СП. Проектная идея
Проектная идея
Сергей Митрофанов о том, что необходимо придумать цель и смысл нашего совместного проживания в России
Телевизор сказал, что у нас нет и не может быть никакой другой объединяющей идеи, кроме патриотизма. Ок, кто я такой, чтобы с этим спорить? Патриотизм - так патриотизм! Хотя многие классики возражали! Говорили и про «легко воспламеняющийся мусор», и про «последнее прибежище негодяя». Однако ставим это на их совести, не будем спорить.
Вопрос в другом. Вот, допустим, телевизор бы этого нам не сказал, и перед нами, перед читателями «Свободной прессы», встала бы реальная задача придумать цель и смысл нашего совместного проживания на территории РФ. Ваши предложения?
Любовь к Родине? Прекрасно! Но что это значит на практике? Кричать «ура» или исправлять недостатки? Или, как написал товарищ Пирогов, искать оправдание, почему они не были исправлены? Непонятно.
Может ли такой патриотизм быть скрепой совместного проживания? Ведь люди любят Родину по-разному. И декабристы, и те, кто их вешал, - думается, - одинаково хотели любить Родину. А некоторым все равно, им любовь не дана. Чувство любви - очень личное, интимное, по приказу не возникает. Многие считают, что если их родили здесь, в России, не спрося, значит, им все должны. Многие столкнулись с несправедливостью и озлобились душой, им не до любви к Родине, их стимулирует ненависть. Они хотят войны, нанимаются в ополчения, осваивают искусство убивать. Миллионы рожденных в России разбрелись по разным странам и континентам - что произошло с их любовью? Я не знаю. Вместо березок они теперь лицезреют пальмы, каштаны, платаны или даже, не побоюсь этого слова, баобабы. И оказалось, что это все вполне равнозначно, тот же Божий мир.
Другое дело, не любовь, а созидательный труд. Или труд души. На благо мира, на благо общества и близких, в конечном счете - на благо себя. Чтоб каждый следующий день был лучше предыдущего. Чтоб неграмотные стали грамотными. Чтоб голодные стали сытыми. Чтоб не было бомжей, беспризорников, брошенных стариков. Чтоб народы Африки стали свободными. Чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать… Вот это могло бы зажечь.
В начале 20 века Россия жила такой проектной идеей - переделать весь мир. Это было Большой утопией. Утопия похоронила миллионы людей. Однако это ведь не значит, что созидание во благо мира и справедливости больше не может быть сплачивающей целью нации. Или что эта цель недостижима. Ведь если вычесть затраты на войны и роскошь, то в мире всего, в общем-то, навалом, и любая созидательная задача по силам. Я и сам готов стать солдатом такой армии труда во благо процветания планеты, если мы договоримся, что основным благом, основной ценностью проживающего на планете человечества, что выше здоровья и достатка, все же является Свобода.
И сейчас я скажу одну вещь, за которую, я знаю, вы будете кидать в меня кирпичи. Тем не менее, я ее скажу. В 1985-1991 годах мы разрушили империю лжи, империю провалившейся Утопии, чтобы создать новую страну свободы. И уникальным было уже то, что россияне это решили делать сами, без посторонней помощи. Метафорически говоря, Россия в то время не была эдакой Германией, в которую пришла оккупационная администрация с планом Маршалла и готовыми рецептами. Россия не была так же и Японией, на которую упала атомная бомба, что люди потом хлопнули себе по лбу и сказали: «Черт! Как же мы до всего этого докатились!» В девяносто первом году Россия сама, мирным путем, выбрала путь демократии. И если кто помнит, это был период невероятной популярности россиян, их гордости, единения.
Стоило россиянину появиться где-нибудь в Нью-Йорке, Берлине или Ницце, ему тут же аплодировали стоя и кричали: «Perestroyka». Я сам в это время был первым россиянином в Le Lavandou, и хозяин какой-то лавки выбежал с пакетиком что-то дарить. Россия становилась страшно модной, и ситуация складывалась таким образом, что мы могли сразу - без столетия проб и ошибок - построить и демократию, и рынок, и современный капитализм, и европейский социализм, и явить миру такую гуманистическую социальную модель, на которую бы равнялось человечество.
Такая демократия была бы как Петербург, который Петр затеял с нуля по современным на то время французским и итальянским чертежам, а ведь красивей города на Руси нет до сих пор.
Однако не получилось. Ни демократии, ни нового Петербурга. И не получилось, в общем-то, из-за того, что победила та точка зрения, что кто-то за это должен заплатить. Заплатить за то, что мы стали хорошими, а не остались прежними негодяями с ГУЛАГом и Берией. Даже в нашей нынешней дискуссии автор, с которым трудно не согласиться, когда он утверждает, что «общество тем сильнее, чем крепче на ногах стоит человек», и то это провал объясняет так: «В последние 25 лет доморощенные „европоборцы“ дегенеративной либеральной секты (это, наверно, про меня. - С.М.) демонстрируют образцы послушания и дисциплинированности. Переписали чужую Конституцию, ввели частную собственность на средства производства, уничтожили, как ненужный балласт, больше сотни тысяч производственных предприятий. Словом, как велели, так и сделали. А жизнь стала еще хуже».
То есть мысль такая: мы сделали, как нам велели, а где подарки?! Где пожизненный пенсион?!
Это удивительная точка зрения - о том, что за благородство, за первую нормальную национальную идею… За то, что мы опять не напали на Польшу и Чехословакию… За то, что согласись снести Берлинскую стену и не взяли за это огромный выкуп… кто-то должен заплатить со стороны. Но тогда ведь благородство перестало бы быть благородством, а идея - национальной.
Тогда Россия, метафорически говоря, превратилась бы в Германию с оккупационной администрацией, или в Японию после атомной бомбы. Вся уникальность была именно в свободном выборе социального прогресса без внешнего принуждения. Стоило заговорить об оплате, и флер уважения к России сразу пропал.
Иной парижанин, который зачастую живет скромнее, чем иной москвич, и всю жизнь пользуется горячей водой из бойлера, он и готов был бы скинуться на оплату демократии России. Если бы ему кто-то внятно объяснил, почему за нормальность, за то, что Россия сама себе разрешила выпускать своих граждан за границу, сама согласилась на многопартийность и свободу слова, кто-то должен на Западе заплатить. Однако на Западе нет таких организаций, которые платят не за труд, товар или работу, а за нормальность. И в результате Россия обиделась.
«Ах, вы меня не цените, ну, так я щас встану с колен. Возрожу военный комплекс, проведу учения по захвату Швеции, затеюсь с новой холодной войной. А еще лучше - сделаю так¸ что теперь у нас будет олигархия без демократии и рынок без социальных гарантий. А еще много ведь чего можно придумать: например, выборы без выбора, несменяемого руководителя как при Брежневе… Вот вы попляшете!»
Только это порочная точка. И на национальную идею никак не тянет.
ТЕГИ
Патриотизм, Перестройка, Распад СССР, Демократия
Сергей Митрофанов о том, что необходимо придумать цель и смысл нашего совместного проживания в России
Телевизор сказал, что у нас нет и не может быть никакой другой объединяющей идеи, кроме патриотизма. Ок, кто я такой, чтобы с этим спорить? Патриотизм - так патриотизм! Хотя многие классики возражали! Говорили и про «легко воспламеняющийся мусор», и про «последнее прибежище негодяя». Однако ставим это на их совести, не будем спорить.
Вопрос в другом. Вот, допустим, телевизор бы этого нам не сказал, и перед нами, перед читателями «Свободной прессы», встала бы реальная задача придумать цель и смысл нашего совместного проживания на территории РФ. Ваши предложения?
Любовь к Родине? Прекрасно! Но что это значит на практике? Кричать «ура» или исправлять недостатки? Или, как написал товарищ Пирогов, искать оправдание, почему они не были исправлены? Непонятно.
Может ли такой патриотизм быть скрепой совместного проживания? Ведь люди любят Родину по-разному. И декабристы, и те, кто их вешал, - думается, - одинаково хотели любить Родину. А некоторым все равно, им любовь не дана. Чувство любви - очень личное, интимное, по приказу не возникает. Многие считают, что если их родили здесь, в России, не спрося, значит, им все должны. Многие столкнулись с несправедливостью и озлобились душой, им не до любви к Родине, их стимулирует ненависть. Они хотят войны, нанимаются в ополчения, осваивают искусство убивать. Миллионы рожденных в России разбрелись по разным странам и континентам - что произошло с их любовью? Я не знаю. Вместо березок они теперь лицезреют пальмы, каштаны, платаны или даже, не побоюсь этого слова, баобабы. И оказалось, что это все вполне равнозначно, тот же Божий мир.
Другое дело, не любовь, а созидательный труд. Или труд души. На благо мира, на благо общества и близких, в конечном счете - на благо себя. Чтоб каждый следующий день был лучше предыдущего. Чтоб неграмотные стали грамотными. Чтоб голодные стали сытыми. Чтоб не было бомжей, беспризорников, брошенных стариков. Чтоб народы Африки стали свободными. Чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать… Вот это могло бы зажечь.
В начале 20 века Россия жила такой проектной идеей - переделать весь мир. Это было Большой утопией. Утопия похоронила миллионы людей. Однако это ведь не значит, что созидание во благо мира и справедливости больше не может быть сплачивающей целью нации. Или что эта цель недостижима. Ведь если вычесть затраты на войны и роскошь, то в мире всего, в общем-то, навалом, и любая созидательная задача по силам. Я и сам готов стать солдатом такой армии труда во благо процветания планеты, если мы договоримся, что основным благом, основной ценностью проживающего на планете человечества, что выше здоровья и достатка, все же является Свобода.
И сейчас я скажу одну вещь, за которую, я знаю, вы будете кидать в меня кирпичи. Тем не менее, я ее скажу. В 1985-1991 годах мы разрушили империю лжи, империю провалившейся Утопии, чтобы создать новую страну свободы. И уникальным было уже то, что россияне это решили делать сами, без посторонней помощи. Метафорически говоря, Россия в то время не была эдакой Германией, в которую пришла оккупационная администрация с планом Маршалла и готовыми рецептами. Россия не была так же и Японией, на которую упала атомная бомба, что люди потом хлопнули себе по лбу и сказали: «Черт! Как же мы до всего этого докатились!» В девяносто первом году Россия сама, мирным путем, выбрала путь демократии. И если кто помнит, это был период невероятной популярности россиян, их гордости, единения.
Стоило россиянину появиться где-нибудь в Нью-Йорке, Берлине или Ницце, ему тут же аплодировали стоя и кричали: «Perestroyka». Я сам в это время был первым россиянином в Le Lavandou, и хозяин какой-то лавки выбежал с пакетиком что-то дарить. Россия становилась страшно модной, и ситуация складывалась таким образом, что мы могли сразу - без столетия проб и ошибок - построить и демократию, и рынок, и современный капитализм, и европейский социализм, и явить миру такую гуманистическую социальную модель, на которую бы равнялось человечество.
Такая демократия была бы как Петербург, который Петр затеял с нуля по современным на то время французским и итальянским чертежам, а ведь красивей города на Руси нет до сих пор.
Однако не получилось. Ни демократии, ни нового Петербурга. И не получилось, в общем-то, из-за того, что победила та точка зрения, что кто-то за это должен заплатить. Заплатить за то, что мы стали хорошими, а не остались прежними негодяями с ГУЛАГом и Берией. Даже в нашей нынешней дискуссии автор, с которым трудно не согласиться, когда он утверждает, что «общество тем сильнее, чем крепче на ногах стоит человек», и то это провал объясняет так: «В последние 25 лет доморощенные „европоборцы“ дегенеративной либеральной секты (это, наверно, про меня. - С.М.) демонстрируют образцы послушания и дисциплинированности. Переписали чужую Конституцию, ввели частную собственность на средства производства, уничтожили, как ненужный балласт, больше сотни тысяч производственных предприятий. Словом, как велели, так и сделали. А жизнь стала еще хуже».
То есть мысль такая: мы сделали, как нам велели, а где подарки?! Где пожизненный пенсион?!
Это удивительная точка зрения - о том, что за благородство, за первую нормальную национальную идею… За то, что мы опять не напали на Польшу и Чехословакию… За то, что согласись снести Берлинскую стену и не взяли за это огромный выкуп… кто-то должен заплатить со стороны. Но тогда ведь благородство перестало бы быть благородством, а идея - национальной.
Тогда Россия, метафорически говоря, превратилась бы в Германию с оккупационной администрацией, или в Японию после атомной бомбы. Вся уникальность была именно в свободном выборе социального прогресса без внешнего принуждения. Стоило заговорить об оплате, и флер уважения к России сразу пропал.
Иной парижанин, который зачастую живет скромнее, чем иной москвич, и всю жизнь пользуется горячей водой из бойлера, он и готов был бы скинуться на оплату демократии России. Если бы ему кто-то внятно объяснил, почему за нормальность, за то, что Россия сама себе разрешила выпускать своих граждан за границу, сама согласилась на многопартийность и свободу слова, кто-то должен на Западе заплатить. Однако на Западе нет таких организаций, которые платят не за труд, товар или работу, а за нормальность. И в результате Россия обиделась.
«Ах, вы меня не цените, ну, так я щас встану с колен. Возрожу военный комплекс, проведу учения по захвату Швеции, затеюсь с новой холодной войной. А еще лучше - сделаю так¸ что теперь у нас будет олигархия без демократии и рынок без социальных гарантий. А еще много ведь чего можно придумать: например, выборы без выбора, несменяемого руководителя как при Брежневе… Вот вы попляшете!»
Только это порочная точка. И на национальную идею никак не тянет.
ТЕГИ
Патриотизм, Перестройка, Распад СССР, Демократия