Деньги - их любят и их проклинают. Одни на них молятся, другие - транжирят, третьи - раздают. На деньги можно смотреть с точки зрения финансово-экономической, политической, бытовой. Я взгляну на них с историко-эстетической стороны.
Поклонение Маммоне, картина Эвелин де Морган
Западноевропейская народная поэзия часто воспевала «страсти» винограда, пшеницы, ячменного зерна, избиваемых цепами, выжимаемых давилом, обжариваемых на решетке для того, чтобы они могли утолить людские жажду и голод. Если бы у политической экономии были свои поэты, то они бы могли воспеть долгое и суровое мученичество, которое испытали деньги прежде, чем достичь власти над миром.
Средневековье олицетворяло их в образе наряженного в смешные одежды еврея, которого грабят, освистывают, оскорбляют, запирают в гетто. Оно не отличало банковских операций от ростовщичества. Ненависть, которую люди средневековья питали к ростовщику, наивно выражена в картинах фламандских мастеров XV века. Обыкновенно художники изображали его мрачным стариком, одетым в платье с кожаным поясом и в каком-то колпаке, надвинутом до бровей. Он сидит перед столом, заваленном монетами, и тянет к ним свои тощие пальцы, словно для того, чтобы согреться их жарким блеском. Сзади, через плечо наклоняется его жена. Но женщина ли это? Скупость стерла все признаки пола с ее изможденного лица. Ее маленькие глазки оживлены лишь мерцанием металла, рот настолько узок, что выглядит щелью копилки. Супруги походят друг на друга, как две различные монеты, стертые долгим обращением.
Эти картины лишь иллюстрируют позорный образ ростовщика, который можно найти в сказках, летописях и повестях той эпохи. Средневековье обрекало деньги на бесплодие. Тех, кто пытался их приумножить, оно преследовало и отлучало. Не понимая денежных оборотов, оно относилось к ним с подозрением: в примитивных операциях возникавших банков оно видело магию. Тайна капитала, который растет сам собою, беспокоила его, как опасное алхимическое явление.
Только еврей знал тайну золота в этот железный век. Он изобрел кредит - эту алгебру богатства. Гетто средневекового города было похоже на магнитную гору из сказок «Тысячи и одной ночи»: дукаты и флорины всего города просачивались в него невидимыми путями. Рано или поздно надменный сеньор, который приказал бы вымыть свою прихожую, если бы еврей вошел туда, с наступлением ночи, переодевшись, прокрадывался в гетто и стучался в дверь Исаака или Нафанаила, - человека, про которого говорили, что он глумится над Святыми Дарами, а в страстную пятницу распинает ребенка. Хозяин и гость внимательно разглядывали друг друга, - один с тайной усмешкой, другой сгорая от стыда, - и садились за стол обсуждать условия займа. В результате часто случалось так, что княжеский лен с полями, селеньями, рыбными прудами и лесами, кишащими дичью, переходил в сундук, откуда иудей доставал заветные золотые кружочки.
Даже короли, разорившиеся в бесконечных войнах, иногда прибегали к услугам евреев, - так пораженные смертельным недугам больные, разочаровавшись во врачах, призывают к постели колдуна или астролога. И финансовый Моисей творил чудеса, одним ударом посоха исторгая из недр обескровленного королевства золотоносный источник. Но ценою каких проклятий и какого гнева! Ничто так не увеличивало ненависти к евреям, как эта наука о богатстве, известная только им. Поэты того времени обличали их алчность с пылом библейских пророков.
Между тем у евреев появились ученики. В XV веке один парижанин, по имени Никола Фламель, составил себе состояние, спекулируя на купле-продаже домов. Народ приписывал его богатство колдовству. Чуть позже, великий Жак Кер открыл будущность промышленного мира. Применяя свой торговый гений к делам разорившегося королевства, он установил торговлю с Левантом, разрабатывал рудники, изобрел статистику, организовал систему налогов и снабдил Францию из своей собственной казны, более королевской, чем сама королевская, деньгами на выкуп ее территории, занятой англичанами. Франция приняла эти деньги дьявола, но изгнала даятеля. Его обвинили в лихоимстве, в отравлениях, в магии и отправили умирать на один из островов Архипелага.
Да и могло ли быть иначе? Эпоха была бедная. Богатство она соединяла исключительно с наследственными земельными владениями; на все другие состояния она смотрела с недоверием. Средневековые люди относились к торгово-промышленному капиталу, как нищие бедуины к египетским пирамидам - вначале они видели в них жилище злых духов и осторожно обходили их стороной, а со временем осмелели и ограбили их. Впрочем, средневековье по самой своей природе должно было презирать сбережения и барыши. Темперамент аскета и рыцаря заставлял его отвергать деньги как нечто чуждое. Оно много тратило и презирало наживу. Промышленность, торговля, спекуляция, - все это было для него рабским делом и подозрительным чернокнижием. Царство его было не от того мира, который производит, потребляет, покупает, торгует, оно существовало в том мире, где пропитание добывали копьем, где войны велись ради религиозной идеи, где золото было нужно лишь для того, чтобы платить выкуп да чинить доспехи. Деньги были унижаемы и презираемы на протяжении всего этого железного века. Они прозябали в темноте, в подполье, и там они производили скрытую и таинственную работу, невидимую, как рост минералов.
Но время шло, общественный строй усложнялся, потребности росли, промышленность развивалась, горизонт торговых сношений расширялся вместе с исследованием новых земель. С другой стороны, укреплявшиеся монархии проявляли огромные аппетиты, которые нужно было удовлетворить во что бы то ни стало. Появляются короли-дельцы: Филипп Красивый и Людовик XI во Франции; Генрих VII в Англии; Фердинанд V и Карл V в Испании. Опозоренного ростовщика сменяет банкир, властный и горделивый. Начиная с XV века, в Германии подымается банкирский дом Фуггеров, между тем как рыцарство, гонимое из замка в замок, находится при последнем издыхании. Фуггеры восседают в Аугсбурге в своей «Золотой палате», они кредиторы королей и князей, у них занимают средства претенденты на трон Священной Римской империи. Когда Карл V посетил их, то они его распиской в 800 тысяч флоринов подожгли связку корицы, лежавшую в камине его комнаты для ароматизации воздуха. За это великолепное благовоние, достойное алтаря римского цезаря, он заплатил им тем, что презрительно обронил во время показа ему в Париже драгоценностей французской короны: «У меня в Аугсбурге есть ткач, который мог бы купить все это».
В Мюнхенском музее, в одной и той же зале можно видеть этот разительный контраст между процветающими финансами и вырождающимся рыцарством. На одной стене там представлен двустворчатый портрет Антона Фуггера с семейством, работы Гольбейна - портрет официальный, почти династический. Отец, одетый в меха, как северный король, глядит на зрителя с королевской надменностью; тут же находятся дети, выстроенные в два ряда на коленях с четками в руках: мальчики уже серьезные и чопорные, как эрцгерцоги, девочки, затянутые в шерстяные платья с тяжелыми складками, исполнены спесивости маленьких жертвовательниц, которые уже могут построить церкви своим святым. Богоматерь с облаков благословляет это почтенное семейство.
Напротив висят «Вооруженные рыцари» Альбрехта Дюрера. Два воина только что сошли с коней и стоят, держа их под уздцы. Их печальные и озабоченные лица выражают беспредельную усталость. Они скорбно глядят перед собой, как бы не зная, куда держать путь, и кажется, что доспехи давят им на плечи, словно невыносимый груз. Нельзя угадать, сядут ли они вновь на своих лошадей, таких же усталых, как и они сами? Или, быть может, они кинут свои доспехи в придорожные кусты и займутся счетоводством в Аугсбурге или Нюрнберге?
Италия реабилитировала деньги намного раньше Германии. Торговля, банк, спекуляция - все эти, некогда заклейменные вещи, воцарились в ее пределах со всем тщеславием власти. Между тем как рыцарственные монархии сражались на пустой желудок за Гроб Господень, маленькие итальянские республики и княжества оставались дома, за своими прилавками, ставшими со временем не менее славными, чем престолы. Их торговые флаги не уступали штандартам, расшитым гербами. Образ Венеции, процветающей на водах, встает из «Пира в Кане» Веронезе, который рисует нам ее купцов в одеждах халифов, чествующих королей за своим столом. Флоренция возвела на трон деньги, правившие ею. Кто такие знаменитые Медичи, если не коронованные миллионеры? Облагороженные этим всемогуществом, деньги творили чудеса. Они оплатили все расходы Ренессанса - это уже говорит все. Благодаря им воскрес античный мир, возникли монументы, статуи и соборы, появились на свет дивные полотна. Искусство очищало презренный металл в своем горниле и возвращало его миру преображенным в чаши, алтари, барельефы, канделябры, ювелирные изделия - бесценные шедевры человеческих рук.
Чем ближе надвигается XIX век, тем влияние денег увеличивается. Англия слагает свои феодальные доспехи и покоряет Индию из глубины торговой конторы. Вся Голландия является лишь верфями судохозяев. У обоих этих народов торговые дела так глубоко проникают в политику, что оба эти понятия отождествляются. Вон тот невзрачный купец, поднимающийся по лестнице Лондонской биржи с зонтиком под мышкой, выдает пенсию Великому Моголу, смещает с трона раджей, направляет армии на берега Ганга; эти несколько буржуа, склонившись в мрачном зале Дома Индийской компании над картами Азии, делят королевства и приводят в волнение больше народов, чем какой-нибудь Европейский конгресс по окончании очередной войны за чье-то «наследство». А вот этот амстердамский торговец колониальными товарами, который спокойно курит трубку на пороге своей темной лавки, приезжая на Яву, становится набобом, принцем, почти королем.
Карикатурные изображения ростовщиков сменяются картинами и офортами голландских художников XVII века, рисующими образ трудолюбивого богатства. Вот, банкир, великолепно одетый, сидит на эстраде в царственной позе. Вокруг него из склоненных мешков сыпятся слитки и восточные пряности, - словно сама Торговля высыпает рог изобилия к ногам своего короля. Справа от владыки широкие весы колеблются под грузом золота; у подножия помоста озабоченный кассир, нахмурив брови от напряжения счета, итожит цифры в громадной книге. Эмблема нового царства, не лишенная величия.
Франция увидела пришествие денег позднее других стран. Все классы и сословия приветствовали их, но держали на расстоянии, так как деньги здесь долго олицетворялись в образе откупщиков, столь же ненавидимых, как еврей и ломбардец средних веков. Откупщики вызывали смех в театре под комической маской, однако на деле в них не было ничего комического. Это были вершители смертных приговоров фиска, палачи налогов. С жестокостью тиранов они царили над отданной им на растерзание областью, душа ее жителей векселями, процентами, подушной податью, соляными сборами. Бюджет страны в том виде, в котором они его установили, был самым настоящим организованным грабежом. Народ был отдан им на откуп с правом драть с него кожу и мясо до самых костей, только бы властитель получил установленную аренду. Они выставляли свои внезапно разросшиеся до гигантских размеров состояния напоказ, в их бесстыдной роскоши. Золото, трудолюбивое и патриотичное в Голландии и Англии, оставалось во Франции эгоистичным и бесплодным; оно брало и не отдавало.
Презрение к денежным людям, впрочем справедливое в своей жестокости, было во Франции всеобщим. Имя мольеровского скупца Тюркаре стало нарицательным. Даже когда разорившееся дворянство вступало в брачный союз с финансовыми парвеню, то какими оскорблениями оно заставляло их платить за эту честь! Мадам де Гриньян, представительница одного из древнейших родов Франции, женила своего сына на дочери генерального откупщика Сент-Амана. Представляя ее в свете, говорит очевидец, она извинялась и, жеманясь, говорила, что время от времени необходимо унаваживать даже лучший чернозем. Граф д`Эврё не снизошел до того, чтобы прикоснуться к дочери богача Кроза, которая принесла ему 150 тысяч ливров приданого и 21 миллион наследства в перспективе. Разбогатев впоследствии, он вернул приданое ее отцу вместе с самой супругой.
Наконец, в XIX веке деньги получают свободу. Их изумительная способность проникать всюду, сделала из них нечто столь же вездесущее и всепроникающее, как стихия, как воздух. Волна денежных операций, некогда ограниченная пределами одной-единственной подозрительной корпорации, залила все классы и гражданские состояния. Финансы перестали быть таинственным делом одной секты мытарей, и стали главной раскрытой книгой общественного богатства. Капитал вышел из тех трущоб, куда его загнали на долгие столетия; он взял штурмом и обновил общество и природу. Благодаря спекуляции, золото, так долго спавшее и тяжелое на подъем, улетело, словно пар, из сундуков скупого рыцаря; вскоре оно покинуло и те тайники, где его, как бесплодные зерна, хранил человек Востока. Кредит - этот идеал денег, - придал самоуверенность и быстроту неповоротливому и стыдливому экю старых времен. Он заставил его верить в идею, в изобретение, в открытие; доверяясь его обещаниям, золото отдалось мечте и неизвестности. Цифры, встревоженные им, расправили крылья, чтобы предсказывать будущее. Смета утверждает рождающийся проект и строит золотой мост, по которому ему нужно пройти, чтобы ступить на землю Реальности. Потоки различных интересов приливают к берегам бирж, которые их перемешивают, приводят в столкновение друг с другом, выявляют их истинность, рассеивают их химеры и поддерживают инертный металл в состоянии постоянного кипения и клокотания. Деньги были кастой, теперь они становятся демократией, свободой, отчеканенной в металле.
Освобожденная Маммона начала творить новый мир - мир преображенный и обновленный. Но все же это мир Маммоны. Не стоит об этом забывать.
По материалам Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 2202 2002 9654 1939
Мои книги на ЛитРес
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/ Вы можете заказать у меня книгу с автографом.
Вышла в свет моя новая книга «
Суворов». Буду рад новым читателям!
«Названный Лжедмитрием». «Последняя война Российской империи»
(описание) Заказы принимаю на мой мейл cer6042@yandex.ru
ВКонтакте
https://vk.com/id301377172 Мой телеграм-канал
Истории от историка.