Духовный закат вручную; 1991 год: в Москве при ГКЧП
19 августа наш поезд приближался к Москве. Был праздник Преображения, я вспомнил, как годом ранее был в этот день в Пензе и вдыхал запах яблок на освящении плодов. В Варшаве на стадионе после встречи «Неокатехумената» началось стихийное братание, в результате которого мне подарили маленький радиоприёмник Sony с автоматической настройкой. Я пытался искать кнопкой станции, чтобы послушать «Маяк», но поезд нырял в зоны затухания сигналов.
Сидевший рядом в отсеке студент крутил ручку настройки на маленьком приемнике и припадал ухом к динамику. Когда в окне показалась вывеска «Бородино», студент сказал друзьям встревоженным голосом:
- Похоже, Горбачева сняли.
В вагоне стихало веселье, варшавские впечатления забывались, лица пассажиров становились серьезнее. Вот, наконец, Белорусский вокзал. У встречавших были мрачные лица. На перроне Евгений Мочалов предложил сначала поехать к нему в общежитие, на случай, если я не куплю билет на вечер. В кассах Белорусского были длинные очереди, а на Комсомольской площади было агентство. Мы отправились в общежитие академических институтов на улицу Островитянова. В метро царило тревожное молчание, не было слышно разговоров. В переходах были расклеены обращения ГКЧП и листовки несогласных. Люди читали и шли дальше. В голове у меня начался показ фильма «В Сантьяго идет дождь». На каждой станции метро ожидал увидеть вместо пассажиров солдат с автоматами. В большом напряжении мы доехали до станции Коньково и вышли на поверхность. Там светило солнце и стояла небольшая очередь за водкой «Столичная», которую продавали прямо из ящиков, стоявших на асфальте. На сломанном ящике сидел ветеран в черном пиджаке с колодками орденов, отпивал водку небольшими глотками и приговаривал:
- Теперь наведут порядок!
Мы дошли до высокого серого здания общежития. Евгений показал, как пройти через проходную без удостоверения:
- Нужно сделать морду кирпичом, тогда вахтер ничего не спросит.
В вестибюле выстроилась очередь к междугородным телефонам. Я записал координаты комнаты на случай ночлега и отправился в агентство на Комсомольскую. Перед зеркалом отрепетировал гримасу «морда кирпичом» и у меня получилось достаточно убедительно.
В метро у меня в голове продолжился киносеанс с показом фильма «Ночь над Чили» Себастьяна Аларкона. На выходе из Комсомольской ожидал увидеть людей с поднятыми руками, но ничего необычного не было. В агентстве возле Ленинградского вокзала купил билет на вечер 20 августа и обошел площадь. Страх постепенно прошел, и я подумал, что военный переворот у нас какой-то несерьезный.
На ночлег я вернулся в общежитие, прошел вахту с нужным выражением, поднялся на лифте и нашел койко-место, указанное Евгением.
Утром я рано проснулся, помылся в душе и отправился на метро в центр города. Пассажиры молча читали утренние газеты. Я вышел на поверхность у Политехнического музея и оказался в водовороте людей. Был рабочий день. На улицах стояли бронетранспортёры и военные грузовики. Офицеры мирно разговаривали с прохожими и отвечали на вопросы о том, как они сюда попали. Я прошел до «Детского мира», читая листовки на столбах. Поверх воззваний ГКЧП клеились указы Ельцина. Люди обсуждали, кто прав. Я дошел до ГУМа и купил мороженое в стаканчике. Затем вышел на Красную площадь и увидел, что поток людей движется в сторону храма Василия Блаженного. Я пошел туда и увидел за собором танки. Их обступили люди и фотографировались на фоне гусениц. Из люка торчало уставшее лицо механика-водителя. На башне сидел командир танкового взвода и держал между пальцами дымящуюся сигарету. Его лицо выражало олимпийское спокойствие. Казалось, он просто приехал на танке покурить, глядя на кремлевские звезды. Он не реагировал на слова:
- Что вы здесь делаете?
Это вопрос задавался каждым вторым прохожим с интервалом в 30 секунд.
Я постоял минут пять возле танка и хотел достать свой Зенит-Е из сумки, но понял, что это было банально на фоне треска «мыльниц». Чтобы успокоить нервы, решил отправиться в книжный магазин на Арбате и посмотреть новинки. Я обошел Кремль, двигаясь вдоль вереницы бронетранспортеров, и на Арбатской площади вновь увидел танки. Экипажи курили и пили «Пепси» из бутылок. В Доме книги осмотрел полки и ощутил спокойствие. Я вышел на улицу, сел на ступеньку и подумал, что ничего трагического не произошло. Из курсов русской истории С.М. Соловьева и В.О. Ключевского было известно, что Москва управлялась царем и боярами. В ходе истории менялись их названия. Царь стал императором, затем - генеральным секретарем ВКП(б)-КПСС и лишь недавно - Президентом СССР. Если москвичам режим не нравилось, то они поднимали бунты. Для французов - «Свобода, равенство и братство», потому что у них Свобода - это красивая женщина с голой грудью на баррикадах (картина Эжена Делакруа), а у нас - «Войско взбунтовалось! Говорят царь не настоящий!». Настоящий царь у нас - Горбачев, Янаев - царь ненастоящий, а Ельцин - боярин Борис. Поэтому я решил, что не встану на баррикаду, даже если ее встречу. Я вновь отравился на Красную площадь, читая все, что было расклеено на столбах, и слушая стихийные споры, возникающие среди прохожих. Затем я пошел пешком на Казанский вокзал через Лубянскую площадь и отбыл 42-м поездом в Саранск. В поезде слушал радиостанции, пытаясь понять, кто воцарился в Москве.
Утренним троллейбусом приехал к себе на Юго-Запад. Отец встретил меня на пороге и возбужденно пересказал последние новости: перед зданием Верховного Совета произошло столкновение и погибли люди, но ГКЧП проиграл. Я ответил, что вернулся из Польши в Москву 19-го и не знаю, как все началось. Отец рассказал про трансляцию «Лебединого озера» по всем каналам. Телевидение уже работало и по нему в течение нескольких дней прокручивались репортажи о критических днях в Москве. После просмотра мозги встали на место. Мы поняли, что в Кремле воцарился новый царь - Ельцин.
Наступило время уборки картошки, которой у нас было посажено 10 соток, и мы отправились на нашу усадьбу до начала учебного года.