышел бы в отличники по философии. А так что же, у меня-то по диамату "отлично" и я смотрел на его портрет с превосходством, как на троечника Рябова.
Мир из черно-белого становился цветным не просто и медленно. Оказывается, мама не всегда бывает права, а папа знает и умеет не все. Розенберги были советскими шпионами, Анжела Дэвис совершила уголовное преступление, незачем было начинать войну в Судный день, поддерживать каннибала Бокассу и брать штурмом дворец Амина. Особенно, если в магазинах отсутствует говядина и яичная вермишель, баночку майонеза удается купить два раза в год, а надевать "штаны вероятного противника" при посещении райкома партии очень не рекомендуется.
Становясь цветным, мир становился меньше, меньше, чем в детстве степь, покрытая тюльпанами, но гораздо больше, чем экран телевизора с Зориным и Бовиным. А дни, которые никак не могли кончиться, прожить которые было так долго, мелькают заоконной стеной с редкими вкраплениями фейерверков.
Мама была самой главной в этом мире, она точно знала, что такое "хорошо" и с ней не поспоришь. Папа тоже был самым главным и еще он приносил зимой мандарины, а однажды летом купил целый килограмм клубники. И с ним здорово было ходить гулять в городской сад и купаться на речку. Только его часто останавливали прохожие, чтобы что-то спросить и они потом долго разговаривали.
Папа и мама были оба главные, и я не мог понять, почему они иногда спорят. Потому что в мире были только "наши" и "немцы" - наши всегда побеждали и главное было узнать, где наши. Наши с "немцами" играли в футбол, наши с "немцами" из соседнего двора воевали на пустыре и надо было обязательно стоять с нашими и кидать через пустырь палки и камни. Потом объявлялось перемирие и можно было придти к Сережке из "того" двора, чтобы вместе кататься на сережкином велосипеде с надувными шинами, такого не было ни у кого во всем городе, посмотреть на этот велосипед приходили мальчишки из каких-то совсем уж дальних дворов. Так вот, папа и мама оба были "наши" и почему они спорят я не мог понять - не могут же наши спорить с нашими?!
В школе все было понятно: "наши" римляне победили Карфаген, правда "наши" Спартак, а потом Уот Тайлер, Стенька Разин и Емельян Пугачев проиграли, но наши победили окончательно, потому что Ленин. И осталось победить еще немного, чтобы все. "Наш" Менделеев увидел таблицу во сне, Попов придумал радио, которое украл итальянец и вообще "наши" - они лучшие.
В институте пришлось читать учебник ""Диалектический материализм", в нем все были тоже "нашими" и "не-нашими". Наш Аристотель укоризненно говорил, что Платон ему друг. Зловредные Юм и Гексли бесконечно ошибались. Явно "не-наш", потому что идеалист, Гегель и явно "наш" материалист Фейербах все время чего-то не могли понять. Ну с Гегелем ясно, что взять с идеалиста. А вот Фейербаха было немного жаль, отказаться бы ему от метафизики - вышел бы в отличники по философии. А так что же, у меня-то по диамату "отлично" и я смотрел на его портрет с превосходством, как на троечника Рябова.
Мир из черно-белого становился цветным не просто и медленно. Оказывается, мама не всегда бывает права, а папа знает и умеет не все. Розенберги были советскими шпионами, Анжела Дэвис совершила уголовное преступление, незачем было начинать войну в Судный день, поддерживать каннибала Бокассу и брать штурмом дворец Амина. Особенно, если в магазинах отсутствует говядина и яичная вермишель, баночку майонеза удается купить два раза в год, а надевать "штаны вероятного противника" при посещении райкома партии очень не рекомендуется.
Становясь цветным, мир становился меньше, меньше, чем в детстве степь, покрытая тюльпанами, но гораздо больше, чем экран телевизора с Зориным и Бовиным. А дни, которые никак не могли кончиться, прожить которые было так долго, мелькают заоконной стеной с редкими вкраплениями фейерверков.