Новая книга в серии "Обычай Веков"
Итак, книга "Были и Небыли сказки..." (о которой сообщалось ранее http://sever-veter.livejournal.com/20628.html) наконец-таки вышла :)
Официальная информация здесь: http://ganga.ru/book/book177.html
Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. Были и Небыли сказки. О необычном, обыденном и искусстве перехода между ними / Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. - М.: Ганга, 2011. - 288 с., ил., лит. - (Обычай веков). ISBN 978-5-98882-135-9
Оглавление.
О.О. Столяров. Сказка сказке рознь...
Почему и о чём эта книга
Что же нам нужно от сказки
Как услужить навьей Хозяйке
Спящая красавица бродит по Европе
Сказка: недомиф или просто история?
Лягушка с громовым молотом
Вещий конь с Того Света
Разве сказки нужны только детям?
«Лютый зверь» Междумирья
О дураке в сказках и сказках для дураков
«Умный» муж и «глупая» жена или наоборот?
Хороший, плохой, злой…
По чести ли богатырю «напуск смелый»?
Пространство сказки
Сказки как ритуальные тексты
Время сказки и обряды перехода
Посвящения у славян и обряды перехода
Завершающее многоточие
Приложение 1. «Иван Быкович» в божественной игре: пешка или фигура?
Приложение 2. Как мы сказки разыгрывали
Благодарности
Авторы выражают глубокую благодарность нашим соратникам по Научно-исследовательскому обществу «Северный ветер», а также всем участникам цикла семинаров «Переходная обрядность в Северной и Северо-Западной Традиции. Состояние изучения и проблемы реконструкции: Место, время, условия совершения обрядов перехода» и дискуссионного клуба «Аномалия плюс» за обсуждение идей, изложенных в этой книге, в том числе за критические замечания, конструктивные мысли и высказанные ими многочисленные соображения, которые вовсе не обязательно совпадали с нашей точкой зрения.
Почему и о чём эта книга
Эта книга - не о сказках как таковых. Она о том, частью чего являются сказки. Уже не первый год мы пытаемся осмыслить то, что сохранилось от древнейшего миропонимания наших предков, полагая его заслуживающим не только исследовательского интереса, но неотъемлемой частью восприятия окружающей действительности каждым человеком. Конечно, современная жизнь городского жителя, тем более обитателя мегаполиса, отличается от жизни человека даже XIX века, причём не сильно, а очень сильно. Что уж говорить о жизни людей тысячелетие назад?
Да, жизнь меняется. Меняются её качество, продолжительность, даже преобладающие в обществе идеалы… (последние вообще, как кажется, вывернулись уже наизнанку, а теперь стремятся перебраться куда-то в параллельный мир). Однако люди остаются по большому счёту прежними. И дело здесь не в «общечеловеческих ценностях», чур-чур-чур! Просто если технологии способны прогрессировать очень быстро, то с внутренним миром людей сложнее. Наша эволюция (если оставаться в рамках дарвинизма) тянется уже не тысячелетия даже и даже не десятки тысячелетий, а осязаемых перемен вроде бы не заметно. И в некотором роде прав булгаковский Воланд, который решил поглядеть на Москву и вынес вердикт: «…Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их».
Что особенно важно, так это высокая степень устойчивости внутренних установок. Наше бессознательное, склонное к образному восприятию действительности, было и остаётся таким же или почти таким же, как в далёком прошлом. В глубине своей и в большинстве своём люди нуждаются в чуде, в волшебстве - правда, вовсе не в таком, как ребёнок с неиспорченным вкусом к волшебному, а в достаточно обывательском смысле. Это доказывает и тот памятный булгаковский сеанс чёрной магии в варьете, и прочие «сеансы», именуемые так по сей день со всяческими крибле-крабле-бумс или ахалай-махалай... Вожделеемое волшебство обретает различный внешний облик, однако парадокс в том, что стержневая, сущностная основа всё равно не меняется - под какими бы «-измами» она ни скрывалась. И сказки являются одним из самых совершенных её выражений. Почему совершенных? Они существуют тысячелетиями, шлифуются, обретают оптимальное выражение. «Из сказки слова не выкинешь», - говорит народ и правильно говорит.
Как заметил яркий представитель магического реализма, сербский писатель Мирослав Павич: «Нет старых и молодых снов. Сны не стареют. Они вечны. Они единственная вечная часть человечества» («Ящик для письменных принадлежностей»). Сны - язык, которым говорит с нами наше глубинное «я», наше бессознательное. Как и сны, сказки позволяют случиться невозможному, при этом оно не кажется чем-то невероятным. Сказки - переложенный на речь язык наших снов, сокровенных уголков наших душ. Но сказки и нечто большее. Они даже в большей степени, нежели сны, содержат подсказку, инструкцию. Ведь сказки - обобщённый опыт поколений, а не плод личного, неминуемо субъективного толкования каких-либо знаков и подтекстов. Поэтому сказки обречены выигрывать некое условное состязание с авторскими литературными произведениями, претендующими на «мифологичность», стремящимися установить связь между вещью (со-бытием) и личностью (Смазнова, 2007, с. 69). Задача авторской литературы, которая, по выражению М.М. Бахтина, «заключается в том, чтобы вещную среду, воздействующую механически на личность, заставить заговорить, то есть раскрыть в ней потенциальное слово и тон, превратить ее в смысловой контекст мыслящей, говорящей и поступающей (в том числе и творящей) личности» (Бахтин, 1979, с. 365-366), народными сказками решена изначально - по крайней мере, в том виде, в котором они дошли до наших дней.
Вот почему (в том числе, конечно) сказки относятся к числу универсальных культурных кодов. В отличие от мифов, переложенные на разные языки сказки остаются почти полностью или даже полностью понятными слушателям и читателям - за исключением, быть может, мелких бытовых деталей. Но главное, понятна их идея.
Разбирая сказки, мы вынуждены обращать внимание на их виды. Общеизвестно, что сказки классифицируют по адресной группе (для детей или для взрослых), по типу - волшебные, бытовые, докучные, сказки о животных и т. п. Так или иначе, мы обращаемся к сказкам для разного возраста и разным по структуре, хотя наибольшее внимание уделяем сказкам волшебным, которые - что, в общем-то, общепризнано - полнее всего сохраняют множество древних черт и элементов. Далее мы постараемся показать, как именно и что именно сохраняется. При этом придётся порою вступать в полемику с распространившейся модой весьма вольного отношения к этому виду нематериального культурного наследия, когда сказки толкуют с позиции современного человека, находя в них буквально всё, что душе угодно, лишь бы оно вписалось в измышлённую толкователем концепцию прошлого. Мы полагаем это отношение буквально преступным по отношению к исторической памяти нашего народа и к его будущему тоже.
Прежде чем двинуться дальше, стоит сделать несколько уточнений.
Мы полагаем, что, невзирая на новые знания о мире, о законах природы и строении вещества, природное, то есть естественное, от рождения возникшее восприятие мира человеком в целом остаётся примерно таким же, каким оно было издревле. Это обусловлено тем, что первоначальная картина мира складывалась исключительно на основе наблюдения за окружающей действительностью.
«В самом общем виде модель мира определяется как сокращённое и упрощённое отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции, взятых в их системном и операционном аспектах. Модель мира не относится к числу понятий эмпирического уровня (носители данной традиции могут не осознавать модель мира во всей её полноте). Системность и операционный характер модели мира дают возможность на синхронном уровне решить проблему тождества (различение инвариантных и вариантных отношений), а на диахроническом уровне установить зависимость между элементами системы и их потенциями исторического развития» (Топоров, 1988).
Действительно, немногие смертные способны на основе только личных знаний и жизненного опыта, опираясь на известные им факты и события, выстроить удовлетворяющую всех модель мироздания. Такое, быть может, оказалось бы под силу мифическому Синдбаду или, скажем, Ваське Буслаеву (да только он расколол себе голову о «пуп земли»). В реальности же для этого требовался опыт поколений, передаваемый как устная традиция, протяженность во времени и пространстве. Либо - в одно и то же время требовался опыт сотен, если не тысяч, наблюдателей и естествоиспытателей одного языка, способных обмениваться хотя бы голубиной почтой, за неимением бесконечно долгого личного времени на жизнь.
Есть ещё одно, весьма важное для понимания особенностей традиционной культуры, обстоятельство, разобраться с которым помогают именно сказки. По справедливому наблюдению большинства исследователей, сказки связаны с памятью о так называемых обрядах инициации. К этому выводу приходит В.Я. Пропп в знаменитых книгах «Исторические корни волшебной сказки» и «Морфология сказки», а также многие другие исследователи - от М. Элиаде до современных отечественных авторов.
Но что такое «обряды перехода»? Термин введён в науку прославленным антропологом Арнольдом ван Геннепом (русское издание его работы «Обряды перехода: систематическое изучение обрядов» вышло в 2002 году).
Речь идёт о том, что в традиционной культуре существуют обладающие рядом общих черт и сущностно родственные обрядовые действия, связанные с радикальными переменами существующего положения индивидуума. Ван Геннеп показал, что обряды перехода, сопровождают критические переломные точки в жизни не только человека, но и природы (ван Геннеп, 2002). Каково бы ни было общество по своему укладу, жизнь человека в нём всегда связана с последовательными переходами из одной социальной группы в другую. Так было прежде, так происходит и сегодня.
При этом в традиционном обществе всякое изменение порождает либо влечёт обрядовое действо, призванное не допустить или сколько возможно снизить возможный ущерб от таких изменений. На протяжении жизни человек последовательно проходит некоторые этапы, которые следует рассматривать как переходы: рождение, достижение социальной зрелости, брак, отцовство/материнство, старение, смерть. Отдельно можно рассматривать профессиональный и личностный рост, которые также сопровождаются переходными изменениями. Каждое из этих явлений сопровождается ритуализированными действиями, цель которых - обозначение смены статуса человека и помощь в таком переходе. Современные обряды перехода в значительной степени лишены сакральной составляющей, однако это не делает их менее важными для человека-участника.
Впрочем, предоставим слово самому ван Геннепу: «Когда классификация механизмов действия обрядов разработана, становится относительно легко понять смысл последовательности проводимых церемоний. Отметим также, что создатели теорий почти и не пытались разработать подобную классификацию» (ван Геннеп, 2002, с. 15). И далее он пишет о своём труде: «Настояшая книга - попытка создания классификации последовательности церемоний, сопровождающих переход из одного состояния в другое, из одного мира (космического или общественного) - в другой. Принимая во внимание важность этих переходов, я считаю обоснованным выделить особые категории обрядов перехода: обряды отделения, обряды промежуточные и обряды включения. Эти три категории могут быть в разной степени выражены у одного и того же народа или в одном и том же церемониальном цикле. <...> Если полная схема обрядов перехода теоретически состоит из обрядов прелиминарных (отделение), лиминарных (промежуток), постлиминарных (включение), это не значит, что на практике существует равновесие трёх групп по их значению и степени их разработки.
Кроме того, в некоторых случаях схема усложняется: в этом случае переходный, или промежуточный, период растянут настолько, что он представляет собой автономный (самостоятельный) этап. <...>
Я далёк от утверждения, что все обряды, связанные с рождением, инициацией, свадьбой и т. п., являются лишь обрядами перехода. Ведь помимо основной направленности этих обрядов, которая заключается в том, чтобы обеспечить переход из одного магически-религиозного или мирского сообщества в другое, каждая из этих церемоний имеет еще собственную цель» (Там же, с. 15-16).
Отдельным видом обрядов перехода следует считать и так называемые инициации. Между ними иногда ставят знак равенства, но, как следует из сказанного только что, это неверно.
В любом случае именно сказки позволяют не только восстановить цели и задачи обрядов перехода, но понять, что они означают, как принято говорить, в личностном плане, то есть для самого человека.
Тема эта сама по себе чрезвычайно сложна, объёмна. Применительно же к восточным славянам она затрудняется ещё и тем обстоятельством, что сохранность информации о многих видах посвятительных обрядов в ряде случае оставляет желать лучшего, и исследователи просто вынуждены переходить из области доказательных фактов в область предположений, широко используя методы сравнительного анализа. Тут надо оговориться, что и различные реконструкции, увы, по большей части отличаются избыточной романтизацией и идеализаций этой крайне непростой темы.
В силу указанной, а также ряда других весьма весомых причин мы - после долгих размышлений - не рискнули взять на себя смелость сосредоточить своё внимание именно на инициатической составляющей сказок (как бы нам ни хотелось обратного). Вот почему эта книга представляет собою скорее собрание связанных единой темой эссе. Мы постарались «встроить» сказки и переходную обрядность в общий контекст древнейшей восточнославянской культурной традиции, а также изложить ряд соображений, которые не вполне вписываются в устоявшийся в головах широкого круга читателей (а порою и исследователей) образ сказок.
Мы предлагаем рассматривать сказки не в контексте фольклорных жанров как вид литературных произведений, а также не как фрагменты мифов языческих времён. Почему именно так, будет показано в дальнейшем тексте. Как прочие жанры устного народного творчества, сказки сохраняют те основополагающие установки, которые как раз интересны и важны для исследований традиционного мировоззрения.
Сложность поиска его основ неоднократно отмечалась различными исследователями фольклора и других видов культурной традиции. Основная причина, как принято обычно указывать, кроется в недостатке действительно древних фиксированных её пластов. Если археологические артефакты, нравится это кому-то или нет, существуют, систематизированы и, следовательно, могут быть истолкованы с той или иной степенью полноты и достоверности, то, переходя к культуре нематериальной, мы во многом оказываемся на довольно зыбкой почве допущений и предположений. Однако и они могут оказаться полноправными следствиями, если подходить к реконструкции научно, на основе историзма, а не с модной у популяризаторов позиции «я так вижу, следовательно, это так и есть». Увы, желаемое с действительным часто расходится (и, думаем, нам не стоит в данном случае абсолютизировать также собственные наблюдения, выводы и взгляды).
Как бы то ни было, для нас в рамках означенного подхода на передний план выходит не среда бытования сказок и не их структура, но отражение в них исторически, культурно и географически обусловленных категорий, которые, на наш взгляд, можно - пусть и с известной степенью допущения - назвать неизменными. Суть их довольно проста: это прежде всего идея выживания, сохранения своей идентичности, вначале семейно-родовой, позднее - национальной; на промежуточном уровне и религиозной. Последнюю мы выносим за скобки, поскольку думаем, что религиозное во многих случаях приспосабливается конкретным этносом под задачи более базисные, первичные.
Личностная составляющая сказочных сюжетов и обрядов перехода как таковых побуждает нас широко обращаться и к некоторым течениям психологии и педагогики, обобщая и анализируя собственный, пусть не очень большой, опыт работы в этом направлении.
Вот об этом, а попутно о многом другом, нам и хотелось бы поговорить с читателями. Поспорить, задать вопросы, пригласить задуматься...
Официальная информация здесь: http://ganga.ru/book/book177.html
Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. Были и Небыли сказки. О необычном, обыденном и искусстве перехода между ними / Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. - М.: Ганга, 2011. - 288 с., ил., лит. - (Обычай веков). ISBN 978-5-98882-135-9
Оглавление.
О.О. Столяров. Сказка сказке рознь...
Почему и о чём эта книга
Что же нам нужно от сказки
Как услужить навьей Хозяйке
Спящая красавица бродит по Европе
Сказка: недомиф или просто история?
Лягушка с громовым молотом
Вещий конь с Того Света
Разве сказки нужны только детям?
«Лютый зверь» Междумирья
О дураке в сказках и сказках для дураков
«Умный» муж и «глупая» жена или наоборот?
Хороший, плохой, злой…
По чести ли богатырю «напуск смелый»?
Пространство сказки
Сказки как ритуальные тексты
Время сказки и обряды перехода
Посвящения у славян и обряды перехода
Завершающее многоточие
Приложение 1. «Иван Быкович» в божественной игре: пешка или фигура?
Приложение 2. Как мы сказки разыгрывали
Благодарности
Авторы выражают глубокую благодарность нашим соратникам по Научно-исследовательскому обществу «Северный ветер», а также всем участникам цикла семинаров «Переходная обрядность в Северной и Северо-Западной Традиции. Состояние изучения и проблемы реконструкции: Место, время, условия совершения обрядов перехода» и дискуссионного клуба «Аномалия плюс» за обсуждение идей, изложенных в этой книге, в том числе за критические замечания, конструктивные мысли и высказанные ими многочисленные соображения, которые вовсе не обязательно совпадали с нашей точкой зрения.
Почему и о чём эта книга
Эта книга - не о сказках как таковых. Она о том, частью чего являются сказки. Уже не первый год мы пытаемся осмыслить то, что сохранилось от древнейшего миропонимания наших предков, полагая его заслуживающим не только исследовательского интереса, но неотъемлемой частью восприятия окружающей действительности каждым человеком. Конечно, современная жизнь городского жителя, тем более обитателя мегаполиса, отличается от жизни человека даже XIX века, причём не сильно, а очень сильно. Что уж говорить о жизни людей тысячелетие назад?
Да, жизнь меняется. Меняются её качество, продолжительность, даже преобладающие в обществе идеалы… (последние вообще, как кажется, вывернулись уже наизнанку, а теперь стремятся перебраться куда-то в параллельный мир). Однако люди остаются по большому счёту прежними. И дело здесь не в «общечеловеческих ценностях», чур-чур-чур! Просто если технологии способны прогрессировать очень быстро, то с внутренним миром людей сложнее. Наша эволюция (если оставаться в рамках дарвинизма) тянется уже не тысячелетия даже и даже не десятки тысячелетий, а осязаемых перемен вроде бы не заметно. И в некотором роде прав булгаковский Воланд, который решил поглядеть на Москву и вынес вердикт: «…Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их».
Что особенно важно, так это высокая степень устойчивости внутренних установок. Наше бессознательное, склонное к образному восприятию действительности, было и остаётся таким же или почти таким же, как в далёком прошлом. В глубине своей и в большинстве своём люди нуждаются в чуде, в волшебстве - правда, вовсе не в таком, как ребёнок с неиспорченным вкусом к волшебному, а в достаточно обывательском смысле. Это доказывает и тот памятный булгаковский сеанс чёрной магии в варьете, и прочие «сеансы», именуемые так по сей день со всяческими крибле-крабле-бумс или ахалай-махалай... Вожделеемое волшебство обретает различный внешний облик, однако парадокс в том, что стержневая, сущностная основа всё равно не меняется - под какими бы «-измами» она ни скрывалась. И сказки являются одним из самых совершенных её выражений. Почему совершенных? Они существуют тысячелетиями, шлифуются, обретают оптимальное выражение. «Из сказки слова не выкинешь», - говорит народ и правильно говорит.
Как заметил яркий представитель магического реализма, сербский писатель Мирослав Павич: «Нет старых и молодых снов. Сны не стареют. Они вечны. Они единственная вечная часть человечества» («Ящик для письменных принадлежностей»). Сны - язык, которым говорит с нами наше глубинное «я», наше бессознательное. Как и сны, сказки позволяют случиться невозможному, при этом оно не кажется чем-то невероятным. Сказки - переложенный на речь язык наших снов, сокровенных уголков наших душ. Но сказки и нечто большее. Они даже в большей степени, нежели сны, содержат подсказку, инструкцию. Ведь сказки - обобщённый опыт поколений, а не плод личного, неминуемо субъективного толкования каких-либо знаков и подтекстов. Поэтому сказки обречены выигрывать некое условное состязание с авторскими литературными произведениями, претендующими на «мифологичность», стремящимися установить связь между вещью (со-бытием) и личностью (Смазнова, 2007, с. 69). Задача авторской литературы, которая, по выражению М.М. Бахтина, «заключается в том, чтобы вещную среду, воздействующую механически на личность, заставить заговорить, то есть раскрыть в ней потенциальное слово и тон, превратить ее в смысловой контекст мыслящей, говорящей и поступающей (в том числе и творящей) личности» (Бахтин, 1979, с. 365-366), народными сказками решена изначально - по крайней мере, в том виде, в котором они дошли до наших дней.
Вот почему (в том числе, конечно) сказки относятся к числу универсальных культурных кодов. В отличие от мифов, переложенные на разные языки сказки остаются почти полностью или даже полностью понятными слушателям и читателям - за исключением, быть может, мелких бытовых деталей. Но главное, понятна их идея.
Разбирая сказки, мы вынуждены обращать внимание на их виды. Общеизвестно, что сказки классифицируют по адресной группе (для детей или для взрослых), по типу - волшебные, бытовые, докучные, сказки о животных и т. п. Так или иначе, мы обращаемся к сказкам для разного возраста и разным по структуре, хотя наибольшее внимание уделяем сказкам волшебным, которые - что, в общем-то, общепризнано - полнее всего сохраняют множество древних черт и элементов. Далее мы постараемся показать, как именно и что именно сохраняется. При этом придётся порою вступать в полемику с распространившейся модой весьма вольного отношения к этому виду нематериального культурного наследия, когда сказки толкуют с позиции современного человека, находя в них буквально всё, что душе угодно, лишь бы оно вписалось в измышлённую толкователем концепцию прошлого. Мы полагаем это отношение буквально преступным по отношению к исторической памяти нашего народа и к его будущему тоже.
Прежде чем двинуться дальше, стоит сделать несколько уточнений.
Мы полагаем, что, невзирая на новые знания о мире, о законах природы и строении вещества, природное, то есть естественное, от рождения возникшее восприятие мира человеком в целом остаётся примерно таким же, каким оно было издревле. Это обусловлено тем, что первоначальная картина мира складывалась исключительно на основе наблюдения за окружающей действительностью.
«В самом общем виде модель мира определяется как сокращённое и упрощённое отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции, взятых в их системном и операционном аспектах. Модель мира не относится к числу понятий эмпирического уровня (носители данной традиции могут не осознавать модель мира во всей её полноте). Системность и операционный характер модели мира дают возможность на синхронном уровне решить проблему тождества (различение инвариантных и вариантных отношений), а на диахроническом уровне установить зависимость между элементами системы и их потенциями исторического развития» (Топоров, 1988).
Действительно, немногие смертные способны на основе только личных знаний и жизненного опыта, опираясь на известные им факты и события, выстроить удовлетворяющую всех модель мироздания. Такое, быть может, оказалось бы под силу мифическому Синдбаду или, скажем, Ваське Буслаеву (да только он расколол себе голову о «пуп земли»). В реальности же для этого требовался опыт поколений, передаваемый как устная традиция, протяженность во времени и пространстве. Либо - в одно и то же время требовался опыт сотен, если не тысяч, наблюдателей и естествоиспытателей одного языка, способных обмениваться хотя бы голубиной почтой, за неимением бесконечно долгого личного времени на жизнь.
Есть ещё одно, весьма важное для понимания особенностей традиционной культуры, обстоятельство, разобраться с которым помогают именно сказки. По справедливому наблюдению большинства исследователей, сказки связаны с памятью о так называемых обрядах инициации. К этому выводу приходит В.Я. Пропп в знаменитых книгах «Исторические корни волшебной сказки» и «Морфология сказки», а также многие другие исследователи - от М. Элиаде до современных отечественных авторов.
Но что такое «обряды перехода»? Термин введён в науку прославленным антропологом Арнольдом ван Геннепом (русское издание его работы «Обряды перехода: систематическое изучение обрядов» вышло в 2002 году).
Речь идёт о том, что в традиционной культуре существуют обладающие рядом общих черт и сущностно родственные обрядовые действия, связанные с радикальными переменами существующего положения индивидуума. Ван Геннеп показал, что обряды перехода, сопровождают критические переломные точки в жизни не только человека, но и природы (ван Геннеп, 2002). Каково бы ни было общество по своему укладу, жизнь человека в нём всегда связана с последовательными переходами из одной социальной группы в другую. Так было прежде, так происходит и сегодня.
При этом в традиционном обществе всякое изменение порождает либо влечёт обрядовое действо, призванное не допустить или сколько возможно снизить возможный ущерб от таких изменений. На протяжении жизни человек последовательно проходит некоторые этапы, которые следует рассматривать как переходы: рождение, достижение социальной зрелости, брак, отцовство/материнство, старение, смерть. Отдельно можно рассматривать профессиональный и личностный рост, которые также сопровождаются переходными изменениями. Каждое из этих явлений сопровождается ритуализированными действиями, цель которых - обозначение смены статуса человека и помощь в таком переходе. Современные обряды перехода в значительной степени лишены сакральной составляющей, однако это не делает их менее важными для человека-участника.
Впрочем, предоставим слово самому ван Геннепу: «Когда классификация механизмов действия обрядов разработана, становится относительно легко понять смысл последовательности проводимых церемоний. Отметим также, что создатели теорий почти и не пытались разработать подобную классификацию» (ван Геннеп, 2002, с. 15). И далее он пишет о своём труде: «Настояшая книга - попытка создания классификации последовательности церемоний, сопровождающих переход из одного состояния в другое, из одного мира (космического или общественного) - в другой. Принимая во внимание важность этих переходов, я считаю обоснованным выделить особые категории обрядов перехода: обряды отделения, обряды промежуточные и обряды включения. Эти три категории могут быть в разной степени выражены у одного и того же народа или в одном и том же церемониальном цикле. <...> Если полная схема обрядов перехода теоретически состоит из обрядов прелиминарных (отделение), лиминарных (промежуток), постлиминарных (включение), это не значит, что на практике существует равновесие трёх групп по их значению и степени их разработки.
Кроме того, в некоторых случаях схема усложняется: в этом случае переходный, или промежуточный, период растянут настолько, что он представляет собой автономный (самостоятельный) этап. <...>
Я далёк от утверждения, что все обряды, связанные с рождением, инициацией, свадьбой и т. п., являются лишь обрядами перехода. Ведь помимо основной направленности этих обрядов, которая заключается в том, чтобы обеспечить переход из одного магически-религиозного или мирского сообщества в другое, каждая из этих церемоний имеет еще собственную цель» (Там же, с. 15-16).
Отдельным видом обрядов перехода следует считать и так называемые инициации. Между ними иногда ставят знак равенства, но, как следует из сказанного только что, это неверно.
В любом случае именно сказки позволяют не только восстановить цели и задачи обрядов перехода, но понять, что они означают, как принято говорить, в личностном плане, то есть для самого человека.
Тема эта сама по себе чрезвычайно сложна, объёмна. Применительно же к восточным славянам она затрудняется ещё и тем обстоятельством, что сохранность информации о многих видах посвятительных обрядов в ряде случае оставляет желать лучшего, и исследователи просто вынуждены переходить из области доказательных фактов в область предположений, широко используя методы сравнительного анализа. Тут надо оговориться, что и различные реконструкции, увы, по большей части отличаются избыточной романтизацией и идеализаций этой крайне непростой темы.
В силу указанной, а также ряда других весьма весомых причин мы - после долгих размышлений - не рискнули взять на себя смелость сосредоточить своё внимание именно на инициатической составляющей сказок (как бы нам ни хотелось обратного). Вот почему эта книга представляет собою скорее собрание связанных единой темой эссе. Мы постарались «встроить» сказки и переходную обрядность в общий контекст древнейшей восточнославянской культурной традиции, а также изложить ряд соображений, которые не вполне вписываются в устоявшийся в головах широкого круга читателей (а порою и исследователей) образ сказок.
Мы предлагаем рассматривать сказки не в контексте фольклорных жанров как вид литературных произведений, а также не как фрагменты мифов языческих времён. Почему именно так, будет показано в дальнейшем тексте. Как прочие жанры устного народного творчества, сказки сохраняют те основополагающие установки, которые как раз интересны и важны для исследований традиционного мировоззрения.
Сложность поиска его основ неоднократно отмечалась различными исследователями фольклора и других видов культурной традиции. Основная причина, как принято обычно указывать, кроется в недостатке действительно древних фиксированных её пластов. Если археологические артефакты, нравится это кому-то или нет, существуют, систематизированы и, следовательно, могут быть истолкованы с той или иной степенью полноты и достоверности, то, переходя к культуре нематериальной, мы во многом оказываемся на довольно зыбкой почве допущений и предположений. Однако и они могут оказаться полноправными следствиями, если подходить к реконструкции научно, на основе историзма, а не с модной у популяризаторов позиции «я так вижу, следовательно, это так и есть». Увы, желаемое с действительным часто расходится (и, думаем, нам не стоит в данном случае абсолютизировать также собственные наблюдения, выводы и взгляды).
Как бы то ни было, для нас в рамках означенного подхода на передний план выходит не среда бытования сказок и не их структура, но отражение в них исторически, культурно и географически обусловленных категорий, которые, на наш взгляд, можно - пусть и с известной степенью допущения - назвать неизменными. Суть их довольно проста: это прежде всего идея выживания, сохранения своей идентичности, вначале семейно-родовой, позднее - национальной; на промежуточном уровне и религиозной. Последнюю мы выносим за скобки, поскольку думаем, что религиозное во многих случаях приспосабливается конкретным этносом под задачи более базисные, первичные.
Личностная составляющая сказочных сюжетов и обрядов перехода как таковых побуждает нас широко обращаться и к некоторым течениям психологии и педагогики, обобщая и анализируя собственный, пусть не очень большой, опыт работы в этом направлении.
Вот об этом, а попутно о многом другом, нам и хотелось бы поговорить с читателями. Поспорить, задать вопросы, пригласить задуматься...