Мефистофель русской истории. Часть 14. Последний год в России
Наступает последний, самый безмятежный год пребывания Шлёцера в России. У него нет ни врагов, ни соперников: Миллер далеко, Ломоносов в могиле, профессор Фишер занят историей Сибири. Таким образом древняя русская история целиком в распоряжении Шлёцера. А его покровитель Тауберт единолично царит в канцелярии.
С удвоенной энергией Шлёцер набрасывается на источники и за короткое время подготавливает к печати первые исправные - буква в букву - списки Русской Правды и Никоновской летописи (до 1094 года), а также Судебник Ивана III. Помогает ему в этом деле переводчик Академии Семён Башилов. Шлёцер высоко ценит его труды. «О если бы Россия имела ещё шесть Башиловых, не глубоких учёных, не законченных историков, но только таких честных, аккуратных, добросовестных Башиловых!» - восклицает он в одном из своих писем (секретарю академической конференции Якобу Штелину). Башилов, в свою очередь, был благодарен Шлёцеру, который «…всё своё знание открывал мне со всякою тщательностью, искренностью и без малейшего укрывательства…».
Тауберта Шлёцер соблазняет предложением издать труд Татищева и тем самым стать зачинщиком «славной революции» во взглядах на «отца русской историографии». Подчёркивая своё «бескорыстие», он настаивает на том, что «мир должен знать, что русский, а не какой-либо немец проломил лёд в русской истории».
Весной 1767 года блестящее положение Шлёцера в Академии неожиданно омрачается. Два года назад, при своём отъезде в Москву, Миллер сказал ему на прощание:
- Плохо бывает, когда покровители умирают.
«Посмотрим», - самонадеянно подумал тогда Шлёцер.
Но теперь эти слова Миллера всё чаще приходят ему на ум. Ещё прошлой осенью фактическое руководство Академией перешло в руки графа Владимира Григорьевича Орлова, который был назначен её директором. Тауберт поначалу сохранил своё влияние на академические дела, но в апреле 1767 года его окончательно отстраняют от управления. Канцелярия упраздняется, а вместо неё образуется комиссия из шести академиков во главе с графом Орловым - завзятым врагом «партии» Тауберта.
Перемену академического правления Шлёцер сразу чувствует на себе: «Начальство не внимало уже более моим предложениям». Ему сообщают слова Орлова, сказанные в его адрес: «Он не сохранит цвета». Сохранять цвет значило тогда молчать, когда ругают. Даже Тауберт держит нос по ветру и в доверительном письме Миллеру пишет, что «узнал Шлёцера ближе и поэтому избегает каких-либо личных отношений с ним»
Шлёцер решает переждать административную бурю за границей. В сентябре 1767 года он снова просится в отпуск под предлогом расстроенного здоровья и необходимости занятий в библиотеках Стокгольма, Упсалы и Гёттингена (последняя уже имеет репутацию лучшей в Европе). Орлов визирует прошение на удивление быстро.
После недолгих сборов Шлёцер в который уже раз всходит на корабельную палубу. С собой он увозит все свои пожитки, кроме мебели. В его каюте, под подушкой, спрятано самое драгоценное имущество - две пухлые папки с выписками из летописей. «В случае кораблекрушения, это я мог спасти; а остальное утраченное можно было бы восстановить».
На судне поднимают паруса. Огромные полотнища оглушительно хлопают и округляются, наполненные ветром. Внутреннее чутьё говорит Шлёцеру, что в Петербург он больше не вернётся.
Продолжение следует
***
Адаптированный отрывок из моей книги «Сотворение мифа».
Полностью книгу можно прочитать по ссылке.
