Click to view
Заднее стекло троллейбуса дарит удивительные наблюдения. Вот за нами пристроилась поливалка, обрызгивая край дороги добрым веером водных струй. Сколько в ней воды? Мы уже вместе четыре остановки, и всё в пробке карабкаемся - наверное, бак поливалки имеет портал в бесконечность. А на выходе - радуга, маленькая радуга между струек воды, очищающих уставшую кромку дороги. Рядом едут люди в своих железных домиках, кто говорит по телефону, кто везёт спящую маму, кто смеётся над чем-то с красивой спутницей, сидя в каком-то сумбурном махровом балахоне, раскрашенном под зебру.
Я шёл в среди приветливого солнечного света, окутанный прохладным ветром. Со мной здоровались листья деревьев, а я дружелюбно улыбался им в ответ. Вот в джипе едет женщина, всхлипывая и рыдая в кулак. Что случилось? Как можно плакать в 9 утра? День только начался, жизнь только началась, у тебя большой белый джип, богатая одежда и, видимо, разбитое сердце? Всего лишь мгновение встречи человека и машины, едущей в противоположном направлении, а чувство уже такое, что я только что посмотрел полуторачасовую драму чьих-то личных отношений. Как странно...
А вот в магазине стоит женщина, что-то бурно обсуждающая с продавщицей. Неужели так бурно можно выбирать обогащённую кислородом воду? Но неважно. Важен шпиц, который терпеливо ждёт хозяйку на поводке. Ну как ждёт, он явно ждёт давно и устал, поэтому растопырил все свои четыре коротких лапки и хвостик по всему прохладному плиточному полу, прижавшись рыжим брюшком. Пушистый такой, такой плюшевый, явно приобретался для тискания. Как такого не тискать? Удачи тебе, шпиц, да неиссякнет шерсть на твоих улыбающихся щёчках.
В маршрутку вошёл пропитой бомж, грязный, вонючий. Но улыбающийся. Он стоит и улыбается, и все вокруг улыбаются. Да, он пьян, да, он не заплатит. Но он по-своему счастлив, и от его вида, ужасного и неопрятного, все улыбаются. Парадокс? Нет, просто та самая искра простоты, что нужна каждому. Разве нет? Он вышел и стоит на остановке. Маршрутка стала скучнее. Но вот в окне показался дед у оперного, зачем-то прыгнувший на гранитный бордюрчик. Неудачно, упал. Зачем? Кто же их разберёт.
А я еду домой. Смотрю в небо, думаю о коптере. Рядом два чернокожих студента о чём-то говорят, но я их не слышу - наушники. Вот миниатюрная художница сверлит ярко-серо-голубыми глазами улицу. Так странно - половина лица у неё в родинках. Но вот она повернулась - другая совсем чистая. И все едут, разговаривают, утыкаются в телефоны, думают о своём. А я о чём? А я думаю о том, что скоро стану старше, и всё дальше от того момента, как мы поднимали в небо воздушных змеев на зависть мамочкиным сыночкам, которых хватало в парке. Самых разных змеев в небо.
В чистое синее небо.