Немец о войне
Via palmira
http://www.inoforum.ru/inostrannaya_pressa/dvadcat_sem_millionov/
'Zeit online', Германия
Двадцать семь миллионов
Автор: Петер Яан
Дата публикации: 14-06-2007
Именно столько советских граждан стали жертвами немцев в войне 1941-1945 годов. Это число, которого многие не знают здесь до сих пор. Или не хотят знать. Немецко-российские взаимоотношения развиваются в данный момент по-современному динамично, и по истечении десятилетий конфронтации времён Холодной войны их можно охарактеризовать как вполне нормальные. При этом историю принимают во внимание очень редко, и то лишь в весьма укороченном варианте. Как, например, ситуация, когда немецкие авторы требуют в споре о вывезенных во время войны предметах искусства следовать международному праву - при этом историческая ситуация, в которой спорные художественные сокровища вывозились в Советский Союз, остается, как правило, “за кадром”. И если в Москве 9 мая празднуется как день победы над нацистской Германией, то даже наши лучшие газеты охотно публикуют забавные фотографии увешанных регалиями и наградами стариков, указывая на сентиментальный характер этого праздника. Русское недовольство переносом памятника погибшим красноармейцам в Таллинне представляют у нас чисто политической инсценировкой. Исторический опыт 1941-1945 годов, чувствительность этой темы для русских - всё это нам неинтересно.
Если мы представляем себе Вторую мировую войну, то главными для нас становятся не сами воспоминания об этой немецкой истребительной войне. Вопреки всей современной литературе, выставкам и исследованиям, мы думаем о печальных смертях немецких солдат в Сталинграде и об ужасах 1945 года. В одном только 2008-ом году все телеканалы сообщили о выпуске двух больших кинокартин, в центре которых судьба немецких жертв Красной армии в последние недели войны.
Это ужасно, что чудовищные масштабы террора, который немцы осуществляли в течение 3,5 лет в Советском Союзе, для большинства людей до сих пор не понятны. Число советских жертв той войны все еще способно поражать и пугать будущие поколения: ведь если немцы с 1939 по 1945 год потеряли от 6 до 7 миллионов погибших, то, повторимся, советских граждан было убито 27 миллионов!
Ужасающие, до тех пор Европе неведомые, размеры страданий связаны с особенным характером этого похода. Убийства были - по словам военного историка Юргена Ферстера - одновременно средством и целью той войны. План “Barbarossa” появился как реакция на стратегическую ситуацию 1940-го года, когда Великобритания, после несколько неожиданной немецкой победы над Францией, оказалась ничуть не готова предоставить Германии господство над континентом, а самой ограничиться лишь ролью чисто колониальной империи. Англичане продолжили войну, а США в то же время принимали в этом всё более активное участие на их стороне. Таким образом, совершенно последовательным в логике немецкого руководства было провести молниеносную войну против восточного соседа и лишить власти этого потенциального противника, чтобы смочь потом использовать ресурсы страны для победоносного окончания войны на западе, т.е. сделать второй шаг, чтобы смочь завершить первый.
В то же время План “Barbarossa” был элементарной целью национал-социалистской политики. С нападения 22 июня 1941 года началась "настоящая" война национал-социалистской Германии, и предшествовавшие ей походы в Восточной и Западной Европе, Скандинавии и на Балканах - всё это было только подготовкой к этой самой войне. Речь шла о захвате “жизненного пространства на востоке”, о создании огромной колониальной империи до Урала.
Эта цель Адольфа Гитлера чётко сформулирована не только в его опубликованном в 1925/26 гг. “Mein Kampf”. Он снова изложил эту свою позицию генералитету 3 февраля 1933 года: “На что должна быть использована Власть, добытая победой? Вероятно, на получение новых экспортных возможностей. А может быть - и, пожалуй, это всё-таки лучше - на захват нового жизненного пространства на востоке и на его бесцеремонную германизацию.” Славянские жители этого "жизненного пространства", в категориях национал-социалистов причисленные к биологически неполноценному человеческому материалу, должны были заслужить своё право на существование принудительным трудом на селящихся там немецких господ.
Однако, в отличие от тех же поляков и чехов, жители Советского Союза рассматривались не просто как “рассово-неполноценные славяне”.
“Война против России - это по большей части борьба за само существование немецкого народа. Это древняя борьба германцев против славянства, защита европейской культуры против московского азиатского наводнения, оборона от еврейского большевизма”, - пишет командующий 4-ой бронетанковой группы, генерал-полковник Эрих Хёпнер (имя которого сегодня носит одна Берлинская гимназия) в своём “Руководстве по ведению боевых действий” от 2 мая 1941 года. В то время как представления о “московском азиатском наводнении” подпитывались антирусскими настроениями 19-го века, представление об угрозе “еврейского большевизма” у консервативных элит, причём именно в офицерском корпусе, тесно связано с травмой революции ноября 1918-го. Эта революция, как и всё демократическое, была в высшей степени неприятна немецкому существу и являлась для них исключительно произведением еврейских и русских большевиков. Теперь пришёл момент погасить большевизм окончательно.
С самого первого дня немцы не шутили с этими своими планами.
При этом возможность реквизирования и разграбления играла важную роль у многих немецких солдат (с огромной гордостью пишет один 18-летний солдат своим родителям в начале июля 1941 года, что он уже 6 раз забирал новое нижнее белье - богатую, по его мнению, добычу). Правда, он так же сообщает разочарованно и о большой бедности этой страны. Так как вермахт должен был по большей части черпать снабжение из ресурсов оккупированных территорий, это лишало их население и без того небольших жизненных сил. Настоящие "области дефолиации" возникали там, где систематически грабили и уничтожали население, предоставляя, в частности, беженцам и местным жителям, умирать с голоду. Так немецкая оккупационная власть отнеслась к крупному городу Харькову с декабря 1941 по август 1942 года - 12 000 умерших голодной смертью. В других местах подсчёты особо не велись, но общее число жертв голода вследствие грабительской политики оценивается в миллион жизней.
Пока немецкие группы армий летом и осенью 1941-го наступали, они пытались решать эту вполне ожидаемую проблему голода посредством того, что вынуждали население бежать. “В ходе боевых действий под Харьковом и Белгородом приказано наступать, а также осуществлять массированный обстрел населенных пунктов. При этом необходимо всячески содействовать бегству населения на восток во время и после занятия города”, - сообщается в журнале боевых действий 6-ой армии от 10 октября 1941 года. Для этого осуществлялись сплошные бомбардировки; фотографии полностью выгоревших городов украшали немецкие журналы как доказательство “нашей непобедимой военной авиации”. Так, одна только сконцентрированная бомбардировка Сталинграда 24 августа 1942 года унесла 40 000 человеческих жизней; это соизмеримо, например, количеству жертв большого воздушного налёта союзников на Дрезден в феврале 1945-го.
Вскоре вермахт погнал перед собой огромную волну изгнания и бегства. 14 миллионов человек в 1941-ом году были сорваны войной с насиженных мест и погнаны на восток. Всё это - глава европейской истории беженцев, которая должна была бы найти своё место в композиции Музея беженцев в Берлине и во всех остальных подобных музеях.
Такая тактика изгнания или эвакуации жителей оказалась, однако, бесперспективной для немецкого руководства, когда в сентябре 1941-го года авангард 18-ой армии окружил Ленинград (сегодня Санкт-Петербург) вплоть до Ладожского озера. В Берлине решили, что даже после капитуляции СССР не станут занимать эту метрополию, а уморят голодом всех её жителей - 2 с половиной миллиона человек. Но голодающему Ленинграду удавалось выживать; снова и снова получалось обеспечить снабжение. Эта осада с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года унесла от 800.000 до 1 миллиона жизней. Для сравнения: общее количество немцев, которые погибли в 1939-1945 гг. от союзнических бомбардировок Германии - в 2 раза меньше.
Через 10 месяцев после начала вторжения, в мае 1942-го, статистика вермахта насчитала 3 миллиона советских военнопленных. Из них к этой дате выжил лишь один миллион. Остальные 2 миллиона уже погибли или были убиты: расстреляны или умерли от голода и болезней. Первыми жертвами газовых печей в Освенциме тоже были именно советские военнопленные.
Они все должны были умереть, так как принадлежали, согласно записям военных плановиков к “излишним едокам”, в рабочей силе которых не было нужды ввиду ожидаемой быстрой победы. Пункты международного права в отношении военнопленных игнорировались с самого начала. Если продуктов имелось в наличии достаточно - лишнее отбиралось, где продуктов не хватало - военнопленные вообще больше ничего не получали. Еще в ноябре 1941-го, когда молниеносная война уже потерпела неудачу, ответственный за всё снабжение генерал-квартирмайстер Эдуард Вагнер категорически заявил: “Неработающие военнопленные в лагерях должны умереть с голоду.”
Только в течение следующих месяцев снабжение незначительно повысилось, так как в ожидании долгой продолжительной войны рабочая сила приобрела большое значение. Но всё равно до 1945 года ещё примерно 3 из 5,7 миллионов советских военнопленных умерли.
Удивительно, что до сегодняшнего дня эти действительно уму непостижимые ужасы довольно слабо повлияли на наше восприятие национал-социалистического периода. Картина этой восточной войны определяется популярными воспоминаниями о битвах, суровом климате (“Генерал-Зима”), страданиях наших солдат, и не в последнюю очередь, всевозможными семейными преданиями.
Нет никаких сомнений, что на этой войне было травмировано целое поколение немецких мужчин. Но эта история страданий, однако, не должна заслонить от нас в миллионы раз более тяжкие преступления немецких агрессоров. Без отчетливого восприятия этих масштабов, без этих фактов, чисел, мы не поймём, что это такое - национал-социализм. И главное, мы тогда до конца не поймём опыт и воспоминания наших русских соседей по Европе.
Автор - Петер Яан, историк, руководил с 1995 по 2006 год Немецко-русским музеем в Берлин-Карлхорсте.
http://www.inoforum.ru/inostrannaya_pressa/dvadcat_sem_millionov/
'Zeit online', Германия
Двадцать семь миллионов
Автор: Петер Яан
Дата публикации: 14-06-2007
Именно столько советских граждан стали жертвами немцев в войне 1941-1945 годов. Это число, которого многие не знают здесь до сих пор. Или не хотят знать. Немецко-российские взаимоотношения развиваются в данный момент по-современному динамично, и по истечении десятилетий конфронтации времён Холодной войны их можно охарактеризовать как вполне нормальные. При этом историю принимают во внимание очень редко, и то лишь в весьма укороченном варианте. Как, например, ситуация, когда немецкие авторы требуют в споре о вывезенных во время войны предметах искусства следовать международному праву - при этом историческая ситуация, в которой спорные художественные сокровища вывозились в Советский Союз, остается, как правило, “за кадром”. И если в Москве 9 мая празднуется как день победы над нацистской Германией, то даже наши лучшие газеты охотно публикуют забавные фотографии увешанных регалиями и наградами стариков, указывая на сентиментальный характер этого праздника. Русское недовольство переносом памятника погибшим красноармейцам в Таллинне представляют у нас чисто политической инсценировкой. Исторический опыт 1941-1945 годов, чувствительность этой темы для русских - всё это нам неинтересно.
Если мы представляем себе Вторую мировую войну, то главными для нас становятся не сами воспоминания об этой немецкой истребительной войне. Вопреки всей современной литературе, выставкам и исследованиям, мы думаем о печальных смертях немецких солдат в Сталинграде и об ужасах 1945 года. В одном только 2008-ом году все телеканалы сообщили о выпуске двух больших кинокартин, в центре которых судьба немецких жертв Красной армии в последние недели войны.
Это ужасно, что чудовищные масштабы террора, который немцы осуществляли в течение 3,5 лет в Советском Союзе, для большинства людей до сих пор не понятны. Число советских жертв той войны все еще способно поражать и пугать будущие поколения: ведь если немцы с 1939 по 1945 год потеряли от 6 до 7 миллионов погибших, то, повторимся, советских граждан было убито 27 миллионов!
Ужасающие, до тех пор Европе неведомые, размеры страданий связаны с особенным характером этого похода. Убийства были - по словам военного историка Юргена Ферстера - одновременно средством и целью той войны. План “Barbarossa” появился как реакция на стратегическую ситуацию 1940-го года, когда Великобритания, после несколько неожиданной немецкой победы над Францией, оказалась ничуть не готова предоставить Германии господство над континентом, а самой ограничиться лишь ролью чисто колониальной империи. Англичане продолжили войну, а США в то же время принимали в этом всё более активное участие на их стороне. Таким образом, совершенно последовательным в логике немецкого руководства было провести молниеносную войну против восточного соседа и лишить власти этого потенциального противника, чтобы смочь потом использовать ресурсы страны для победоносного окончания войны на западе, т.е. сделать второй шаг, чтобы смочь завершить первый.
В то же время План “Barbarossa” был элементарной целью национал-социалистской политики. С нападения 22 июня 1941 года началась "настоящая" война национал-социалистской Германии, и предшествовавшие ей походы в Восточной и Западной Европе, Скандинавии и на Балканах - всё это было только подготовкой к этой самой войне. Речь шла о захвате “жизненного пространства на востоке”, о создании огромной колониальной империи до Урала.
Эта цель Адольфа Гитлера чётко сформулирована не только в его опубликованном в 1925/26 гг. “Mein Kampf”. Он снова изложил эту свою позицию генералитету 3 февраля 1933 года: “На что должна быть использована Власть, добытая победой? Вероятно, на получение новых экспортных возможностей. А может быть - и, пожалуй, это всё-таки лучше - на захват нового жизненного пространства на востоке и на его бесцеремонную германизацию.” Славянские жители этого "жизненного пространства", в категориях национал-социалистов причисленные к биологически неполноценному человеческому материалу, должны были заслужить своё право на существование принудительным трудом на селящихся там немецких господ.
Однако, в отличие от тех же поляков и чехов, жители Советского Союза рассматривались не просто как “рассово-неполноценные славяне”.
“Война против России - это по большей части борьба за само существование немецкого народа. Это древняя борьба германцев против славянства, защита европейской культуры против московского азиатского наводнения, оборона от еврейского большевизма”, - пишет командующий 4-ой бронетанковой группы, генерал-полковник Эрих Хёпнер (имя которого сегодня носит одна Берлинская гимназия) в своём “Руководстве по ведению боевых действий” от 2 мая 1941 года. В то время как представления о “московском азиатском наводнении” подпитывались антирусскими настроениями 19-го века, представление об угрозе “еврейского большевизма” у консервативных элит, причём именно в офицерском корпусе, тесно связано с травмой революции ноября 1918-го. Эта революция, как и всё демократическое, была в высшей степени неприятна немецкому существу и являлась для них исключительно произведением еврейских и русских большевиков. Теперь пришёл момент погасить большевизм окончательно.
С самого первого дня немцы не шутили с этими своими планами.
При этом возможность реквизирования и разграбления играла важную роль у многих немецких солдат (с огромной гордостью пишет один 18-летний солдат своим родителям в начале июля 1941 года, что он уже 6 раз забирал новое нижнее белье - богатую, по его мнению, добычу). Правда, он так же сообщает разочарованно и о большой бедности этой страны. Так как вермахт должен был по большей части черпать снабжение из ресурсов оккупированных территорий, это лишало их население и без того небольших жизненных сил. Настоящие "области дефолиации" возникали там, где систематически грабили и уничтожали население, предоставляя, в частности, беженцам и местным жителям, умирать с голоду. Так немецкая оккупационная власть отнеслась к крупному городу Харькову с декабря 1941 по август 1942 года - 12 000 умерших голодной смертью. В других местах подсчёты особо не велись, но общее число жертв голода вследствие грабительской политики оценивается в миллион жизней.
Пока немецкие группы армий летом и осенью 1941-го наступали, они пытались решать эту вполне ожидаемую проблему голода посредством того, что вынуждали население бежать. “В ходе боевых действий под Харьковом и Белгородом приказано наступать, а также осуществлять массированный обстрел населенных пунктов. При этом необходимо всячески содействовать бегству населения на восток во время и после занятия города”, - сообщается в журнале боевых действий 6-ой армии от 10 октября 1941 года. Для этого осуществлялись сплошные бомбардировки; фотографии полностью выгоревших городов украшали немецкие журналы как доказательство “нашей непобедимой военной авиации”. Так, одна только сконцентрированная бомбардировка Сталинграда 24 августа 1942 года унесла 40 000 человеческих жизней; это соизмеримо, например, количеству жертв большого воздушного налёта союзников на Дрезден в феврале 1945-го.
Вскоре вермахт погнал перед собой огромную волну изгнания и бегства. 14 миллионов человек в 1941-ом году были сорваны войной с насиженных мест и погнаны на восток. Всё это - глава европейской истории беженцев, которая должна была бы найти своё место в композиции Музея беженцев в Берлине и во всех остальных подобных музеях.
Такая тактика изгнания или эвакуации жителей оказалась, однако, бесперспективной для немецкого руководства, когда в сентябре 1941-го года авангард 18-ой армии окружил Ленинград (сегодня Санкт-Петербург) вплоть до Ладожского озера. В Берлине решили, что даже после капитуляции СССР не станут занимать эту метрополию, а уморят голодом всех её жителей - 2 с половиной миллиона человек. Но голодающему Ленинграду удавалось выживать; снова и снова получалось обеспечить снабжение. Эта осада с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года унесла от 800.000 до 1 миллиона жизней. Для сравнения: общее количество немцев, которые погибли в 1939-1945 гг. от союзнических бомбардировок Германии - в 2 раза меньше.
Через 10 месяцев после начала вторжения, в мае 1942-го, статистика вермахта насчитала 3 миллиона советских военнопленных. Из них к этой дате выжил лишь один миллион. Остальные 2 миллиона уже погибли или были убиты: расстреляны или умерли от голода и болезней. Первыми жертвами газовых печей в Освенциме тоже были именно советские военнопленные.
Они все должны были умереть, так как принадлежали, согласно записям военных плановиков к “излишним едокам”, в рабочей силе которых не было нужды ввиду ожидаемой быстрой победы. Пункты международного права в отношении военнопленных игнорировались с самого начала. Если продуктов имелось в наличии достаточно - лишнее отбиралось, где продуктов не хватало - военнопленные вообще больше ничего не получали. Еще в ноябре 1941-го, когда молниеносная война уже потерпела неудачу, ответственный за всё снабжение генерал-квартирмайстер Эдуард Вагнер категорически заявил: “Неработающие военнопленные в лагерях должны умереть с голоду.”
Только в течение следующих месяцев снабжение незначительно повысилось, так как в ожидании долгой продолжительной войны рабочая сила приобрела большое значение. Но всё равно до 1945 года ещё примерно 3 из 5,7 миллионов советских военнопленных умерли.
Удивительно, что до сегодняшнего дня эти действительно уму непостижимые ужасы довольно слабо повлияли на наше восприятие национал-социалистического периода. Картина этой восточной войны определяется популярными воспоминаниями о битвах, суровом климате (“Генерал-Зима”), страданиях наших солдат, и не в последнюю очередь, всевозможными семейными преданиями.
Нет никаких сомнений, что на этой войне было травмировано целое поколение немецких мужчин. Но эта история страданий, однако, не должна заслонить от нас в миллионы раз более тяжкие преступления немецких агрессоров. Без отчетливого восприятия этих масштабов, без этих фактов, чисел, мы не поймём, что это такое - национал-социализм. И главное, мы тогда до конца не поймём опыт и воспоминания наших русских соседей по Европе.
Автор - Петер Яан, историк, руководил с 1995 по 2006 год Немецко-русским музеем в Берлин-Карлхорсте.