Пятилетний короед смотрит в объектив своими глазёнками-вишенками серьёзно и немного настороженно. Фотосъёмки в его жизни пока - большая редкость.
Пацанёнок живёт с отцом и матерью в частном доме небольшого пгт, каких раскидано по огромному Советскому Союзу сотнями тысяч. В детский сад он не ходит, родители целыми днями пропадают на работе, и потому малец проводит время с семидесятилетней бабкой Олей или пожилой тётушкой Аней, которая, не имея собственных детей, любит его без ума.
С бабкой неинтересно - она старая. Короед сбегает от неё на улицу, где больше свободы и где можно вволю исследовать огромный мир. Как-то раз, по лету ещё, он со своими корешами - целым выводком ребятишек из большой немецкой семьи - на целый день упорол на речку Моховку, чтобы попытаться там наловить майкой рыбы. Рыбы, конечно, он не поймал, зато хотя бы не утонул, а дома огрёбся пиздюлей от отца, потому что вся семья сбилась с ног, разыскивая дорогую пропажу. В другой раз он в одиночку отправился отыскивать что-то своё, и был остановлен двумя случайными женщинами, которых удивило, куда это поздним вечером за городом чешет по обочине дороги маленький шкет.
Жизнь пацанёнка ещё трогательно проста и ничем не примечательна. У него есть две любимые игрушки: тяжёлый карболитовый автомобиль и целлулоидная кукла. Настоящее авто он купит себе только в сорок шесть лет, зато живыми куклами будет интересоваться всегда. Он ещё не подозревает о другом предназначении своего крохотного стручка, хотя недавно уже был заинтригован странным устройством письки Маринки Власовой, соседской трёхлетней девчонки, в которую он дико влюблён.
Недавно малец научился по пулемётному быстро читать, и теперь не представляет своей жизни без букв. Дома небогато с детскими книжками, и потому он глотает всё, что попадается в руки - «Хождение по мукам» Алексея Толстого, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя и «Добро - для добрых» благополучно забытого ныне советского писателя Анатолия Парфёнова, - вылущивая что-то из каждой взрослой книги своим незрелым умишком и откладывая это в ёмкой памяти.
Пацанишка с ума сходит по музыке и то и дело торчит у радиоприёмника, подмигивающего, как Змей Горыныч, единственным зелёным глазом индикатора настройки. Мать, вывезенная отцом замуж из деревни, захватила с собой в семейную жизнь целую кучу хрупких шеллачных пластинок с колхозными частушками и эстрадными песнями, которые он давно знает наизусть, но слушает с проигрывателя неустанно снова и снова, подпевая невидимым дяденькам и тётенькам писклявым голосишком.
Мальчонка любит газировку, которая за 27 копеек продаётся в стеклянных полулитровых бутылках - всякие там «Крем-соду» и «Буратино». Ему нравится смотреть сквозь жёлто-зелёное бутылочное стекло на свет и представлять себе, будто он живёт в подводном дворце, среди шевелящихся света и теней. Щенку и в самых смелых фантазиях не приходит в глупую башку, что в своей жизни ему предстоит выпить, помимо газводы, ещё много пива, вина и водки, которую дядя Володя, брат матери, здоровски умеет опрокидывать в себя целыми стаканами - за один глоток. А вот дворца у этого пацана так и не будет - ни подводного, ни наземного.
Жить он станет затейливо: то путано, то беспутно - в постоянных поисках лучшего. Или иного. Периодически будет забираться в жизни высоко, а потом - то от скуки, то под оплеухами судьбы - снова и снова терять всё, становиться нищим и гонимым. Он полюбит странное занятие - забавы ради дёргать фортуну за хуй, дразня сильных мира сего, и потому постоянно будет огребаться лишениями. Он то и дело станет уворачиваться от соблазнов социума, всякий раз по-детски радуясь тому, что мир опять не смог уловить его в свои сети. Ему встретится в жизни один-единственный настоящий друг, но такой, который стоит тысяч мимолётных приятелей. Он переберёт несметное количество женщин, каких-то смертельно обижая своим несносным скорпионьим характером, а после каких-то собирая в кучу осколки своего сердца, но - страстно желая быть главой большой и дружной семьи - так и останется одиноким. Он наделает собственных плодов любви, которых не сумеет толком вырастить и с которыми так и не найдёт взаимопонимания. В общем, всё по определению классиков: религии не создал, учеников растерял, мёртвого Паниковского не воскресил.
Что самое поразительное, несмотря ни на что этот гадёныш очень часто будет ощущать себя счастливым, а что ещё нужно для того, чтобы расценивать свою жизнь как проживаемую не зря?
Ко всему прочему, выросший пацанёнок получит бесценный божий дар - удачно составлять слова, одно к другому, - который, как и многое другое, беззаботно просрёт из лени, по недостатку амбиций или из опасения пошатнуть равновесие мира. Зато в одну из своих взрослых днюх, хлебнув дешёвого вина, он сядет за комп и набьёт этот текст, вглядываясь в своё детское фото.
Время пронизано мириадами туннелей из прошлого в настоящее и обратно. Все наши дежа вю - это не осознаваемые нами мимолётные прорывы сквозь поток времени. Благодаря им мы изредка и на чуть-чуть можем прозреть ещё несбывшееся будущее либо тщетно пытаемся вызвать к жизни былое.
Пятилетний короед смотрит в объектив своими глазёнками-вишенками серьёзно и немного настороженно. Мне хочется верить, что сейчас в бликах фотолинзы он неясно различает полуседого, грузного и коротко стриженого незнакомого мужика, которой напряжённо всматривается издали в своё незамутнённое и невозмутимое прошлое.
Видишь ли ты меня оттуда, малец?
Видишь ли ты оттуда меня, господи?!
Вот он я, Серёга, живу на этой земле.
Click to view
ДРУГИЕ ПОСТЫ ЦИКЛА «МОИ МЕАМУРЫ»:
ДОЖИТЬ ДО ДВЕНАДЦАТИ МИЗЕРИ МИЗЕРАБЛЕЙ САМЫЙ ОТВЯЗНЫЙ ОПРОС ЭТОЙ ВЕСНЫ МОЯ БОРЬБА ФИЛОСОФИЯ ПЯТНИЧНОЙ ПЬЯНКИ