В Ленинграде 1920-х годов не было писателя более популярного, чем Михаил Зощенко - его цитировали в разговорах, узнавали на улицах. Одним словом, это была всенародная любовь.
Верейский Г. С. Портрет Зощенко, 1927
Однако у Михаила Михайловича находились не только почитатели, но и суровые критики.
Однажды, когда Зощенко шел вместе с Корнеем Чуковским по Литейному проспекту, к ним подбежал некий субъект и начал упрекать Михаила Михайловича в «очернительстве» - это был ходкий тогда термин, которым затыкали рот любому неугодному сатирику.
- Где вы видели такой омерзительный быт? И такие скотские нравы? Теперь, когда моральный уровень…
Он не договорил...
Далее слово Корнею Чуковскому:
"Мы в этот миг проходили мимо большого четырехэтажного дома, и вдруг прямо к нашим ногам упала откуда-то с неба ощипанная, обезглавленная, тощая курица. И тотчас из форточки самой верхней квартиры высунулся кто-то лохматый, с безумными от ужаса глазами и выкрикнул отчаянным голосом:
- Не трожьте мою куру! Моя!
Прохожих на Литейном было много. Время стояло уже не слишком голодное, но каждый прохожий глядел на курицу с таким вожделением, что мы оба сочли своим долгом защищать ее до последней минуты, чтобы она могла благополучно вернуться к своему обладателю.
Вот наконец и он. Выбегает из подворотни без шапки. Хватает курицу и, даже не взглянув на толпу, вскакивает, к нашему изумлению, на подножку трамвая и мгновенно исчезает вместе с курицей, потому что как раз в этом месте трамвай круто сворачивает на Семеновский мост.
Не успели мы догадаться, что сделались жертвой обмана, что схвативший курицу вовсе не тот человек, который кричал из окна, как этот человек налетел на нас ястребом, непоколебимо уверенный, что мы-то и есть похитители курицы и что мазурик, так ловко надувший и нас и его, на самом-то деле наш компаньон, сообщник.
В толпе выразили такое же мнение, особенно те, что хотели сами овладеть этой курицей.
Вся сцена была словно выхвачена из зощенковских «Уважаемых граждан».
Когда наконец нам удалось ускользнуть от раздраженной толпы, обвинявшей нас в похищении курицы, Зощенко усмехнулся своей медленной, томной, усталой улыбкой и тихо сказал обличителю:
- Теперь, я думаю, вы сами увидели…
В голосе его не было ни торжества, ни злорадства. Лицо у него странно потемнело, и походка стала еще более похожа на чаплинскую - трудная и грустная походка обиженного жизнью человека".
( К.И. Чуковский. Собрание Сочинений в 15 томах, т. 5, Современники: Портреты и этюды, М., Терра-Книжный клуб, 2001)