Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось родиться в столице единого германского государства, заседать в Бундестаге, после двухсот граммов шнапса рассуждать о непреходящей силе немецкого оружия и о несгибаемой воле немцев, проигравших в двух мировых войнах, но не сломленных.
А потом тихо умереть от старости в дорогой клинике. Оставив своим детям богатое наследство, и отдав все силы на служение своей стране.
В передовые страны мы выбивались сложно и кроваво. Никто нас не любил, и даже не жалел - то к дележу мира опоздаем, то выбомбят нам всю промышленность.
Вместо этого - грубые, немытые варвары, которые считают себя пупом земли и наследниками Рима. Проигрывать крестьянам с аркебузами, доведенным до отчаяния, сбегать в панике от девятисот швейцарцев.
Только лишь для того, чтобы попытаться построить империю, в которой, ко всему прочему, еще и нет ни одного мало-мальски крупного города. А потом слушать ссоры курфюстов с императором, императора с Папой, Папы с протестантами, и что неплохо было бы поработать на феодала шесть дней из семи, искать слова верности сюзерену...
И всё равно содействовать центробежным тенденциям.
Тихо чахнуть в антисанитарии варварских деревень и греметь железом по дорогам Священной Римской Империи, находя себе всё новые и новые способы опровергнуть каждое слово в ее названии, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без единства. Что я должен был умереть, зная, что за моей спиной не княжество из двухсот землепашцев и десятка аристократов, а могучая Германия. Но История не терпит сослагательного наклонения, и феодальный муравейник - мое настоящее.
Я напишу на дурной латыни толстую книгу, посвященную копошению муравьев в нем.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось видеть в прицел серую форму, быть контуженным, в плохую погоду жаловаться на раненную ногу, после 200 грамм водки рассказывать, как вывел солдат из окружения, потеряли всего 20 человек.
А потом умереть, штурмуя в полный рост пулемётный дот. Оставив медсестру с ребёнком на руках и без денег, чтобы у неё сохранилась только фотокарточка "до войны", где я бы улыбался во все зубы.
Познакомились мы просто, без лишних слов она сняла гимнастёрку и я не принимая душа овладел её в Ленинской комнате. Она меня не любила, скорее жалела, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на нашу долю.
Вместо этого - красивые, нежные девушки, которым надо изрыгать, заикаясь комплименты. Проигрывать мальчикам, которые стрижены под Лисовца и терпеть в её плеере русский реп.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять трусы, которые ко всему прочему, ещё и не моего любимого цвета. А потом слушать про бывшего, про Газпром, про то, что хорошо бы мне забить руку татуировками, находить слова любви...
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться и греметь старым велосипедом по дорогам Рузы, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть на войне цивилизационной. Но Западная цивилизация очень гуманна.
И сдалась без боя. Я буду снимать новый ролик - про это, про то, как сдались без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось держать на мушке сине-красные мундиры, быть контуженным, в плохую погоду жаловаться на раненную ногу, после кружки водки рассказывать, как выводил крестьян-ополченцев из окружения, потеряв обмороженными всего пятерых.
А потом умереть, штурмуя с обнажённой шпагой, во фронт, батарею. Оставить француженку-гувернантку с ребенком на руках и без средств, чтобы у неё сохранились только эпиграммы на полях альбома, "до войны", где я бы ёрничал и злословил на двух плохих языках.
Познакомились мы просто, без лишних слов она сняла перчатку и я не развязывая нагрудного банта овладел ею в углу опустевшей бальной залы. Она меня не любила, скорее жалела, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на долю нашей любви.
Вместо этого - неказистые, розовые станочницы и машинистки , которым надо изрыгать, заикаясь блатные сальности. Проигрывать мальчикам, которые стрижены под Орджиникидзе и терпеть на её этажерке брошюру "позаботилась ли ты о грудях"? .
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять нательное белье, которые ко всему прочему, ещё и поедено молью . А потом слушать про бывшего, про партактив, про то, что хорошо бы мне выучить историю ВКП(б), находить слова любви...
И всё равно проиграть.
Тихо нюхать кокаин и греметь дореволюционным самокатом по дорогам Рузы, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть на войне страшной, библейской. Но Бог очень добр.
И сдался без боя. Я буду писать новую пьесу - про это, про то, как сдаются без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось видеть лицо врага, быть контуженным дубиной, в плохую погоду жаловаться на раненную голову, после 200 грамм мухоморов рассказывать, как водил набег на соседнее племя, потеряли всего 2 человека.
А потом умереть, сдохнув от заражения крови из-за пустяковой царапины. Оставив мою женщину с ребёнком на руках и без ракушек, чтобы у неё сохранились только мои наскальные рисунки, где я бы охотился с луком на оленя.
Познакомились мы просто, без лишних слов она сняла шкуры и я не окунувшись в реке овладел её в темном углу пещеры. Она меня не любила, скорее жалела, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на нашу долю.
Вместо этого - бледные, нежные девушки, которым надо изрыгать, заикаясь комплименты по гиперсвязи. Проигрывать мальчикам, которые стрижены под Армстронга и терпеть в её плеере двоичную музыку.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять скафандр, который ко всему прочему, ещё и не моей любимой модификации. А потом слушать про бывшего, про Интербелт-Майнинг, про то, что хорошо бы мне заменить кисть руки на универсальный имплантат, находить слова любви...
И всё равно проиграть.
Тихо сходить с ума от клаустрофобии и агорафобии разом и греметь старым каботажным ведром по трассам Солнечной Системы, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без настоящей жизни. Что я должен был умереть на войне за выживание. Но жизнь оказалась гуманной.
И сдалась без боя. Я создам четырехмерную скульптуру - про это, про то, как сдались без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось ходить с сифоном, быть контуженным, в плохую погоду жаловаться на ранение в спину, после миски воды с добавлением вина рассказывать, как бежал от турок, потеряли всю армию.
А потом умереть, получив стрелу в спину. Оставив босфорский городишко с одними итальянцами в нем и без пушек, чтобы у них сохранилась только карта "Юстиниановской эпохи", когда наша архаичная страна еще что-то значила.
Столицу сдали мы просто, без лишних слов турки подкатили орудия к стенам и османский флот овладел Золотым рогом. Итальянцы нас не любили, скорее жалели, по ночам думая о том, как пойдет торговля при турках, планомерно разбивавших наши стены.
Вместо этого - грубые, неотесанные башибузуки, которым надо изрыгать, заикаясь комплименты. Проигрывать янычарам, стрижки которых не разглядеть под их белыми колпаками и терпеть призыв муэдзина к молитве.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять трусы, которые ко всему прочему, ещё и не моего любимого цвета. А потом слушать про султана, про Аллаха, про то, что хорошо бы мне принести еще кебаба хозяину, находить слова любви...
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться и греметь ходулями по дорогам Стамбула, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть на пиру от переедания. Но Восточная цивилизация очень гуманна.
И сдалась без боя. Я буду писать новую хронику - про это, про то, как сдались без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось скакать на потном и замыленном коне, быть дважды контуженным, постоянно падая с него в детстве, в плохую погоду жаловаться на раненную ногу, после 200 грамм кумыса рассказывать, как мы напали на алан и угнали всех их коней, потеряли всего 2 человека.
А потом умереть, штурмуя в полный рост Рим. Оставив двадцать жен с кучей немытых узкоглазых детей на руках и без коней, чтобы у неё сохранилась только мой череп в виде чаши, где я бы улыбался во все зубы.
Познакомились мы просто, без лишних слов она жила в обычной гепидской деревушке и я когда мы ее грабили, овладел её потом в шатре нашего шамана. Она меня не любила, скорее жалела, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на нашу долю.
Вместо этого - красивые, нежные девушки, которым надо изрыгать, заикаясь комплименты. Проигрывать мальчикам, у немытые спутанные волосы и терпеть под ухом крик кагана нашей стоянки.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять шкуры, которые ко всему прочему, ещё и не моего любимого цвета. А потом слушать про бывшего, про фракийское однобожие, про то, что хорошо бы мне забить руку татуировками, находить слова любви...
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться и нестись без седла по дорогам Римской империи, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть на войне цивилизационной. Но Западная цивилизация очень гуманна.
И сдалась без боя. Я буду снимать новый скальп - во имя того, как римляне сдались без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось бы лететь на торпедном катере в закат, стоять на баке морского охотника в парадной форме и при орденах, глядя на тонущий вражеский эсминец, а под наркомовские травить юнге байки из моей богатой военной жизни.
А потом погибнуть, поддерживая огнем десант. Оставив после себя два письма - матери и жене, чтобы у них сохранилась написанные мною строки "я буду беречь себя, обещаю".
Попал на флот я просто - когда-то определили от завода в мореходку. Служба была тяжелая, но это был не повод плакать и жалеть себя.
Вместо этого - могучие броненосцы, поражающие мое воображение равно отвратительной выучкой моряков и тихостью хода. Идти через три океана навстречу японцу Того, учившемуся у англичан, и выдерживать град осколков, залетающих через широкие амбразуры в боевую рубку.
Только лишь для того, чтобы сдать корабли, которые, к слову, не все удалось затопить. А потом слушать после плена хвалебные речи про царя-батюшку, про Российскую Империю, про то, как она непобедима и на суше, и на море...
2-я эскадра была обречена проиграть.
Тихо спиваться в Тамбовской губернии или греметь кандалами на каторге, находя себе всё новые и новые силы язвить систему, построенную на самодурстве, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без Родины. Что я должен был умереть за какую-то великую цель, а не за корейские лесные концессии. Но смерть гуманна - у меня уже нет сил думать об этом.
Истекая кровью, я брошу последнее проклятье Николаю Кровавому.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось видеть в прицел въетконговцев, быть контуженным, в плохую погоду жаловаться на раненную ногу, после 200 грамм виски рассказывать, как вывел пленных из лагеря въетконговцев к вертолёту, потеряли всего 6 человек.
А потом умереть, штурмуя на карачках въетконговские туннели. Оставив официантку с ребёнком на руках и без денег на счету в банке, чтобы у неё сохранилась только видеокассета, где я играю с нашей собакой
Познакомились мы просто, без лишних слов она сняла фартук и я не принимая душа овладел её в подсобке. Она меня не любила, скорее жалела, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на нашу долю.
Вместо этого - жирные, целлюлитные американки, которым надо изрыгать, заикаясь комплименты. Проигрывать ниграм, которые стрижены налысо и терпеть в её плеере нигерский реп.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять трусы, которые ко всему прочему, ещё и не моего любимого цвета. А потом слушать про бывшего, про Microsoft, про то, что хорошо бы мне построить бассейн на заднем дворе,находить слова любви...
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться и греметь старым Фордом по дорогам Невады, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть на войне, необходимой нашей стране. Но ось зла так и не хочет нападать первой.
И сдалась без боя. Я буду писать новую песню - про это, про то, как сдались без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось видеть в перископе русские танки, быть контуженным, в плохую погоду жаловаться на раненную ногу, после ночного марша с ботинками полными амфетамина рассказывать, как выводили из строя тяжелый танк КВ-1, потеряли всего 15 человек мотострелков и два орудийных расчёта.
А потом героически погибнуть, завязнув на весенней распутице под перекрёстным обстрелом. Оставив дюжину детей на руках истинных ариек под эгидой новой программы фюрера, чтобы у них сохранилась только вера в тысячелетний рейх, где арийская раса улыбалась во все зубы.
Знакомились мы просто, без лишних слов они снимали ночные рубашки, и я овладевал ими на скрипучих казённых пружинах. Они меня не любили, скорее восхищались, по ночам вскрикивали от бомбёжек, выпавших на долю фатерлянда.
Вместо этого - бесцветные, сухие девушки, которым ничего не надо. Проигрывать мальчикам, обросшим как Боб Марли и терпеть в её комнате безработных коммунистов, лесбиянок и бомжей.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять трусы, которые ко всему прочему, ещё и сделаны в Китае. А потом слушать про бывшую, про единую европу, про то, что хорошо бы мне перестать слушать зигафолк, находить слова силы...
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться и греметь старым фольксваген-гольф второй серии по университетским пригородам, скупая всё полуавтоматическое и охотничье, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я Испании. Но католическая церковь очень гуманна.
И выдворила их в Польшу, Голландию и другие бесполезные страны. Я буду снимать новый ролик для своего блога - про это, про то, как не было холокоста.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось отправится на триреме в Сицилию, видеть вдали черепичные крыши Сиракуз, быть раненым стрелой в бедро, а потом жаловаться на него в плохую погоду. Позже, после амфоры неразбавленного вина, рассказывать на родине, как штурмовали город и потеряли 50 гоплитов и пельтастов из состава корабля.
А потом героически погибнуть, когда вражеская триера проломит борт нашей галеры и мы все в последней яростной атаке ринемся на корабль противника, оставив пятерых детей на руках примерной домохозяйки, без единой драхмы в кармане, чтобы у нее сохранились лишь моя статуя, высеченная из мрамора, где бы я с умным видом возносил руку к небесам.
Познакомились мы просто: без лишних слов она сняла пеплос и хитон и я не принимая омовений, овладел ею в сосновой роще Пентеликона. Она меня не любила, скорее жалела, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на нашу долю.
Вместо этого - бледные, нежные девушки которым нужно говорить всякие глупости по мобильному, проигрывать молодым мальчикам, стриженными под теннис и терпеть ее бесчисленные кофточки на диване.
Только лишь для того, чтобы снять боксёры, которое ко всему прочему стягивают мошонку. А потом слушать про бывшего, про то ее поездку на Сайпан, про то, что хорошо бы мне удлинить мой короткоствол. Находить слова любви…
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться, катаясь в кресле по офису, находя себе всё новые и новые развлечения, лишь бы не делать свою работу. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть на войне страшной, эпической. Но Боги очень добры.
И я буду расписывать амфоры - про это, про то, как сдаются без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось быть аквилифером в Двенадцатом Легионе, Fulminata, исходить с Цезарем пол-мира, жаловаться товарищам на жадность сигнифера, после кувшина-другого вина рассказывать, как я однажды оборонял аквилу, окруженный галлами.
А потом умереть, обороняя циркумвалиционную линию под Алезией. Оставив десяток плебеек с детьми на руках и без денег, чтобы у них сохранились только воспоминания обо мне, в которых я бы улыбался во все зубы.
Знакомились мы просто, без лишних слов они снимали одежды и я не смыв пыль римских дорог овладевал их тут же, на месте. Они меня не любили, скорее жалели, по ночам плакали от тягости испытаний, выпавших на мою долю.
Вместо этого - волосатые, необузданные варвары, которым надо изрыгать, заикаясь комплименты. Проигрывать нестриженным германцам и терпеть в Италии какофонию их бубнов и барабанов.
Только лишь для того, чтобы дождаться следующей волны завоевателей, ещё менее цивилизованных. А потом слушать про новое королевство, про возрождение Рима, про то, что неплохо было бы по этому поводу безвозмездно ссудить им оставшееся серебро, находить слова покорности...
И всё равно проиграть.
Тихо вымирать или бродить по опустевшим дорогам Лация, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без Рима. Что я должен был умереть, защищая его. Но Орлов больше нет.
Я сложу на вульгарной латыни стихи - о том, как мы потеряли Империю.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось видеть в прицел синию форму, быть контуженным под первой Нарвой, в плохую погоду жаловаться на раненную ногу, а после штофа водки рассказывать, как шведские драгуны гнали нас по полю, и потеряли всего 2 человек против наших двухста.
А потом умереть уже в новой зеленой форме, защищая поперечный редут под Полтавой. Оставив маркитантку с ребёнком на руках и без денег, чтобы у неё сохранилась только акварель "до войны", где наш генерал улыбался во все зубы.
Познакомились мы просто, без лишних слов она подняла подол, и я не ополаскиваясь водой из колодца овладел ею прямо на обозной телеге. Она меня не любила, скорее жалела и хотела денег, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на нашу долю.
Вместо этого - красивые, изысканые дамы, которым надо изрыгать, заикаясь, комплименты на приёмах. Проигрывать в карты мальчикам с набриолиненым пробором, терпеть Брюсова и в тайне от нее восторгаться Мережковским.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё расстегнуть её платье, которые ко всему прочему, ещё и с корсетом и пуфами. А потом слушать про бывшего, про Путиловские заводы, про то, что хорошо бы отправиться на помощь этим смелым бурам, находить слова любви...
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться и греметь в бричке по дорогам Петербурга, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть на войне цивилизационной, где мы выгрызли себе право на будущее. Но Золотой век вечен. И сдался без боя. Я напишу про это книгу, дорогой дневник, - про это, про то, как сдались без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось, надев кольчугу, с копьем на перевес стоять подле Угры и глазеть на Ахматово войско, быть раненым в руку в стрелой, после бочки кваса рассказывать, как ходил в рейд по Оке да по Волге.
А потом умереть, сражаясь плечом к плечу с нукерами Нур-Девлета, против гарнизона ордынской столицы. Оставив боярыню с детьми на руках и без удела, чтобы у неё сохранился только нательный крестик, ибо писать бы я не умел, как впрочем и сейчас не умею.
Познакомились мы просто её отдал за меня ее отец боярин, без лишних слов она сняла опашень и я не выходя из бани овладел её там же. Она меня не любила, скорее боялась, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на её долю.
Вместо этого - немытые, грязные крестьянки, которых можно и не бить, потому что итак боятся. Проигрывать купцам из Казанского Царства, стриженным под степняков, целовать ноги боярам да опричникам.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё придя с барского поля, строить заново дом, который пол года назад спалили татары Девлет-Герая, которые ко всему прочему, ещё и любимую жену овладели. А потом слушать про недоноска от одного из татар, про боярина, про то, что хорошо бы мне в единственный выходной еще и подработать где-то, находить слова любви...
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться и греметь старой телегой, запряженной в меня же, по дорогам Звенигорода, находя себе всё новые и новые разочарования, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть на войне цивилизационной. Но Иван Васильевич очень труслив.
И бежал в Коломну без боя. Я буду строить новый дом - из-за того что Великай Князь бежали без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось видеть под острием меча перекошенное латинское лицо, вешать римские головы над входом в мой сруб, в плохую погоду возносить молитвы Эсусу, после кубка настойки рассказывать, как в меня вселился дух вепря и помог мне разметать целую когорту чернявых недоносков.
А потом умереть, штурмуя римский форт, оставив свое татуированное синей вайдой тело на траве и вознестись в Котел Перерождения. Оставив белокурую спутницу с ребёнком на руках и без золота, чтобы у неё сохранилась только предания о моей дикой отваге, рассказываемые по вечерам сумрачными друидами у пылающего костра.
Познакомились мы просто, без лишних слов она легла на мягкий мох и я, не окунаясь в источник, овладел ей в Священной роще. Она меня не любила, скорее жалела, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на нашу долю.
Вместо этого - грубые рыжие крестьянки, которым надо изрыгать, заикаясь комплименты. Проигрывать неистовым норманнам из Лохланна, которые регулярно нападают на побережья нашего зеленого Ольстера и терпеть заунывный вой боевого лохланнского рога.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять клетчатую накидку, которая ко всему прочему, ещё и не моего любимого цвета. А потом слушать от заезжих латинских монахов про спасение души, про нормандского герцога, который недавно высадился в стране саксов, про то, что хорошо бы образумить диких норманнов, ведь они - заблудшие души...
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться и пытаться отогнать прочь привидевшуюся на зеленой равнине баньши, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без победы. Что я должен был умереть на войне дикой, яростной и неистовой. Но это время прошло...
Мы никогда не сдавались без боя. Но не теперь.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось видеть из дубравы в тумане татарское войско, видеть как развевается наш святой Спас, оглядывать белокурые сосредоточенные лица конных дружинников, готовых нанести решающий удар.
А потом ударить по татарским тылам, громогласно крикнув "Дерзайте, братья!". Чтобы потом искать на поле боя благоверного князя, и, найдя его, полуживого, окровавленного, в измятых доспехах, прошептать со слезами счастья на глазах: "Правда наша, княже.."
Готовились к решающей битве мы просто - князь кинул клич по Руси, и стал стекаться в Москву люд со всей отчизны. И без лишних слов было понятно - правда будет за нами. Еще пращур наш, Симеон, пробудил в нас ненависть и надежду. Мы выступили как сама твердь, и с Божьей помощью победили.
Вместо этого - мрачная страна без будущего, где переписывают историю. Слушать президента, рассказывающего о том, что святое Куликово поле не что иное как эпизод гражданской войны.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё зайти на любимый сайт, на котором озлобленные дети повторяют догмы правящей партии. А потом слушать про хорошую жизнь, про Сколково, про "фром май харт", про то, что хорошо бы пустить к нам побольше мусульман и вообще - "поскреби русского - татарина найдешь"...
И, что неудивительно, все равно проиграть.
Тихо сидеть, уставившись в потолок, в то время как под твоими окнами на лавочке голубоглазые школьницы гремят "ягой", находя себе всё новые и новые порочные развлечения, чтобы как-то погубить генофонд. Мне кажется, что я поколение без будущего. Что я должен был родиться раньше и все исправить. Но современная западная цивилизация очень гуманна.
И она навязала нам свои ценности. Я не буду сидеть и ждать. Я буду готовиться...
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось видеть в дали нестройные ряды асигару, провести тридцать три поединка на настоящих мечах, в плохую погоду наслаждаться шумом дождя, после четырёх чашек сакэ рассказывать, как вывел даймё из окружённого замка, потеряли всего 20 самураев.
А потом умереть, встречая в полный рост залп из аркебуз. Оставив жене единственный выбор, бросится с утёса с ребёнком на руках.
Познакомились мы просто, без лишних слов она развязала оби и я не допив чай овладел её в Чайном домике. Она меня не любила, скорее терпела, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на долю нашего клана.
Вместо этого - красивые, нежные девушки, которым надо изрыгать, заикаясь комплименты. Проигрывать лысеющим буржуа и терпеть в её гостинной мазню модернистов.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять панталоны, которые ко всему прочему, ещё и не моего любимого цвета. А потом слушать про мужа, про Мулен-Руж, про то, что хорошо бы мне арендовать студию на Монмартре, находить слова любви...
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться и трястись в поездах по дорогам Старого Света, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть на войне беспощадной. Но Западная цивилизация очень гуманна.
И сдалась без боя. Я буду писать новый роман - про это, про то, как сдались без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось следить за греками из-под воды среди камышей, быть обожженным греческим огнем, в плохую погоду жаловаться на ноющую из-за удара копыта грудь, рассказывать молодым в общине, как форсировали берег Дуная.
А потом умереть, штурмуя с аварами Царьград. Оставив бабу с ребёнком на руках и без куны, чтобы у неё сохранились только воспоминания обо мне и подаренный мной диптих из слоновой кости.
Познакомились мы просто: без лишних слов она приподняла подол, и я не омываясь в озере овладел ей на сухих сосновых иголках. Она меня не любила, скорее жалела, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавшей на нашу долю.
Вместо этого - красивые, черноволосые хазарки, которым надо изрыгать, заикаясь, комплименты. Проигрывать мальчикам, которые стрижены под Святослава, и терпеть эти грековские дудки.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять платье, которое, ко всему прочему, ещё и вышито не так, как я люблю. А потом слушать про Киев, про то, что мне нужно учиться писать, про то, что новый князь заключает союз с греками и принимает их веру, находить слова любви...
И всё равно проиграть.
Тихо спиваться и греметь старыми доспехами, находя себе всё новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть на войне цивилизационной. Но ромейская цивилизация очень гуманна.
И сдалась без боя. Победила без боя.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось стоять с железной выправкой перед строем, делать из белых парней настоящих солдат, заставлять поганых ниггеров драить сортир зубными щетками, по вечерам в приказарменном баре в Миссисипи выпивать в компании веселых южан и обсуждать выбор места где мы в следующий раз зажгём крест.
А потом превозмогать боль и слезы, когда на твоих глазах десяток славных ирландских парней, которых ты помнишь еще по Форт-Диксу, прошивает пулеметной очередью еще на трапе, чтобы потом тебя самого разорвало на куски миной. На родине осталась бы красивая блондинка с парой прелестных белых малышей, мое родовое ранчо, и моя осиротевшая ячейка в Ку-Клукс-Клане.
Познакомились c женой мы просто, без лишних слов она сняла платье и я не принимая душа овладел ею на втором этаже дома нашего общего друга. Она любила меня и разрыдалась, когда я сказал ей что нас скоро отправят за океан.
Вместо этого - поганые гангста-ниггеры, белые шлюхи, продающиеся ниггерам, президент-ниггер, притесняющий наши светлые южные идеалы.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё снять сержантскую шляпу в своем кабинете, которая ко всему прочему, ещё и не старого доброго покроя. А потом слушать про Афганистан, про то что Брейвик - ублюдок, про то, что дочь нашла себе черного ухажера...
И всё равно проиграть.
Тихо собраться и улететь в Афганистан, чтобы инсценировать по приказу президента-ниггера убийство Бен Ладена. Мне кажется, что я поколение без светлых идеалов. Что я должен был умереть на войне благородной. Но Западная цивилизация очень гуманна.
И сдалась без боя. Я буду смазывать свой М16 - скоро я приду в супермаркет и устрою беспорядочную стрельбу по жителям...
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в свое время. Мне бы хотелось ходить по улицам древнего Киото в бело-синем каори, проклинать гайдзинов, пить саке в последний раз в снегах Хакодатэ, читая Басё.
А потом умереть, защищая Горёкаку от пуль солдат императора, уже не зная, кому служишь, видя, как рядом падает командир. Оставив жену с ребенком на руках и без единого рё в одной из деревень далекого Кансая, послав ей последнее письмо с прощальными словами.
Познакомились мы просто: ее отцу, бедному самураю, нужно было куда-то сбагрить младшую дочь. Она без лишних вопросов скинула кимоно, и я, не задвинув сёдзи, овладел ей в одной из комнат старого родового поместья. Она меня не любила, скорее жалела, по ночам плакала от тягости испытаний, выпавших на нашу долю.
Вместо этого - уродливые разукрашенные гяру, лолиты, или просто домохозяйки в евопейских одеждах. Проигрывать женоподнобным мальчикам с непослушными волосами и терпеть в ее плеере модную в Америке музыку.
Только лишь для того, чтобы забывая про все скинуть обычный костюм саларимана, который ко всему прочему пошит где-то в Корее. А потом слушать про бывшего, про экономику и про то, что хорошо бы мне продать мою коллекцию укиё-э, находить слова любви…
И все равно проиграть.
Тихо сходить с ума и спать в токийском метро, в очередной раз добираясь до офиса, находить себе все новые и новые развлечения, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без войны. Что я должен был умереть за свою страну. Но восточная культура слаба. И сдалась - не без боя, умирая под последние выстрелы в гавани Хакодатэ.
Я напишу очередной пост в свой блог - про то, как умирать в бою.
Мне кажется, что моя проблема от того, что я родился не в своё время. Мне бы хотелось с детства увлекаться философией, быть упоротым Аристотелем, в плохую погоду бежать с рынка со свежими книгами, после стакана вина рассказывать, как переводил на латынь Канта.
А потом разбогатеть, написав новую философскую систему. Оставив Фридриха Ницше с кукишом на руках и без денег, чтобы у него сохранились только мечты о миллиардах, где он бы купался в золоте.
Познакомились мы просто, без лишних слов он написал «Ave, mundi!» и я не сполоснув патлы овладел его мировоззрением из тёмного закоулка бытия. Он меня не ненавидел, скорее жалел, по ночам плакал от тягости испытаний, выпавших на его долю.
Вместо этого - бледные, нежные мальчики из лицея, которым надо изрыгать, заикаясь комплименты через письма. Трактаты хиккам, которые стрижены под Ньютона и терпеть на в их системах сборку романтизма.
Только лишь для того, чтобы забывая про всё открыть консолькнигу, которая ко всему прочему, ещё и не моей любимой темы. А потом читать посланиях автора, про божественный замысел, про то, что хорошо бы отдать свою жизнь богу, ждать апокалипсис...
И всё равно проиграть.
Тихо сходить с ума от Шопэенгаэра и Вагнера разом и красноглазить холодными бессонными ночами по их системам, собирая для себя всё новые и новые миры, чтобы как-то скоротать жизнь. Мне кажется, что я поколение без настоящей жизни. Что я должен был разбогатеть на заре становления эпохи персональных иррационализма. Но прогресс оказался таким быстрым.
И идёт без меня. Я создам философию - про это, про то, как мир продался этому вороватому дилетанту.
Читать дальше: http://ru-facebook.ru/mne-kazhetsja-moja-problema-ot-togo