Второе заграничное путешествие Петра Великого. Часть 3
Париж
Париж с его полумиллионным населением был третьим по величине - после Лондона и Амстердама - городом Европы. Большие дворцы - Тюильрийский, Люксембургский - и дома вельмож большей частью располагались на тогдашней окраине Парижа, в местах довольно пустынных - за Монпарнасом уже простирались поля и пастбища. Подлинная жизнь города сосредоточивалась вокруг Сены. Пять мостов связывали северную и южную части Парижа с их путаницей узких улочек, четырёх- или пятиэтажными домами с островерхими крышами и тремя площадями - Королевской, Вандомской и площадью Побед.
План Парижа
Тесные проходы между домами были забиты людьми и экипажами. Грохот колёс с железными ободами, крики возниц и прохожих с непривычки просто оглушали. Среди первых неприятных впечатлений были и нестерпимая вонь, и грязь, поскольку мусор, человеческие испражнения и внутренности забитых животных вываливались из окон домов прямо на мостовую, которую каждый день устилали свежей соломой. Треть населения города составляли нищие, воры и проститутки. С наступлением ночи власть над Парижем полностью переходила в их руки; поэт Буало писал, что самый тёмный и безлюдный лес может считаться по сравнению с Парижем безопасным местом. Но до полуночи кафе, трактиры, рестораны и театры были полны посетителями, любители погулять расхаживали по Кур-ля-Рен - длинной дорожке вдоль Сены, на илистых берегах которой женщины стирали белье, а также в Пале-Рояле, Люксембургском и Ботаническом садах на Елисейских Полях укрывались влюблённые.
Расширяя и благоустраивая Париж, Людовик XIV распорядился снести городские укрепления, возведённые ещё во времена Столетней войны для защиты от англичан. К началу XVIII века только бастион Святого Антония с его восемью башнями продолжал возвышаться над северо-восточной частью города - это была знаменитая Бастилия.
Бастилия
Однако фривольный дух регентства проник и за стены некогда грозной тюрьмы: здесь между узниками и узницами возникали страстные любовные романы, а верные дамы, подкупив охрану, смело посещали своих возлюбленных. Впрочем, теперь Бастилия в основном пустовала, лишь изредка в ней со вкусом устраивался на несколько недель какой-нибудь герцог, наказанный за дуэль, да рассерженные отцы семейств помещали сюда для исправления своих распутных сыновей, которые коротали время, играя на гитаре, сочиняя стихи, занимаясь атлетическими упражнениями в комендантском саду и выдумывая меню для друзей и любовниц.
В дни, когда Пётр гулял по Парижу, в Бастилии сидел всего один узник - 23-летний Вольтер. Молодой человек, хорошо принятый в компании герцога Орлеанского, искупал здесь свой грешок - ему вздумалось позабавить парижан игривыми стишками по поводу добродетели регента и его дочери, герцогини Беррийской.
В 1717 году он ещё носил своё настоящее имя - Франсуа Мари Аруэ. В этом году появился анонимный стихотворный памфлет «Я видел», направленный против регента и его любовницы герцогини Беррийской, славившейся невероятным распутством.
Герцогиня Беррийская
В памфлете были такие строки: «Я видел то, видел это, видел все злоупотребления, совершенные и предполагаемые... Я видел это зло, а мне только двадцать лет». Аруэ было немногим более двадцати, он был уже известен при дворе, как поэт и остроумец, чувствовавший себя как рыба в воде на весёлых ужинах в Версале - этого оказалось достаточным, чтобы счесть его автором сатиры. Примечательно, что друзья поэта, находившие поэму превосходной, подтвердили, что видели, как Аруэ писал её. Между тем впоследствии выяснилось, что её настоящим автором был поэт Лебрюн. Справедливости ради надо заметить, что Аруэ был не совсем безгрешен - его перу принадлежала другая сатира: «Регент-Пьеро», появившаяся почти одновременно с «Я видел».
Герцог Орлеанский решил проучить предполагаемого автора памфлета. Встретив Аруэ у Пале-Рояля, он подозвал его и сказал:
- Месье Аруэ, я бьюсь об заклад, что заставлю вас увидеть то, чего вы ещё не видели.
Поэт понял, на что намекает регент, но с самым невинным видом осведомился:
- Что же это, монсеньор?
- Бастилия.
- А, монсеньор, оставьте её для тех, кто уже видел!
Когда Аруэ желал отказаться от приписываемых ему анонимных произведений, он приводил один-единственный довод, который казался ему неотразимым: «Я не мог написать таких плохих стихов». Это доказательство вовсе не казалось регенту таким уж неоспоримым, и 17 мая последовал его приказ арестовать поэта. В бастильском журнале за этот день находится следующая запись: «Франсуа Мари Аруэ, 23 лет, родом из Парижа, сын Аруэ, казначея счётной экспедиции, посажен в Бастилию 17 мая 1717 года за сочинение оскорбительных стихов на Регента и герцогиню Берри».
Вольтер в Бастилии
Полицейский комиссар Изабо, пришедший в крепость для допроса Аруэ, спросил, где находятся его бумаги.
- В моем бюро, - ответил арестант.
- Не верю, - настаивал комиссар. - У вас есть списки памфлета. Где они?
Тут в голове у насмешливого Аруэ родилась одна идея.
- Мои бумаги спрятаны в уборных, - сказал он.
Поэт отказался уточнить, в каких именно уборных он прячет антиправительственные произведения, и полиция насмешила не одну сотню парижан, обыскивая подряд все уборные, пока Изабо наконец не догадался, что попался на розыгрыш.
Хотя Аруэ содержали не очень строго, все же это была тюрьма, и узник, привыкший к комфорту, страдал от отсутствия предметов туалета. В письмах родным он просил прислать «два индийских платка - один для головы, другой для шеи, ночной чепец, помаду...», а также Гомера и Вергилия, его «домашних богов».
Но все неприятности забывались за работой. Несмотря на то, что ему не давали ни перьев, ни чернил, ни бумаги, он начал в тюрьме «Генриаду», - записывая строки эпоса, вскоре составивших славу французской литературы, карандашом на полях книг. Полицейский Эро в мемуарах свидетельствует, что поэт сочинял, засыпая на жёсткой тюремной постели, а, просыпаясь, вновь принимался за работу.
Впрочем, первое заключение в Бастилии оказалось сравнительно кратковременным и только принесло славу ещё малоизвестному тогда поэту. 10 апреля 1718 года комендант Бастилии Бернавиль получил письмо за подписью восьмилетнего Людовика XV: «Я пишу Вам с ведома моего дяди герцога Орлеанского, регента, чтобы известить о моем распоряжении освободить сьера Аруэ, которого Вы по моему приказанию содержите в моем замке, Бастилии... За это я прошу Бога, чтобы Он воздал Вам...» На рассвете Аруэ покинул тюрьму.
При следующей встрече с регентом он сказал, поклонившись:
- Я прошу ваше высочество впредь не заботиться о моем жилище и пропитании.
После этой истории Франсуа Мари Аруэ принял имя де Вольтера.
Пётр, конечно, не мог знать, что этот легкомысленный юнец сорок лет спустя напишет первое историческое исследование о нем - «Историю Российской империи при Петре Великом».
История Петра
Пётр предварительно составил перечень всего, что ему хотелось осмотреть в Париже, - список получился длинным. Сопровождать царя и следить за его безопасностью было поручено маршалу Тессе, как человеку прекрасно воспитанному и не знающему, куда девать время. Осмотр города начался 12 мая в четыре часа утра - Пётр встретил рассвет на Королевской площади, любуясь тем, как солнце багровым пламенем горит в окнах домов и дворцов.
Королевская площадь. Новое название площадь Вогёзов получила в честь жителей департамента Вогезы, которые в 1800 году, после Французской революции, добровольными взносами стали поддерживать содержание революционной армии.
На следующий день он перешёл на левый берег Сены и побывал в обсерватории, на знаменитой королевской мануфактуре по изготовлению гобеленов и в Ботаническом саду. Наскоро покончив с изящным - парками и дворцами, - оставшееся время он посвятил ремесленным мастерским и торговым лавочкам, где все внимательно разглядывал и обо всем дотошно расспрашивал.
В Доме инвалидов, где получали кров и уход четыре тысячи ветеранов и калек королевской армии, он отведал солдатского супа, выпил за их здоровье вина и похлопал по спине нескольких инвалидов, назвав их своими камрадами. Французская же армия не вызвала у него восторга. После смотра он поморщился: «Я видел нарядных кукол, а не солдат. Они ружьём финтуют, а в марше только танцуют».
Эти прогулки Пётр в основном совершал пешком, но иногда останавливал первую попавшуюся карету, высаживал седока и уезжал. В этих случаях бедный Тессе сбивался с ног, отыскивая исчезнувшего царя.
Карета
Пётр носился по городу очертя голову, пока его не свалил очередной приступ лихорадки. Тогда он сбавил темп и дал регенту увлечь себя в Оперу. В отведённой царю ложе герцог Орлеанский сам, стоя, прислуживал ему с подносом в руках, когда Пётр желал охладить себя пивом. Публику весьма удивляло и забавляло это необычное зрелище.
Основные сведения о личной жизни царя парижане получали от Вертона - повара в отеле «Ледигьер», которому было поручено кормить Петра и его свиту. «Невероятно, - рассказывал Вертон, - сколько царь съедал и выпивал, садясь за стол всего дважды в день, не говоря о том, сколько он поглощал пива, лимонада и прочих напитков в промежутке. Что до его свиты, то они пили еще больше: после еды каждый опустошал по крайней мере бутылку-другую пива, а иногда ещё - вина и крепких напитков».
Мать регента
Регент познакомил Петра со своей матерью - 65-летней сплетницей Елизаветой Шарлоттой. Пожилая дама была очарована царём. «Сегодня у меня был великий посетитель, мой герой - царь, - записала она. - Я нахожу, что у него очень хорошие манеры... и он лишён всякого притворства. Он весьма рассудителен. Он говорит на скверном немецком, но при этом объясняется без затруднения и скованности. Он вежлив во всем, и здесь его очень любят».
Действительно, многие французские вельможи меняли своё первоначальное неблагоприятное мнение о царе. Маршал Виллеруа писал старой фаворитке короля-солнца госпоже де Ментенон: «Я должен вам сказать, что этот монарх, которого называют варваром, вовсе не таков. Он проявляет великодушие и благородство, которых мы в нём никак не ожидали».
Париж делал своё дело.
Посещение м-м Ментенон
Впрочем, старая владычица не разделила восторгов своего корреспондента. Дело в том, что, отправляясь в Версаль, царь и его спутники захватили с собой целый букет дам весёлого поведения, которых разместили в бывших покоях благочестивой старухи. Госпожа де Ментенон, жившая в монастыре, куда она удалилась после смерти короля-солнца, была потрясена осквернением своего храма добродетели. Личная встреча с царём лишь усугубила её неприязнь. Чтобы скрыть свой возраст, фаворитка приняла Петра в сумерках, задёрнув шторы и оставив лишь узкую полоску света. Но Пётр, войдя в комнату и желая получше рассмотреть бывшую красавицу, безжалостно раздвинул шторы, сел рядом с ней на кровать и в упор уставился на неё. Обоюдное молчание тянулось довольно долго. Наконец царь спросил, какой недуг её гложет. «Старость», - прошамкала старуха. Царь посидел ещё, потом встал и молча вышел.
Фонтенбло
В свою очередь, Пётр остался чрезвычайно недоволен своим посещением Фонтенбло, где его принимал граф Тулузский, один из внебрачных сыновей добродетельного короля-солнца. Хозяин уговорил царя поучаствовать в охоте на оленей. Вышел конфуз. Французские дворяне верхом носились по лесу, ловко перемахивая через ручьи и поваленные деревья, царь же насилу вынес бешеную скачку и, преодолевая одно препятствие, едва не свалился с лошади. Рассерженный и пристыженный вернулся он во дворец, во весь голос ругаясь, что охоты этой он не понимает, не любит и находит её слишком жестоким развлечением. В знак своего неудовольствия он отобедал один, без графа Тулузского, и в тот же день уехал. Сопровождавший царя герцог д’Антен не был допущен в царскую карету - и не пожалел об этом, так как дорогой от обильной еды и выпивки Петра вырвало.
Версаль
Так прошло шесть недель пребывания Петра во Франции. Пора было знать и честь. В дипломатическом отношении визит был бесплоден - царю не удалось заключить ни военного союза, ни сосватать Елизавету за малолетнего «каралища». Да это и к лучшему, иначе Россия потеряла бы хорошую императрицу, а во Франции стало бы одной несчастной королевой больше. Вы, наверное, и без меня знаете, что за человек был Луи XV, сказавший своё знаменитое: «После нас хоть потоп».
Напоследок царь ещё раз сходил в обсерваторию, взобрался на башню собора Нотр-Дам и посетил больницу, где при нем соперировали катаракту. Искусство гораздо меньше интересовало его, а знаменитый зал Лувра, где хранились королевские драгоценности на сумму в тридцать миллионов ливров, вызвал у него презрительную гримасу - счёл, что деньги выброшены на ветер.
Экспозиция драгоценностей в Лувре
Пошла череда прощальных визитов, которые закрепили двойственное отношение французов к Петру. Кардинал Дюбуа находил, что царь просто чудак, рождённый, чтобы быть боцманом на голландском корабле. Герцог Сен-Симон записал в своих знаменитых мемуарах, что это был монарх, «внушавший восхищение своей безграничной любознательностью ко всему, что имело касательство к управлению, торговле, просвещению, полицейским мерам и прочему... Его отличало дружелюбие, которое отдавало вольностью обхождения, но он не был свободен от сильного отпечатка прошлого своей страны».
Вольтер позже поставит французам в вину, что, рассмотрев в лупу странные манеры Петра, они не заметили великого человека.
При прощании Пётр изменил своей обычной скупости и пожертвовал 50 тысяч ливров своим телохранителям и ещё 30 тысяч - фабрикам, которые он посетил. Скудные чаевые, раздаваемые им в трактирах, были платой частного человека; теперь за гостеприимство расплатился государь.
Продолжение следует
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 2202 2002 9654 1939
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.