... и в трезвой памяти
Во второй раз довелось мне приобщиться к алкоглю в ментуре. А в первый...
Дело было в 94-м году. Мы тогда с Михалычем получили расчет за работу. Работа была по строительно-ремонтной части. Тогда не было гестарбайтеров, в этой роли выступали мы, студенты. Заработали весьма неплохо, но и по праву. Погода стояла теплая, но не жаркая, до начала учебного года было чертовски много веселого времени. Вобщем, жизнь рисовалась в самых ражужных тонах, и мы, уставшие, но отягощенные расчетом, неспешно двигались к Петергофским общагам, отмечая добычу. Путь до общаг был легким и веселым, не помню уж за давностью, то ли нам попался элитный 354-й автобус, то ли мы были рады 352-му, который довозил до НИИФ-а, но не до общаг (5 минут ползком), но мы добрались.
И ввалились в мрачный запой.
Точно помню, что сообщил нам именно Леха. Он поймал нас на пятачке между общагами и сказал два слова: "Ксюха упала". Он и сам был не в себе (а кто бы был?), но мы поняли. Тринадцатый этаж, лето, окна настежь, уснула на подоконнике...
Ксюха была красивой девушкой, какой только может быть симпатичная юная леди, высокая ростом и "с ногами от шеи". И еще безбашенно-веселой, но не глупой. В нашу компанию она влилась как-то незаметно-органично, вписалась, одним словом.
Тем летом у нас царил полный кавардак: стихи, песни, формулы, карты, шахматы, компьютеры, разговоры о будущем. И во всем этом мы были как рыба в воде, мы понимали друг друга, и жизнь казалась бесконечной и радостной. Наутро мы с Михалычем выходили на работу (здоровья тогда было выше крыши), а вечером возвращались и включались в водоворот.
Вечером, перед завершением работ (то есть накануне), вся компания, по обыкновению, засиделась до утра. Я ушел вздремнуть хотя бы пару часов (Михалыч ушел почти одновременно со мной и с той же целью). Я попросил разбудить, и Ксюха, заначив бутылочку пива, распинала меня на работу, сказав, что не спала потому, что ей нужно -- обязательно -- съездить в Питер, и поедет она где-то к обеду, после электричкиных перерывов. Все. Дальше вы знаете...
Мы ввалились в мрачный запой.
Митька был тогда во всероссийском розыске. Он не был уголовником, но умудрился двинуть самоходом из армии после присяги (потом, уже позже, он оттарабанил в дисбате за это от звонка до звонка, и вернулся живым). Он любил Ксюху, и она ему отвечала тем же. Митька тогда нашел работу в Питере и ежедневно туда мотался, а еще у него была квартира в Петергофе, на улице Бланменильской, в первом этаже пятиэтажного дома. В какой-то из дней мы туда и переместились всей компанией. Ну и... добрые соседские самаритяне вызвали ментов.
Самого этого факта я не помню, свалился спать после многочасового бдения. Но пробуждение было феерическим: полная квартира ментов (по разбрам полетов -- влезли в форточку, но, думаю, им просто открыли по простоте), Серега Коломиецъ в наручниках (попробовал спросить о своих правах), нас винтят, и успешно. Но (!) у нас было спиртное -- бутылка одного из тогда еще только появлявшихся ликеров (для девушек). Ее-то мы и прихватили в рюкзак. Стоп, есть еще один момент: у нас оставалась только пригубленная трехлитровая банка томатного сока (!). Ее не забрали (незаметно не смогли), и сок испортился. Не прощу! Еще менты прихватили из квартиры магнитофон (видимо, как самую ценную вещь, что правда).
За час до погрома, Митька поехал в Питер на работу и в обезьяннике мы оказались вдвоем с Серегой Коломийцем. Девушки были в более свободном положении: сначала с них брали показания, потом они просто слонялись. Но, что поразительно, нас даже не обыскали. При мне были паспорт, сигареты и изрядная сумма денег. А еще... а еще... у нас в рюкзаке был пузырь ликера. Его-то мы и раздавили на троих (с нами парился какой-то веселый незнакомый мужик, убийца, наверное). Выпив, мы немножко побуянили, но в меру. Дежурный мент пообещал брызнуть "черемухи", но не стал, не дурак же, просто прикрыл дверь поверх решетки, чего оказалось достаточно при сигаретном кумаре. Так или иначе, но просидели мы полдня. А учитывая, что последний раз мы ели не помню когда (такое бывает), жрать захотелось, как Ломоносову учиться. Я подозвал девченок, выдал денег и отправил с поручением. К чести ментов и к моему удивлению, никто не припятствовал, и девушки вскоре вернулись с бомбой колы и двумя батонами -- хлеба и колбасы, на которые мы и набросились. Дежурный мент смотрел на это стоически... какое-то время. Потом нервно вышел и вернулся со словами: "Которые тут студенты?! Идите на@$й отсюда! И музыку свою заберите!"
Мы не стали спорить и ввалились в мрачный запой. А тут и Михалыч подтянулся...
Вот так... А в этот раз. Ну что в этот раз... в это раз дело было не в обезьяннике. Мы пили хороший коньяк под хорошую закуску в компании прекрасного капитана милиции. А история припомнилась... Что ж делать, память человека не работает на стирание. И мне стало грустно. Опять.
Дело было в 94-м году. Мы тогда с Михалычем получили расчет за работу. Работа была по строительно-ремонтной части. Тогда не было гестарбайтеров, в этой роли выступали мы, студенты. Заработали весьма неплохо, но и по праву. Погода стояла теплая, но не жаркая, до начала учебного года было чертовски много веселого времени. Вобщем, жизнь рисовалась в самых ражужных тонах, и мы, уставшие, но отягощенные расчетом, неспешно двигались к Петергофским общагам, отмечая добычу. Путь до общаг был легким и веселым, не помню уж за давностью, то ли нам попался элитный 354-й автобус, то ли мы были рады 352-му, который довозил до НИИФ-а, но не до общаг (5 минут ползком), но мы добрались.
И ввалились в мрачный запой.
Точно помню, что сообщил нам именно Леха. Он поймал нас на пятачке между общагами и сказал два слова: "Ксюха упала". Он и сам был не в себе (а кто бы был?), но мы поняли. Тринадцатый этаж, лето, окна настежь, уснула на подоконнике...
Ксюха была красивой девушкой, какой только может быть симпатичная юная леди, высокая ростом и "с ногами от шеи". И еще безбашенно-веселой, но не глупой. В нашу компанию она влилась как-то незаметно-органично, вписалась, одним словом.
Тем летом у нас царил полный кавардак: стихи, песни, формулы, карты, шахматы, компьютеры, разговоры о будущем. И во всем этом мы были как рыба в воде, мы понимали друг друга, и жизнь казалась бесконечной и радостной. Наутро мы с Михалычем выходили на работу (здоровья тогда было выше крыши), а вечером возвращались и включались в водоворот.
Вечером, перед завершением работ (то есть накануне), вся компания, по обыкновению, засиделась до утра. Я ушел вздремнуть хотя бы пару часов (Михалыч ушел почти одновременно со мной и с той же целью). Я попросил разбудить, и Ксюха, заначив бутылочку пива, распинала меня на работу, сказав, что не спала потому, что ей нужно -- обязательно -- съездить в Питер, и поедет она где-то к обеду, после электричкиных перерывов. Все. Дальше вы знаете...
Мы ввалились в мрачный запой.
Митька был тогда во всероссийском розыске. Он не был уголовником, но умудрился двинуть самоходом из армии после присяги (потом, уже позже, он оттарабанил в дисбате за это от звонка до звонка, и вернулся живым). Он любил Ксюху, и она ему отвечала тем же. Митька тогда нашел работу в Питере и ежедневно туда мотался, а еще у него была квартира в Петергофе, на улице Бланменильской, в первом этаже пятиэтажного дома. В какой-то из дней мы туда и переместились всей компанией. Ну и... добрые соседские самаритяне вызвали ментов.
Самого этого факта я не помню, свалился спать после многочасового бдения. Но пробуждение было феерическим: полная квартира ментов (по разбрам полетов -- влезли в форточку, но, думаю, им просто открыли по простоте), Серега Коломиецъ в наручниках (попробовал спросить о своих правах), нас винтят, и успешно. Но (!) у нас было спиртное -- бутылка одного из тогда еще только появлявшихся ликеров (для девушек). Ее-то мы и прихватили в рюкзак. Стоп, есть еще один момент: у нас оставалась только пригубленная трехлитровая банка томатного сока (!). Ее не забрали (незаметно не смогли), и сок испортился. Не прощу! Еще менты прихватили из квартиры магнитофон (видимо, как самую ценную вещь, что правда).
За час до погрома, Митька поехал в Питер на работу и в обезьяннике мы оказались вдвоем с Серегой Коломийцем. Девушки были в более свободном положении: сначала с них брали показания, потом они просто слонялись. Но, что поразительно, нас даже не обыскали. При мне были паспорт, сигареты и изрядная сумма денег. А еще... а еще... у нас в рюкзаке был пузырь ликера. Его-то мы и раздавили на троих (с нами парился какой-то веселый незнакомый мужик, убийца, наверное). Выпив, мы немножко побуянили, но в меру. Дежурный мент пообещал брызнуть "черемухи", но не стал, не дурак же, просто прикрыл дверь поверх решетки, чего оказалось достаточно при сигаретном кумаре. Так или иначе, но просидели мы полдня. А учитывая, что последний раз мы ели не помню когда (такое бывает), жрать захотелось, как Ломоносову учиться. Я подозвал девченок, выдал денег и отправил с поручением. К чести ментов и к моему удивлению, никто не припятствовал, и девушки вскоре вернулись с бомбой колы и двумя батонами -- хлеба и колбасы, на которые мы и набросились. Дежурный мент смотрел на это стоически... какое-то время. Потом нервно вышел и вернулся со словами: "Которые тут студенты?! Идите на@$й отсюда! И музыку свою заберите!"
Мы не стали спорить и ввалились в мрачный запой. А тут и Михалыч подтянулся...
Вот так... А в этот раз. Ну что в этот раз... в это раз дело было не в обезьяннике. Мы пили хороший коньяк под хорошую закуску в компании прекрасного капитана милиции. А история припомнилась... Что ж делать, память человека не работает на стирание. И мне стало грустно. Опять.