Источник ...Религиозный философ протоиерей И.И. Фудель, развивая идеи консервативного мыслителя К.Н. Леонтьева, справедливо отмечал, что слово «национальный» имеет различные значения и в обыкновенном словоупотреблении может иметь смысл как политический, так и культурный. Политический национализм, проявлявшийся во второй половине XIX века прежде всего в различных национальных движениях, отмечал мыслитель, обычно не приводил к возрождению национальной культуры, а напротив, уподоблял европейские нации друг другу. В свою очередь национализм культурный, проявляющийся в самобытности, обособленности и своеобразии каждого народа и позволяющий ему реализовать свое национальное призвание, вовсе не нуждается в политическом объединении [65, с. 345-355].
...В церковной публицистике так же отчетливо прослеживается стремление к отождествлению русскости и православия. Быть русским - значит быть православным;
как только православная вера в народе ослабевала, отмечали церковные авторы, так он начинал утрачивать свои лучшие национальные черты, свой уникальный облик и денационализироваться. «Русский человек - по преимуществу христианин, - писал церковный публицист И. Меньшиков, - национальность русского, смело можно сказать, есть христианство и притом христианство православное» [47, с. 356-357]. Примечательно в этом отношении высказывание причисленного ныне к лику святых протоиерея Философа Орнатского: «Замечательное дело: в России православная вера стала служить законом русской национальности. Надо быть православным, чтобы быть русским, хотя бы этот русский был еврей или татарин. Таким образом, дело христианской миссии в России стало и делом обрусения. И это вышло не насильственно, без огня и железа, а само собою по внутренней со времени святого Владимира связи русского народа с православием. <…> …В течение 900 лет существования христианства на Руси миллионы язычников и магометан, русских подданных, сделались русскими по вере и национальности» [66, с. 626-627]. О том же говорил и викарий Санкт-Петербургской епархии епископ Никандр (Феноменов): «Ослабление в вере православной, потеря ее, измена ей - сопровождается потерей русской национальности. И, наоборот, кто в веру православную перешел, тот русским стал. “Православный” и “русский” в народном сознании слова - однозначащие» [54, с. 20].
Епископ Анастасий (Опоцкий) подчеркивал, что «старинный русский человек, устроивший всю жизнь на началах православия», сознавая свою национальность, называя себя русским, «прежде всего сознавал свою веру и говорил: “я православный”, и в этом была у русского человека главная основа сознания своего достоинства; в слове “православный” у него готов был и высший идеал человека, и твердое основание для правильной критической оценки своей текущей жизни, а с этим и верное указание, что у него хорошо и что худо». Противопоставлялся же этому «старинному русскому человеку» «передовой человек» XIX века, который «стал как будто стыдиться своего православия и потерял “народную почву”, потерял и сознание национального достоинства», из чего делался вывод: возрождение национального достоинства русского народа невозможно без возвращения его к православной вере [2, с. 197]. О том же уже в начале XX века писал и прославленный Русской православной церковью в лике святых протоиерей Иоанн Восторгов: «В России, по особенностям исторической жизни народа и его духовному складу, никакая деятельность не будет истинно-народною, совпадающею с идеей национальною, если она не будет глубоко затрагивать религиозных чувств народа, и не будет совпадать с идеей православия. <…> …Нельзя быть русским, не будучи православным» [21, с. 250]. По словам же протоиерея Н.Е. Гепецкого, «сама история показывает, что именно признак религиозный большей частью совпадает с признаком национальным», а потому в Российской империи «слово “православный” стало синонимом слова “русский”, слово “католик” - синонимом слова “поляк”, слово “последователь иудаизма” - синонимом слова “еврей”». Исходя из этого, священник делал вывод: «отвращение от православия - это есть отвращение от всего русского» [25, стлб. 2030]. Таким образом, понятие «русские» рассматривалось в церковной публицистике не столько с этнических позиций, сколько с религиозно-культурных; русским мало было родиться, истинно русским нужно было еще стать, причем стать русскими при желании могли и представители иных народов, принявшие православие и русскую культуру.
Задаваясь вопросом, в каком соотношении находятся религия и национальность, православные священнослужители, как правило, приходили к выводу об их тесной взаимосвязи. Протоиерей Е.З. Капралов полагал, что вся история христианства «может быть названа историей привития к национальному сознанию народов христианских идей и принципов, - или, говоря иначе: вопрос об историческом развитии внутреннего содержания христианства теснейшим образом связан с вопросом о развитии национальных форм жизни народов, принявших христианство». Из чего священник делал вывод, что «национальность и христианство… - суть два понятия, неизбежно мыслимые в общем понятии церковно-исторической жизни» [39, с. 269]. Отмечая универсальный, «всечеловеческий» характер христианства, пастырь вместе с тем напоминал, что национальность «в планах Божественного домостроительства имеет свой смысл и значение», а потому «и здравый христианский смысл и исторический опыт свидетельствуют, что народность и христианство могут гармонически соединяться в одну христианскую национальную культуру, причем права и особенности того и другой не будут нарушены нималейше» [39, с. 271].
Как отмечал епископ Андрей (Ухтомский) в одной из своих ранних работ, христианство не может относиться к национальному самоутверждению народов с безусловным отрицанием. При этом, признавая естественное право народов на национальную самобытность, будущий владыка не ставил им ее в христианскую обязанность, приводя в пример подвижников благочестия, которые были настолько поглощены исполнением своего христианского долга, что отрицали для себя какие-либо права. (В этой связи уместно привести высказывание известного православного мыслителя о. Павла Флоренского, перекликающееся с приведенным выше тезисом: «Интеллигенты до славянофильства не доросли; Святые - его переросли» [67, с. 121]). Отдавая себе отчет в утопичности надежд на уподобление целых народов христианским аскетам и на появление в обозримом будущем на земле лишенного борьбы народов за свои права наднационального «Царства Божия», Андрей (Ухтомский) приходил к выводу, что национальное самоутверждение должно учитываться христианской политикой как факт, «которого не следует отрицать, но на основе которого надо строить» [4, с. 199].
...обязательное для христиан единение во Христе является единением высшего порядка и не отменяет единения низшего порядка - национального, признавая законность того и другого. Призывая к первому, христианство не уничтожает второго.
...Протоиерей И.И. Восторгов в начале XX века с сожалением констатировал, что патриотизм и национализм все чаще понимаются «в смысле европейском, то есть, в сущности, в смысле языческом». Национализм, основанный исключительно на привязанности к своему, только потому, что это - свое, является национализмом «животным, зоологическим», считал пастырь, противопоставляя такому ложно понятому национализму «воцерковленный национализм», который должен являться не целью, а средством в деле служения «Богу, Христу, Церкви, истине, православию, спасению мира и человечества» [19]. Если же рост русского национального сознания пойдет мимо Церкви, заключал он, то такой национализм будет «эгоистическим, бездушным и сильным только на время», отдающим предпочтение временного вечному [20, с. 587].
Практически все церковные авторы, как сторонники, так и противники русского национализма, единодушно выступали с критикой национального эгоизма.
...А потому задача Церкви виделась большинству из них не в том, чтобы отвергать любые проявления национального чувства, а в том, чтобы облагораживать, направлять и приближать к христианскому идеалу национальные устремления русского народа, «воцерковлять» русский национализм. Отвергая с христианских позиций воинствующий, «языческий», узкоэтнический, секулярный национализм, ставящий своей целью лишь земное преуспеяние народа, а также отдельные попытки поставить нацию выше православия, большинство церковных публицистов, осуждая любые формы национальной нетерпимости, защищали «здоровый национализм», заключавшийся в праве народов (в данном случае русского) на свой особый духовный путь, культурную и государственную самобытность и самостоятельность.
полностью