Вечная память...
Я ведь как думал? Закончу в субботу работу над номером, пару дней отдохну, проведу вторую неделю Поста, достойно встречу Успение и на следующий день, 29-го, поеду через Литву (визу-то мою, бесплатную и шенгенскую открывать нужно) в Пинск, куда уже к дяде моему Василию и северные мои родственники (его сыновья с детьми) должны подъехать. Ведь из-за тяжёлого года в Москве и последующей непомерной занятости я Василия уже два года не видал, только звонил время от времени. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает…
Журнал-таки добили в субботу. Отправил в типографию, а утром в воскресенье, на Преображение, сиречь, Яблочный Спас, проводил я свою Галину Романовну в Москву, в больничку, почти весь день провалялся, отходя от трудовой недели, в которую пришлось, как папе Карло снова по 18 часов в день вкалывать, а понедельник у меня был посвящён делам больничным, после укола весь остаток дня ничего делать не могу. А часика в три ночи, пока я ещё не спал, раздался звонок. В Пинске только что опочил Василий Тихонович Корженков. Наш дядя Вася.
Василий - младший брат моего покойного отца, Виктора Тихоновича Корженкова. Их судьба и обыкновенна, и удивительна. Родились они в селе Речица, Жуковского района Брянской области. Их отец и мой дед Тихон Егорович в середине 30-х заработка ради деревню покинул, работал в разных местах, даже в московском метрострое, а в декабре 1937-го был арестован и сгинул в гулаге, так и не увидав своего малого сына Васю, родившегося в апреле 38-го, которого вместе с Витей воспитывала баба Нюра - Анна Ивановна Корженкова. Помогали семье врага народа и дядья, которые войну не пережили.
Началась война. Пришли немцы. Публично казнили оставшихся коммунистов, назначили старосту и полицаев (отказавшихся забили на месте), и ушли дальше. Пришли поляки, румыны, итальяшки… Все пытались забрать хоть что-то из оставшихся крох. Да и партизаны особенно не миндальничали. Почти все родственники погибли. Анна Ивановна с сыновьями выжила.
В 1945-ом старшему Виктору было уже 15 (на самом деле 16, мать при составлении документов после войны не смогла вспомнить ни год, ни месяц его рождения, сказала, мол, вроде, снег лежал) и при первой возможности поступил он в брянский железнодорожный техникум, закончил его, получил направление в уральский городок Камышлов - для ДВН (дети врагов народа), да ещё побывавших в оккупации, столицы и крупные города были закрыты. Отслужил в армии (к ДВН, которым на момент ареста родителя было меньше 12 годиков, было более мягкое отношение, чем к более взрослым, которых в армию не брали, а брали совсем в другое заведение). Выписал он из Брянщины на Урал маму и брата, женился на деревенской девушке Зине Лоскутовой, закончившей камышловское педучилище и оставшейся в городе. Собственно они и содержали всю семью, включая двух матерей (дед мой по материнской линии, Василий Лоскутов, погиб ещё в начале войны) и подрастающего Васю, который быстро перерос старшего брата (см. фоту начала 1960-х гг.), поступил учиться в Свердловск, занимался довольно серьёзно боксом, и, в конце концов, укатил на север и осел в Никеле, что в Мурманской области на границе с Норвегией.
Чудом выжившие братья помаленьку поднялись. Работали, работали, работали. (От родителей наших и мы, дети их, получили усердие к работе и, увы, полное неумение отдыхать.) Виктор начал кочегаром, стал помощником машиниста, техником, мастером, машинистом, начальником камышловского подменного пункта, заочно окончил институт в Москве, в 1972-м был переведён в Тюмень, где стал УРБ Тюменского отделения Свердловской железной дороги, затем и главным инженером этого огромного комплекса самых различных предприятий, на котором работало около 20 тысяч человек. Василий пошёл по части строительной и монтажной, женился на белоруской девушке Надежде, которая приехала на север, а после выхода на пенсию они поселились в замечательном городе Пинске, на юге Беларуси. Братья вступили в партию, верили в светлое будущее. А оно не пришло, это будущее… Пришёл Миша Меченый. И Боря Алкаш… Впрочем, не будем о плохом, да и из партии они вышли…
Братья Корженковы пользовались большим уважением. Приятель мой камышловский Саша З. говорит, что отца моего всё ещё добрым словом вспоминают старики в Камышлове, ну а для нас уже при жизни своей легендой стал дядя Вася. Крепкий, довольно молодой (помню его 25-30 летним), он раз в несколько лет появлялся у нас и переворачивал всю нашу спокойную жизнь с ног на голову, рассказывал байки про север, про командировки в Среднюю Азию и на Кавказ, привозил вкуснючую рыбу (кто ещё, кроме нас и друзей семьи тогда в Камышлове мог рассказать, что лакомился палтусом?), другие подарки. Отец наш был спокойнее. Но ни жизненные невзгоды, не закончившиеся в юности (две дочки его, сестрёнки мои, умерли), ни проблемы со здоровьем не сломили его. Просто, он много молчал, иногда мрачнел… Про прошлое рассказывал мало. Меньше брата. Никогда никого не винил и на судьбу не роптал. Деревенский, он свободные минуты проводил на огороде, потом на даче, ездил на рыбалку, на охоту, много читал. Любил копаться на даче и читать и Василий. Читал особенно про историю. Прочитав очередную книгу, переварив её, сравнив с другими источниками и сделав выводы, дядя Вася пересказывал её соседям, и был уважаем в Пинске, что знаю из общения с соседями, никак не меньше, чем старший брат в Камышлове.
Несмотря ни на что, он так и остался младшим братом. Как водится у нас на Руси, младший относился к старшему, почти как к отцу, что, впрочем, не удивительно. Но в 98-м холодной декабрьской ночью Виктора не стало. Старшим в роду сделался Василий.
И уже я стал наезжать к нему в Пинск, общаться. Всегда и обо всём имел он своё мнение, иногда, очень категоричное, но, что совсем не типично для людей его поколения, был открыт для обсуждения. Помню, как-то подарил я ему “Вторую мировую войну” сэра Лиддела Гарта, а в следующий мой приезд он признался, что после её прочтения кое-какие представления у него поменялись.
20-го августа закончилась земная жизнь Василия Тихоновича. Собрались сыновья его, племянники, внуки, соседи… По местному обычаю, тело привезли на ночь домой. Читал ночью над дядей Псалтырь, по кафизме, чередуясь с соседкой Татьяной, которая давно стала для семьи как родная. И проводил в последний путь, неся крест, который сейчас отмечает место его вечного упокоения.
Да. На Успение я был уже дома. Грустный получился праздник.
Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего новопреставленного Василия,
и остави ему вся согрешения его вольная и невольная, и даруй ему Царствие Небесное.
