Здесь мои 17 лет
Ура! Мы сдали экзамены за десятый класс! В конце июня я получил зашифрованное послание от Кости, друга из Архангельска. В беззаботном детстве мы переписывались знаками точка-тире из азбуки Морзе. Костя предложил вместе поступать в Кораблестроительный институт в Ленинграде. Готовиться к экзаменам он собирался в моём посёлке у деда с бабушкой. Костя ещё в девятом классе выбрал факультет кораблестроения, его отец - капитан дальнего плавания. Я не горел желанием стать кораблестроителем, но чего не сделаешь за компанию.
Занимались месяц. Костя подтягивал меня по физике, я его по математике.
В Ленинград ехали на пароходе. Я бы охотно гулял по палубе, ведь осматривать живописные окрестности куда интересней. Но Костя - человек основательный, в дороге мы занимались.
Экзамены по физике и математике я выдержал, а сочинение написал на двойку. По литературе у меня в школе была твёрдая пятёрка. С чего вдруг я выбрал сочинение на свободную тему, до сих пор не пойму. Возможно, внутренне чувствовал, что не надо поступать туда - не знаю куда. Писал о советском человеке. Это сейчас знаю, каким должен быть советский человек, а уж тем более, каким он был на самом деле. Что за мысли изложил я в том сочинении, Бог весть. Почитать бы сейчас. Одно точно знаю, что у подростка в 17 лет ума ещё нет. Костя не набрал проходной балл, осенью его призвали в армию.
Я устроился в родном посёлке Павшозеро Вологодской области учеником слесаря в ремонтных мастерских. Они находились на крайней станции узкоколейки, возле посёлка. Мой двоюродный брат Пётр Васильевич работал начальником участка и пристроил меня в хорошую бригаду. Лес привозили по узкоколейке на склад, оттуда развозили на машинах к месту погрузки на баржи. Лесовозы и трактора ремонтировали на улице, тепловозы и мотовозы в закрытом боксе. Чаще всего я помогал двум опытным слесарям. Борис Демиденко, добродушный здоровяк лет сорока пяти, приезжал из соседней деревни Старое Петровское. Его дом стоял рядом с памятником, возведённым в честь завершения строительства Мариинской водной системы. С Борисом трудился Валентин Ромов из Павшозера. Он эмоциональней и моложе Бориса. На их слаженную работу было любо-дорого смотреть. Благодаря им моя трудовая деятельность началась с убеждения, что главное в любом деле - интерес. Рядом с ними и я забывал обо всём, увлечённый делом.
Мне раньше не приходилось зарабатывать, оплачиваемый детский труд в СССР не приветствовался. Конечно, работали и дома и в колхозе, но самим зарабатывать деньги не давали. Взрослые так говорили:
- Мы трудно жили, пусть хоть нашим детям полегче будет.
Иногда мы собирали еловые и сосновые шишки на сдачу, но заготовители приезжали редко. Последний забавный заработок случился уже после окончания школы. Колхозный бригадир предложил нам довести стадо коров из местного колхоза до села Анненский Мост. Три одноклассника и я согласились. Всего-то 13 километров. Вышли с настроением. Вскоре мы поняли, что просто так деньги не дают. На открытой местности от проходившего стада клубился столб пыли. Мы чихали, глаза слезились, пыль набивалась под рубашку, тело чесалось, палило солнце. Когда свернули на лесную дорогу, стало легче. И тут Вовка, наш однокашник, ворчливо произнёс:
- Вот, мы придём в обществе бурёнок, все в пыли, потные, в руках вицы...
- И что? - спросил я.
- Как что? Знакомые увидят. Подумают. Учили, учили нас 10 лет, - интегралы, правило буравчика, Наташа Ростова, «и юный Октябрь впереди», - а на что сгодились? Коров пасти?
Лица у ребят помрачнели. Но всё обошлось. На окраине села нас ждали, бригадир расплатился, два раза сказал:
- Спасибо, ребята, выручили.
Зимой в нашу бригаду пришёл Андрей, мой одноклассник. Нам доверяли несложную рпботу. Случались и курьёзы. Как-то мы отремонтировали коробку передач в тепловозе. До конца рабочего времени оставалось полчаса. Борис скомандовал:
- Давайте испытаем, чего канителиться. Успеем.
Нас подвела сосредоточенность, как говаривал Женя Колышкин из культового фильма. Мы сосредоточились на коробке передач, а остальное собирали впопыхах. Я забрался на капот, мне протянули шланг с водой, Андрей собрался открывать вентиль. И тут...
- Стой! - закричал я. - Куда заливать, здесь радиатора нет!
В полном молчании наша четвёрка уставилась на радиатор. Он стоял на бетонном полу сбоку от защитного кожуха, - его-то мы не забыли поставить.
На перекурах мужики расказывали истории из жизни. Несомненным чемпионом считался Иван Власов, отец одноклассника Саши. За целый год я не услышал повторений. Спустя почти 50 лет напомнил Саше о бате с его историями. Тот даже рассмеялся:
- У меня младший - вылитый дед. Как начнёт байки травить, хоть стой, хоть падай!
На станции собрались в основном опытные специалисты. Василий Митин, наш сварщик, к работе относился добросовестно, даже слишком дотошно. Начальник ремонтных мастерских частенько проводил инструктаж . На очередной пятиминутке подробно рассказал о технике безопасности сварных работ. Иван, убедившись, что сварщика рядом нет, перебил лектора:
- Петрович, ты хоть это Васе Митину не говори-и-и.
Мужики на производстве водку не пили, по крайней мере, в Павшозере. Но в колхоз, - нас иногда отправляли на уборку сена, - мужики брали выпивку. Мастером на станции работал Николай, высокий мужчина лет двадцати пяти, его направили к нам по распределению после окончания института.
Народ быстро дал ему прозвище - профессор Плейшнер. Николай носил очки, повадками, и особенно неуклюжей походкой напоминал киношного героя. Сериал «17 мгновений весны» смотрели все. Забавно, но вечером в клубе хотели провести очередное комсомольское собрание. Ввиду стопроцентной неявки комсомольцев, его отменили до окончания сериала.
Коля Плейшнер как-то поехал с нами на сенокос. Для мужиков дело знакомое, они имели свои хозяйства и скотину. До обеда поработали славно. Наша бригада в количестве пяти человек разложили на траве домашнюю снедь. Мужики достали гранёные стопки, а также бутылку русской водки.
Подошёл Николай. Его глаза расширились:
- Мужики, да вы что? Нельзя на рабочем месте!
Нарушители дисциплины стали уговаривать мастера:
- Да ты что, парень! На четверых одну бутылку, на свежем воздухе, да с хорошей закуской. Да это же удовольствие! Работа не пострадает.
Николай, видя общее несогласие, вдруг схватил бутылку:
- А я сейчас возьму и заберу.
Мужики привстали, один вскочил и отобрал водку. Потом, видимо, им стало неудобно. Они хором успокаивали Плейшнера, даже выпить предложили. Но не поддался он.
Этот год я прожил беззаботно. Домашние дела не обременяли: дрова поколоть, воды принести, снег почистить, - такая работа в охотку. Я решил на следующий год идти в армию. Как дальше жить - будет видно после службы. Пётр Васильевич как-то мне сказал:
- Кто в армии не служил - тот не мужик.
Хулиганистых пацанов родители стращали:
- В армии из тебя человека сделают.
Работа была довольно грязная, зато я впервые сам зарабатывал на жизнь. Да и то - сидеть на шее у родителей неможно. Так у нас говорили.
Основное увлечение у поселковой молодёжи - рыбалка. Благо озёр в окрестности хватало. Я к рыбной ловле не пристрастился, меня спасали кино и книги. Особенно книги, я был частым гостем в клубной библиотеке. Ею заведовала Нина Никитична, маленькая и худенькая женщина, она неформально относилась к читателям. Любила обсуждать с молодёжью прочитанные книги. У библиотекарши был свой, только ей понятный график. После шести чаов вечера я посматривал в окно. Как только в библиотеке загорался свет, значит, Нина Никитична закончила домашние дела. Можно идти за книжками.
В посёлке не принято говорить точное время. Все знали, что автобус в город идёт утром - это значит после восьми, а вечером - после шести. Частенько бывало, что рейсовый автобус, набитый битком пассажирами, проходил мимо. Кто-то возвращался домой, кто-то шёл, рассчитывая на попутки. У водителей считалось неприличным брать деньги за проезд.
Сверстники увлекались техникой. Многие купили мотоциклы, по вечерам рассекали по главной улице. Или раздавив бутылку-другую красненького, ошивались у клуба. Привычка гонять на мотоцикле нетрезвым часто заканчивалась аварией. Мой одноклассник на полном ходу влетел в бульдозер. Первая смерть. Повальное пьянство захлестнуло павшозёр уже в девяностые годы, как и по всей стране. А тогда, в семидесятых, летними вечерами народ играл в волейбол. Трезвые мужики, многие семейные и с животиками, лупили с азартом мяч. Материться во время игры считалось дурным тоном.
Прежде чем идти на площадку, я выходил на крылечко, прислушивался. Деревенскую тишину нарушали хлёсткие шлепки по мячу. Играли без переходов. В девять часов шли по домам, чтобы успеть на программу «Время» и очередной художественный фильм.
В нашем доме жил учитель истории, его направили в павшозерскую школу после учёбы в институте. Моя мама работала на дому, она обслуживала комнату для приезжающих. Раньше в неё определяли командировочных на одну-две ночи. Теперь их селили в общежитии вместе с вербованными, - так называли группу молдаван, - они приезжали на сезонные работы. К учителям в посёлке относились с уважением. Наш оказался совсем неприспособленным к деревенской жизни. Воспитывала его тётка. Родители погибли на пожаре, когда он был совсем маленький. Учитель безуспешно пытался затопить печку, минут через тридцать выходил к моей маме и, покашливая от дыма, сетовал:
- Ничего не получается.
Мама постоянно помогала ему. Толком растопить печку он так и не научился. Историю преподавал отлично, и главное - его любили дети.
Выпивал я по праздникам с двоюродным братом Николаем, он единственный среди восьми Шангиных холостой. В магазинах выбор невелик: белое вино, - так называли водку, - и красное вино. Коля приходил ко мне из соседней деревни. Предварительно мы покупали бутылку красненького и на окраине посёлка прятали её в траву, чтобы забрать на обратном пути. Один раз искали, искали бутылку, так и не нашли. Возможно, кто-то видел закладку. А может, она до сих пор лежит там, укрытая культурным слоем. Погостив у родственников, - в моём посёлке жили два брата и сестра Коли, - шли на Базу. В этой деревне с родителями жил Николай. Идти до неё совсем ничего - четыре километра, сначала вдоль Мариинского канала, потом вдоль Волго-Балтийского. За время пути несколько раз присаживались на брёвнышки, они лежали у дороги. Споры за вином значительно интереснее, чем на трезвую голову. Дорога выложена плитами, по ней машины возили лес к месту погрузки на Волго-Балтийском канале. Плохо закреплённые брёвна иногда сваливались на обочину. Мне в детстве рассказывали, что какой-то мужик когда-то утащил несколько брёвен домой. Его чуть не посадили. На Базу приходили весёленькие и снова за стол. Дядя Вася посмеивался над нами, тётя Шура ворчала, скрывая улыбку. Так и прошёл этот год: от праздника к празднику, от книжки к книжке, от пяти рабочих дней до субботы и воскресенья.
Летом исполнилось мне 18 лет. В октябре мы с Андреем получили из военкомата повестки. Мы возвращались из города домой по знакомой дороге. Я смотрел на неё с щемящим чувством, словно прощался. Правда, ненадолго, на два года. Но всё же...
Видимо, и одноклассник испытывал похожие эмоции. Когда я предложил наперегонки взобраться на горку, Андрей враз согласился. Все нормальные люди поднимались по протоптанной дороге, но нашим организмам требовалась встряска. Мы выбрали самый крутой подъём. К тому же в этом месте ноги почти по щиколотку утопали в песке, мышцы ног напрягались, дыхание сбивалось. Вершина была так близка. Но увы. Как только один вырывался вперёд, другой стаскивал его за штанины. Мы пыхтели, кряхтели, сопели, но уступить никто не желал. Нас обуял гомерический смех, у меня даже в боку закололо. Андрей произнёс, всхлипывая: «Смех без причины - признак дурачины». Из последних сил, уже помогая друг другу, кое-как вползли на горку. Мы лежали на пожухлой траве, раскинув руки. Молча глядели в небо. У меня возникло ощущение, будто я перевалил некий рубеж. Я смотрел на Мариинский канал, где купались с пацанами, на дорогу, где мы с Колей пробавлялись красненьким. Там, внизу, осталась вся моя прежняя жизнь: детство, школа, первый рабочий год. Забавно, но там же, на другой стороне канала осталась ближайшая деревня с символическим названием РУбеж. А впереди служба в Советской Армии и всё моё будущее. Прошлое было и плохим, и хорошим, больше хорошим. А что мы сохраним от прошлого, от нас зависит.
Занимались месяц. Костя подтягивал меня по физике, я его по математике.
В Ленинград ехали на пароходе. Я бы охотно гулял по палубе, ведь осматривать живописные окрестности куда интересней. Но Костя - человек основательный, в дороге мы занимались.
Экзамены по физике и математике я выдержал, а сочинение написал на двойку. По литературе у меня в школе была твёрдая пятёрка. С чего вдруг я выбрал сочинение на свободную тему, до сих пор не пойму. Возможно, внутренне чувствовал, что не надо поступать туда - не знаю куда. Писал о советском человеке. Это сейчас знаю, каким должен быть советский человек, а уж тем более, каким он был на самом деле. Что за мысли изложил я в том сочинении, Бог весть. Почитать бы сейчас. Одно точно знаю, что у подростка в 17 лет ума ещё нет. Костя не набрал проходной балл, осенью его призвали в армию.
Я устроился в родном посёлке Павшозеро Вологодской области учеником слесаря в ремонтных мастерских. Они находились на крайней станции узкоколейки, возле посёлка. Мой двоюродный брат Пётр Васильевич работал начальником участка и пристроил меня в хорошую бригаду. Лес привозили по узкоколейке на склад, оттуда развозили на машинах к месту погрузки на баржи. Лесовозы и трактора ремонтировали на улице, тепловозы и мотовозы в закрытом боксе. Чаще всего я помогал двум опытным слесарям. Борис Демиденко, добродушный здоровяк лет сорока пяти, приезжал из соседней деревни Старое Петровское. Его дом стоял рядом с памятником, возведённым в честь завершения строительства Мариинской водной системы. С Борисом трудился Валентин Ромов из Павшозера. Он эмоциональней и моложе Бориса. На их слаженную работу было любо-дорого смотреть. Благодаря им моя трудовая деятельность началась с убеждения, что главное в любом деле - интерес. Рядом с ними и я забывал обо всём, увлечённый делом.
Мне раньше не приходилось зарабатывать, оплачиваемый детский труд в СССР не приветствовался. Конечно, работали и дома и в колхозе, но самим зарабатывать деньги не давали. Взрослые так говорили:
- Мы трудно жили, пусть хоть нашим детям полегче будет.
Иногда мы собирали еловые и сосновые шишки на сдачу, но заготовители приезжали редко. Последний забавный заработок случился уже после окончания школы. Колхозный бригадир предложил нам довести стадо коров из местного колхоза до села Анненский Мост. Три одноклассника и я согласились. Всего-то 13 километров. Вышли с настроением. Вскоре мы поняли, что просто так деньги не дают. На открытой местности от проходившего стада клубился столб пыли. Мы чихали, глаза слезились, пыль набивалась под рубашку, тело чесалось, палило солнце. Когда свернули на лесную дорогу, стало легче. И тут Вовка, наш однокашник, ворчливо произнёс:
- Вот, мы придём в обществе бурёнок, все в пыли, потные, в руках вицы...
- И что? - спросил я.
- Как что? Знакомые увидят. Подумают. Учили, учили нас 10 лет, - интегралы, правило буравчика, Наташа Ростова, «и юный Октябрь впереди», - а на что сгодились? Коров пасти?
Лица у ребят помрачнели. Но всё обошлось. На окраине села нас ждали, бригадир расплатился, два раза сказал:
- Спасибо, ребята, выручили.
Зимой в нашу бригаду пришёл Андрей, мой одноклассник. Нам доверяли несложную рпботу. Случались и курьёзы. Как-то мы отремонтировали коробку передач в тепловозе. До конца рабочего времени оставалось полчаса. Борис скомандовал:
- Давайте испытаем, чего канителиться. Успеем.
Нас подвела сосредоточенность, как говаривал Женя Колышкин из культового фильма. Мы сосредоточились на коробке передач, а остальное собирали впопыхах. Я забрался на капот, мне протянули шланг с водой, Андрей собрался открывать вентиль. И тут...
- Стой! - закричал я. - Куда заливать, здесь радиатора нет!
В полном молчании наша четвёрка уставилась на радиатор. Он стоял на бетонном полу сбоку от защитного кожуха, - его-то мы не забыли поставить.
На перекурах мужики расказывали истории из жизни. Несомненным чемпионом считался Иван Власов, отец одноклассника Саши. За целый год я не услышал повторений. Спустя почти 50 лет напомнил Саше о бате с его историями. Тот даже рассмеялся:
- У меня младший - вылитый дед. Как начнёт байки травить, хоть стой, хоть падай!
На станции собрались в основном опытные специалисты. Василий Митин, наш сварщик, к работе относился добросовестно, даже слишком дотошно. Начальник ремонтных мастерских частенько проводил инструктаж . На очередной пятиминутке подробно рассказал о технике безопасности сварных работ. Иван, убедившись, что сварщика рядом нет, перебил лектора:
- Петрович, ты хоть это Васе Митину не говори-и-и.
Мужики на производстве водку не пили, по крайней мере, в Павшозере. Но в колхоз, - нас иногда отправляли на уборку сена, - мужики брали выпивку. Мастером на станции работал Николай, высокий мужчина лет двадцати пяти, его направили к нам по распределению после окончания института.
Народ быстро дал ему прозвище - профессор Плейшнер. Николай носил очки, повадками, и особенно неуклюжей походкой напоминал киношного героя. Сериал «17 мгновений весны» смотрели все. Забавно, но вечером в клубе хотели провести очередное комсомольское собрание. Ввиду стопроцентной неявки комсомольцев, его отменили до окончания сериала.
Коля Плейшнер как-то поехал с нами на сенокос. Для мужиков дело знакомое, они имели свои хозяйства и скотину. До обеда поработали славно. Наша бригада в количестве пяти человек разложили на траве домашнюю снедь. Мужики достали гранёные стопки, а также бутылку русской водки.
Подошёл Николай. Его глаза расширились:
- Мужики, да вы что? Нельзя на рабочем месте!
Нарушители дисциплины стали уговаривать мастера:
- Да ты что, парень! На четверых одну бутылку, на свежем воздухе, да с хорошей закуской. Да это же удовольствие! Работа не пострадает.
Николай, видя общее несогласие, вдруг схватил бутылку:
- А я сейчас возьму и заберу.
Мужики привстали, один вскочил и отобрал водку. Потом, видимо, им стало неудобно. Они хором успокаивали Плейшнера, даже выпить предложили. Но не поддался он.
Этот год я прожил беззаботно. Домашние дела не обременяли: дрова поколоть, воды принести, снег почистить, - такая работа в охотку. Я решил на следующий год идти в армию. Как дальше жить - будет видно после службы. Пётр Васильевич как-то мне сказал:
- Кто в армии не служил - тот не мужик.
Хулиганистых пацанов родители стращали:
- В армии из тебя человека сделают.
Работа была довольно грязная, зато я впервые сам зарабатывал на жизнь. Да и то - сидеть на шее у родителей неможно. Так у нас говорили.
Основное увлечение у поселковой молодёжи - рыбалка. Благо озёр в окрестности хватало. Я к рыбной ловле не пристрастился, меня спасали кино и книги. Особенно книги, я был частым гостем в клубной библиотеке. Ею заведовала Нина Никитична, маленькая и худенькая женщина, она неформально относилась к читателям. Любила обсуждать с молодёжью прочитанные книги. У библиотекарши был свой, только ей понятный график. После шести чаов вечера я посматривал в окно. Как только в библиотеке загорался свет, значит, Нина Никитична закончила домашние дела. Можно идти за книжками.
В посёлке не принято говорить точное время. Все знали, что автобус в город идёт утром - это значит после восьми, а вечером - после шести. Частенько бывало, что рейсовый автобус, набитый битком пассажирами, проходил мимо. Кто-то возвращался домой, кто-то шёл, рассчитывая на попутки. У водителей считалось неприличным брать деньги за проезд.
Сверстники увлекались техникой. Многие купили мотоциклы, по вечерам рассекали по главной улице. Или раздавив бутылку-другую красненького, ошивались у клуба. Привычка гонять на мотоцикле нетрезвым часто заканчивалась аварией. Мой одноклассник на полном ходу влетел в бульдозер. Первая смерть. Повальное пьянство захлестнуло павшозёр уже в девяностые годы, как и по всей стране. А тогда, в семидесятых, летними вечерами народ играл в волейбол. Трезвые мужики, многие семейные и с животиками, лупили с азартом мяч. Материться во время игры считалось дурным тоном.
Прежде чем идти на площадку, я выходил на крылечко, прислушивался. Деревенскую тишину нарушали хлёсткие шлепки по мячу. Играли без переходов. В девять часов шли по домам, чтобы успеть на программу «Время» и очередной художественный фильм.
В нашем доме жил учитель истории, его направили в павшозерскую школу после учёбы в институте. Моя мама работала на дому, она обслуживала комнату для приезжающих. Раньше в неё определяли командировочных на одну-две ночи. Теперь их селили в общежитии вместе с вербованными, - так называли группу молдаван, - они приезжали на сезонные работы. К учителям в посёлке относились с уважением. Наш оказался совсем неприспособленным к деревенской жизни. Воспитывала его тётка. Родители погибли на пожаре, когда он был совсем маленький. Учитель безуспешно пытался затопить печку, минут через тридцать выходил к моей маме и, покашливая от дыма, сетовал:
- Ничего не получается.
Мама постоянно помогала ему. Толком растопить печку он так и не научился. Историю преподавал отлично, и главное - его любили дети.
Выпивал я по праздникам с двоюродным братом Николаем, он единственный среди восьми Шангиных холостой. В магазинах выбор невелик: белое вино, - так называли водку, - и красное вино. Коля приходил ко мне из соседней деревни. Предварительно мы покупали бутылку красненького и на окраине посёлка прятали её в траву, чтобы забрать на обратном пути. Один раз искали, искали бутылку, так и не нашли. Возможно, кто-то видел закладку. А может, она до сих пор лежит там, укрытая культурным слоем. Погостив у родственников, - в моём посёлке жили два брата и сестра Коли, - шли на Базу. В этой деревне с родителями жил Николай. Идти до неё совсем ничего - четыре километра, сначала вдоль Мариинского канала, потом вдоль Волго-Балтийского. За время пути несколько раз присаживались на брёвнышки, они лежали у дороги. Споры за вином значительно интереснее, чем на трезвую голову. Дорога выложена плитами, по ней машины возили лес к месту погрузки на Волго-Балтийском канале. Плохо закреплённые брёвна иногда сваливались на обочину. Мне в детстве рассказывали, что какой-то мужик когда-то утащил несколько брёвен домой. Его чуть не посадили. На Базу приходили весёленькие и снова за стол. Дядя Вася посмеивался над нами, тётя Шура ворчала, скрывая улыбку. Так и прошёл этот год: от праздника к празднику, от книжки к книжке, от пяти рабочих дней до субботы и воскресенья.
Летом исполнилось мне 18 лет. В октябре мы с Андреем получили из военкомата повестки. Мы возвращались из города домой по знакомой дороге. Я смотрел на неё с щемящим чувством, словно прощался. Правда, ненадолго, на два года. Но всё же...
Видимо, и одноклассник испытывал похожие эмоции. Когда я предложил наперегонки взобраться на горку, Андрей враз согласился. Все нормальные люди поднимались по протоптанной дороге, но нашим организмам требовалась встряска. Мы выбрали самый крутой подъём. К тому же в этом месте ноги почти по щиколотку утопали в песке, мышцы ног напрягались, дыхание сбивалось. Вершина была так близка. Но увы. Как только один вырывался вперёд, другой стаскивал его за штанины. Мы пыхтели, кряхтели, сопели, но уступить никто не желал. Нас обуял гомерический смех, у меня даже в боку закололо. Андрей произнёс, всхлипывая: «Смех без причины - признак дурачины». Из последних сил, уже помогая друг другу, кое-как вползли на горку. Мы лежали на пожухлой траве, раскинув руки. Молча глядели в небо. У меня возникло ощущение, будто я перевалил некий рубеж. Я смотрел на Мариинский канал, где купались с пацанами, на дорогу, где мы с Колей пробавлялись красненьким. Там, внизу, осталась вся моя прежняя жизнь: детство, школа, первый рабочий год. Забавно, но там же, на другой стороне канала осталась ближайшая деревня с символическим названием РУбеж. А впереди служба в Советской Армии и всё моё будущее. Прошлое было и плохим, и хорошим, больше хорошим. А что мы сохраним от прошлого, от нас зависит.