Осень проникла в меня.
Сегодня на зеленом рынке встретила женщину. Была она пышная, вся словно кукла на самоваре, белокожая, с румяными щеками и кудрями, наверняка всю ночь на бигудях промучилась. Торговка. Мы с ней зацепились языками. Очень оказалась душевная. Почудилось даже, что во время нашей беседы вдруг, как в кукольном театре поднялись медленно декорации - березоньки русские, бочонок верескового мёда, ключевая водица, мерзлая жопа и гусляр будто бы фоном, грустный такой, в валеночках. А разговор у нас с нею завязался потому, что я у нее всего лишь спросила, где рыбный павильон - слева или справа... Так бы и говорили, да только вот в голове у меня пульсировало: «Уха, уха, уха-а-а-а». Поспешила за рыбными головами. Фишхантер.
В павильоне увидела неприметное такое окошко "чистка рыбы". Очередь выстроилась. У каждого шевелящийся пакетик в руке. Живую рыбу принимают в окошке суровые тётеньки в серых фартуках и чистят. Рыбки в руках у них бьются, а они отточенными движениями срезают плавники, специальной штукой сдирают чешую, вынимают кишки к чёртовой бабушке, а они все равно шевыряются, не успокаиваются. Лица у этих женщин уставшие, пряди волос из-под косынок выбились. И так мне стало всех нас жалко. И рыб. И женщин. И себя.
В павильоне увидела неприметное такое окошко "чистка рыбы". Очередь выстроилась. У каждого шевелящийся пакетик в руке. Живую рыбу принимают в окошке суровые тётеньки в серых фартуках и чистят. Рыбки в руках у них бьются, а они отточенными движениями срезают плавники, специальной штукой сдирают чешую, вынимают кишки к чёртовой бабушке, а они все равно шевыряются, не успокаиваются. Лица у этих женщин уставшие, пряди волос из-под косынок выбились. И так мне стало всех нас жалко. И рыб. И женщин. И себя.