Природа или воспитание?

Dec 07, 2018 20:21

Собрав в одном месте, как мне казалось, все важные данные о мозге, я упустила-таки, как минимум, один момент: гены или среда? В английском варианте он звучит гораздо эффектнее: "nature or nurture" - природа или воспитание. Эта проблема охватывает границу между поведением, диктуемым нашей биологией,  и поведением, опирающимся на жизненный опыт. Нейропсихология лежит в этой же полосе, но как бы рядом.

Вопрос возможного наследования личностных качеств имеет долгую историю, и во все времена привлекал внимание всяческих элит, стремившихся доказать наличие в их роду особой голубой крови. С относительно недавних пор к этому делу была привлечена наука, которая старалась предложить клиентам какую-нибудь увесистую версию. Например, френологию - учение о наследственно передающейся форме черепа, отражающей особенности мозга и психики (мода на эту научную идею иронически отражена в оперетте "Сильва"). Или вполне шовинистическую евгенику, предполагавшую селекционную работу над человеком по образцу наиболее выдающихся представителей рода людского. На нее сильно уповали британцы, пока наци не испортили ей репутацию. Хотя, есть подозрение, что идея-то жива). Генетика, наконец-то, удовлетворила эти "элитарные" запросы, поэтому на некоторое время стала невероятно популярна. Все стали приписывать генам - от талантов до извращений.

Но, как бы это странно не звучало, природа берет свое. С одной стороны на генетику наступала бихевиористика (термин уже практически утрачен), демонстрировавшая, что различные поведенческие отклонения связаны с нарушениям органики и биохимии мозга, а не с дурной наследственностью. С другой, понятное дело, психология, неизбежно увязывавшая все с особенностями среды,  воспитания и опыта переживаний. Ну, и финал позаимствую у психолога Оливера Джеймса: "...Затем последовали открытия в рамках Проекта Человеческого Генома, в 2001 году. К ужасу генетиков, Крэйг Вентер (Craig Venter), один из главных исследователей проекта, указал, что поскольку мы имеем приблизительно около 25 000 генов, это означает, что психологические различия между индивидуумами не могут определяться ими в серьезной степени (генов на это просто не хватит). «Основное значение несет окружающая обстановка», заключил он. Сначала генетики оспаривали это утверждение, но последняя декада принесла стремительно растущую сдачу их позиций. После миллионов тонн проб и тысяч исследований, попытки выявить гены,оказывающие серьезный эффект на нашу психологию, провалились".

Тем не менее, генетики не сдаются. У меня довольно давно был пост на эту тему, где я высказала впечатление о книге генетика Джона Медины, специализирующегося на развитии мозга младенцев: "Генетик, если внимательно присмотреться к его тексту, провоцирует большое сомнение в том, что генетика определяет 50% нашей личности. Начинаешь сомневаться в том, что она вообще что-то определяет... В книге автор обещает излагать только факты, подтвержденные надежными, воспроизводимыми исследованиями. И что мы видим? Факты влияния среды, воспитания - те да, с надежными исследованиями, кучей имен, подтверждением данных по прошествии времени. А генетические исследования? О них фразы типа: "Существуют все основания ожидать, что ген, отвечающий за то-то и то-то можно будет выделить". И это еще очень уверенно, есть и более расплывчатые - но не менее восторженные - заявления. Возникает ощущение, что убеждение автора в том, что 50% потенциала определяется генами, существует только потому, что ему не доказали обратного".



Зато у Медины можно отлично пронаблюдать причины того, почему мы так верим в наследственность. Формирование личности начинается еще в утробе. Вернее, не личности, как таковой, а опыта познания мира, который формирует личность. Активнейшая фаза закладки основ нашей психики приходится на превербальный период, когда мы не только не можем оперировать словами, но и мыслить ими не можем. Людям говорящим трудно даже представить, что это такое - мыслить образами. Поймать некое подобие этого ощущения могут те, кому приходилось мыслить на разных языках, переключаться в мышлении с одного языка на другой: можно заметить, как меняется образный строй, сопровождающий вербальные мысли.

Мы никогда не учим наших детей вербализовывать те ранние образы. Постепенно дети утрачивают с ними связь, но опыт переживаний, отраженный в этих образах мира, ситуаций, воздействий, контактов продолжает определять нашу личность и поведение. Создается внешнее впечатление, что мы взяли это все откуда-то из "дожизненного пространства" - ну, например, унаследовали генетически. Но нет, мы "это" пережили и усвоили опыт.

Я попробую привести пример из жизни знакомых мне людей. Вообще говоря, он заслуживает исследования, но, к добру или худу, психологи этого не замечают.

В семье два близнеца. Гетерозиготные, но внешне похожи так, что я не могу их различить). А вот характеры абсолютно разные. Один - уверенный в себе, добрый, щедрый и счастливый. Другой - метущийся, требующий внимания, стремящийся быть первым любой ценой и неуверенный в собственном будущем. Никакие старания родителей - а со стараниями там все очень серьезно - не меняют этой ситуации. Гены? Была у родителей такая мысль, а потом, похоже, ушла. И дело даже не в том, что характеры детей не особо похожи на родительские. Как бы мы не верили в генетику, никто не станет отрицать, что бытие определяет сознание. Так вот, когда при одинаковом бытии два сознания не только не сближаются, а становится все более разными, невольно возникает подозрение, что "что-то мы упустили".

Я думала на эту тему, и кое-что придумала. Это моя гипотеза, я не гарантирую, что она правильная. Но, в любом случае, она может служить иллюстрацией того, "как это работает".

В возрасте около полугода один из близнецов на несколько дней попал в больницу. Мама, естественно, лежала там с ним. Второй оставался дома с отцом. Угадайте, кто из двух теперь не уверен в собственной защищенности? Правильно - тот, который остался дома.

Мама для младенца - единственная возможность выжить. Другой он просто не знает. Если кто-то еще ухаживает за ребенком столько же, сколько мама, то этот кто-то тоже воспринимается как средство выживания. Но в этой семье папа работает. Поэтому мама была единственной надеждой и опорой малышей. И вдруг для одного из них она исчезла. Надолго - несколько дней очень много для младенца. Это сильнейший стресс. Вообще говоря, таких стрессов мы не забываем. Другой вопрос, с чем они у нас будут ассоциироваться. У этого мальчика, судя по всему, стресс ассоциировался с исчезновением брата. Мама исчезла с братом, а он остался один... Ну, не совсем один - с этим товарищем папой, конечно, но папа в деле не проверен, а потому с ним просто банально страшно. Особенно, если ты совсем беспомощен.

Я не могу знать, как развивалась проблема на начальных стадиях. Видимо, переживший исчезновение мамы ребенок тревожился и нервничал, когда у него возникали подозрения, что она снова может куда-то уйти с братом. Для родителей однако это были обычные детские капризы. Со временем он, видимо, стал более наглядно демонстрировать сильное желание, чтобы с ним занимались первым - например, первым одевали на прогулку. Чтобы мама снова не ушла с братом. Где-то на этом этапе родители стали акцентированно воспитывать в детях ценности равенства, справедливости, очередности. Они действовали из самых лучших побуждений, и добились большого успеха со спокойным сыном. Но для беспокойного - ради которого все это и делалось - каждый эпизод, когда наступала очередь брата быть первым, приносил страдание, а в этом случае никакие воспитательные убеждения не действуют. В результате в ребенке развивалась ревность.  Замечать, что что-то не так, родители стали лет с 5. "Витя у нас любит только себя" - с грустью говорили они о мальчике, когда-то оставшемся дома. Он выглядел эгоистичным лидером с оттенком макиавелианства. Родители принимали его таким как есть, мягко убеждали, поощряли, делали все правильно, но не добились особого успеха. В конечном итоге, все тревожные эмоции ребенка сложились в комплекс ревности и стремления к первенству, что не является чем-то уникальным. Поэтому корней его, увы, не ищут.

Какое-то время Витя был в чем-то  успешнее брата, например, в спорте. Это соответствовало его внешне тщеславному характеру. Но в школе неожиданно начались проблемы. Поначалу оба не могли адаптироваться, но когда освоились, у спокойного брата учеба наладилась. А вот с Витей оказалось труднее. Ему не хватало концентрации, он хуже запоминал материал, учился неровно. Все бы ничего, если бы он сам не переживал из-за своих неудач. Это превратилось в замкнутый круг: чем больше он нервничал, тем сложнее становилось учиться, чем хуже он учился, тем больше нервничал. Вот только тут стало окончательно понятно, что у ребенка психологические проблемы.

Стали ходить к психологом. То, что говорили психологи, уму не постижимо. "Он слишком много знает, не надо обсуждать при нем сложные проблемы"...

В общем, статус кво у этих близнецов сохраняется. Витин характер - не катастрофа, он вырастет обычным человеком. Обычным человеком с занозой внутри, каких много. Причем вытащить эту занозу можно будет в любой момент, но методы в разном возрасте разные. Другой вопрос, что чем дольше сохраняется посттравматика, тем дольше реабилитация.

Однако весь этот текст затеян для того, чтобы показать, как легко приписать генам особенности личности, сформированные на ранних стадиях развития ребенка. Именно подобные случаи все больше подталкивают специалистов к голосованию за "среду/воспитание", а не за "гены/природу".                           

Нейропсихология для чайников, дневник наблюдений, Детский взгляд, Никто не любит посттравматиков

Previous post Next post
Up