МЕМУАРЫ КНЯГИНИ ЕЛЕНЫ ПЕТРОВНЫ (15)
Княгиня Елена Петровна (1884-1962) в пожилых годах.
[Часть 2] Я БЫЛА В ЕКАТЕРИНБУРГЕ
ГЛАВА V [1]
[Время умирать (Пермская тюрьма)] [2] (начало)
Так выглядела Сибирская тюрьма. - L’Illustré, 1958, № 46, 13 nov., p. 36.
Тюрьма. Пермь. Район Разгуляй. XX в.
Только лишь мы прибыли в Пермь [3], нас высадили из поезда и пешком повели до тюрьмы, расположенной в нескольких километрах от вокзала. Графиню Гендрикову, m-lle Шнейдер и меня поместили вместе в одной камере. Едва затворилась дверь, как уже принесли жалкий ужин.
Надзирательницей была женщина старорежимная. Она служила в тюрьме уже много лет и проявляла человечность, насколько позволяли обстоятельства.
Однажды она вошла к нам в состоянии сильного волнения, которое даже не думала скрывать.
- Я узнала через нашего нового охранника, - это один Монгол, только что прибывший из Екатеринбурга, - что Царь и вся Семья зверски убиты в доме Ипатьева. Он сам стоял на страже у двери в комнату, где среди ночи собрали всех членов Царской Семьи. Он видел все, всю эту бойню. Он видел, как они падали один на другого под пулями.
От этой новости у нас буквально перехватило дыхание, и никто из нас трех не мог вымолвить ни слова. Между тем, женщина продолжала свой рассказ:
- Монгол видел, как первым упал Царь, державший на руках сына. Затем, изрешеченные пулями, упали и остальные. Он видел четырех Великих княжон лежащих в большой луже крови. Красноармейцы без устали [вариант перевода: безжалостно] добивали их штыками [4]. Они даже забрали у них из-под поясов мешочки с драгоценностями [5]. Чтобы покончить и убедиться, что в живых никого не осталось, стрелял Юровский [6]. Монгол затем помогал грузить одиннадцать трупов, которые вывезли из города. Их облили разъедающим составом и затем сожгли, все одиннадцать [7].
Воспоминания П.З. Ермакова о расстреле царской семьи. (1934) ЦДООСО Ф. 41 Оп. 2 Д. 434. 143-144. Ксерокопия с автографа. Оригинал в фонде Государственного мемориального музея Я.М. Свердлова (ныне Музей истории Екатеринбурга).
[Расшифровка рукописного текста]: «/л.143/ /…/ После расправы все были уложены в грузовой автомобиль и по заранее намеченному плану автомобиль выехал за город на Верхне-Исетский завод меную [минуя] урощицу [урочище, рощицу?] на 8-[ом] километре. Где когда-то были разработаны добычи руды. В это ноч[ь] только трупы были опущены в шахту для того что[бы] скрыть от сопровождающих людей. Которые не все не должны знать. В ноч[ь] 17 июля 1918 все трупы были достаты [sic!] из шахты для того чтоб окончательно покончить [с] Романовыми и чтоб ихние друзья не думали создать святых мощей /л.144/ все трупы при помощи серной кислоты и керосина были сожжены, были крематор[…] [кремированы - ?] над коронован[н]ым разбойником. Так и белогвардейцам и всей контрреволюции над подстамент [sic!] фигуры не стало. [Урал покончил навсегда с самодержавием] [8]».
Мы слушали, оцепенев от ужаса. Первой пришла в себя графиня Гендрикова, но у нее только вырвались крики:
- Это невозможно! Это чудовищно! Неслыханно! [9]
Надзирательница молча понурила голову, и уже не нужен был никакой нажим [в дальнейшем дознании], чтобы понять, что она говорит правду.
Палачи приходят ночью
Прошло пять недель, бесконечных, мучительных, каждый новый день казался последним в нашей жизни.
Спали мы очень плохо, по большей части, вовсе не раздеваясь, на ужасных тюфяках, кишащих паразитами. Однажды ночью дверь нашей камеры со скрипом отворилась. Нас осветил луч света. В дверях - два вооруженных до зубов красных охранника, вдобавок, один из них держал лопату, а другой - кирку. При виде этих могильщиков я подскочила на своем матрасе.
Один из солдат обратился к моим спутницам:
- Следуйте за нами.
Затем повернувшись ко мне:
- А Вы нет. Еще не Ваш черед.
Когда мы втроем долго обнимались, я сказала своим подругам по-французски:
- Не надо слишком бояться. Может быть, вас переводят в другой лагерь.
Мне ответила графиня Гендрикова, к которой, казалось, вернулось все ее самообладание по мере приближения рокового момента:
- Зачем себя обманывать? В любом случае, если мне придется сегодня умереть [10], а Вы избежите этой участи, запомните адрес моей сестры, графини Балашовой [11].
Она вырвала страницу из английского романа, который повсюду носила с собой, и торопливо написала адрес сестры - в одном городе на Кавказе. Оба солдата в это время вышли в коридор и ждали свои жертвы. Ждали они недолго. Для нас всех было лучше сократить эти излияния [12].
Позже, после освобождения, я передала брату графини [13] (с которым встретилась в Белграде) последнее послание его сестры.
Вспоминает Т.Е. Мельник (рожденная Боткина), со слов П. Жильяра и баронессы С.К. Буксгевден (а те, очевидно, со слов камердинера Императрицы Александры Феодоровны, А.А. Волкова, бежавшего из-под расстрела в Перми):
Татьяна Мельник (рожденная Боткина). Воспоминания о Царской Семье и ее жизни до и после революции (12/25 июня 1920 г. Владивосток). Машинопись. Подпись - автограф. - ГАРФ, ф. 1837, оп. 1, д. 2, л. 47.
Расстреляны
Дверь закрылась на два поворота ключа после их печального ухода. Оставшись одна в темноте, я ждала наступления рассвета, который долго не наступал, заглушая боль ходьбой по камере.
Затем пришла тюремщица, как и каждое утро. Но на этот раз ее сопровождал охранник. Поставив на пол дымящийся самовар, она осмелилась шепнуть мне:
- Их расстреляли [14], я так боюсь за Вас [15].
- Лучше умереть, чем видеть такие ужасы, - ответила я, стараясь сдержать свой гнев.
Могила графини А.В. Гендриковой и Е.А. Шнейдер на Ново-Смоленском кладбище Перми. 1919 г. См. также: https://sergey-v-fomin.livejournal.com/255669.html?noscroll
Женщина ушла, повернув ключ на один оборот. Чуть позже ко мне пришел председатель военного суда:
- Ваша судьба еще не решена, - сказал он. А пока Вас переведут в камеру, где уже сидят двенадцать женщин, двенадцать осужденных уголовниц, отбывающих наказание.
Затем он добавил с насмешкой:
- У Вас будет случай познакомиться с народом по-настоящему. Такая возможность у Вас бывала не часто.
- Вы ошибаетесь, - сказала я, вся красная от гнева. В Сербии Король постоянно общается с народом. Сотни крестьян сидят за его столом. Я знаю народ так же хорошо, как и вы.
Он усмехнулся и исчез.
Публикация, перевод и комментарии В.В. СЕРАФИМОВА
Примечания
[1] Перевод с французского по машинописи: USA. Columbia university library. Rare Book & Manuscript Library. Helene Romanoff Papers. BAR Gen Ms Coll/Hʹelène Romanoff, sheet 29 reverse - 33 reverse (p. 44-52). Разночтения, иллюстративные материалы по изданию: L’Illustré, 1958, № 46, 13 nov., p. 35-36.
[2] Глава V не имеет авторского заголовка, который мы возстанавливаем по содержанию, применив принцип аналогии с Главой III, где общее заглавие дублируется в подзаголовке одного из разделов, ключевого по ходу фабулы повествования: «Увидеть Царя» (см.: https://sergey-v-fomin.livejournal.com/797308.html).
[3] Старшим над конвойной командой, сопровождавшей этих арестованных из Екатеринбурга в Пермь, был сотрудник Уральской Областной ЧК Г.И. Сухоруков, накануне принимавший участие в сокрытии трупов Царской Семьи и Её слуг. - Жук, 2015.
[4] Мы здесь имеем новое неизвестное свидетельство «Монгола» по вопросу о применении холодного оружия при убийстве Царской Семьи и ее окружения, подтверждающее ритуальный характер этого преступления века. - Подробно см.: П.В. Мультатули. Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти. Ч. 4. Гл. 3. Екатеринбургское злодеяние в свете ритуального убийства. https://docs.yandex.ru/docs/view?tm=1717105909&tld=ru&lang=ru&name=nik2.pdf&text
Просим принять во внимание следующие аргументы.
1) Судя по показаниям и «воспоминаниям» участников преступления, в убийстве были задействованы то ли один, то ли два штыка от винтовок, которыми закололи членов Царской Семьи и комнатную девушку Анну Демидову. Разговор с сестрой разводящего Дома особого назначения А.А. Якимова К.А. Агафоновой, который пересказывает показания охранников Клещева и Дерябина. Те говорили, что в убийстве принимали участие два человека из Чрезвычайки, которые были вооружены винтовками с одетыми на них штыками. Сказано только, что ими были заколоты Анна Демидова и Великая княжна Анастасия.
«/…/Когда все они лежали, их стали осматривать и некоторых из них достреливать и докалывать. Но из лиц Царской Семьи, я помню, они называли одну только Анастасию как приколотую штыками». - Гибель Царской Семьи: Материалы следствия по делу об убийстве царской семьи (Авг. 1918 - февр. 1920) / Сост. Николай Росс. Frankfurt a. M.: Посев, Cop. 1987, с. 341-342.
2) В «Воспоминаниях Юровского» использование штыков описано в 2-х вариантах:
2.1) «Тов. Ермаков хотел окончить дело штыком. Но, однако, это не удавалось». - Воспоминания коменданта дома Ипатьева Я.М. Юровского «Последний царь нашел свое место» (Апрель-май 1922). Архив Администрации Президента Российской Федерации. Ф. 3, оп. 58, д. 280, л. 13.
2.2) «/…/ одну из девиц пытались доколоть штыком». - «Воспоминания» Юровского Якова Михайловича /…/ коменданта Дома особого назначения в Екатеринбурге [1920-е гг.] - РГАСПИ. Ф. 588, оп. 3с, д. 11, л. 11 (с. 3).
3) Свидетельствует караульный Дома Ипатьева А.А. Стрекотин: «Тов. Ермаков, видя, что я держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть оставшихся в живых. Я отказался, тогда он взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передергивались». - Воспоминания красногвардейца караульной команды дома Ипатьева А.А. Стрекотина о расстреле царской семьи. - ЦДООСО Ф. 221, оп. 2, д. 849, л. 11 (с. 10).
4) Важные детали мы узнаем из осмотра места происшествия, проведенного в 1918-1919 гг. следователями И.А. Сергеевым и Н.А. Соколовым: «Сергеев пришел к твердому выводу, что эти следы оставлены штыками или штыком, так как он обозначил эти следы надписями: “шт.”, то есть “штык”. В своей книге “Убийство Царской Семьи” Соколов добавляет сведения о еще трех ударах штыком: “На лицевой стороне доски имеются совершенно ясно видимые четыре штыковых удара”». - П.В. Мультатули. Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти. Ч. 4. Гл. 3. Екатеринбургское злодеяние в свете ритуального убийства. https://docs.yandex.ru/docs/view?tm=1717105909&tld=ru&lang=ru&name=nik2.pdf&text
5) Дивеевская блаженная Мария Ивановна, как вспоминали очевидцы, «в ночь с 3 на 4 июля 1918 года, т.е. в ночь мученической кончины Царской Семьи, страшно бушевала и кричала: "Царевен штыками! Проклятые жиды!» - В гости к батюшке Серафиму / сост. С.В. Фомин. М.: Паломник, 1997, с. 381.
6) Батюшка Николай (Гурьянов) Старец Псковоезерский, которому в его детстве непосредственно было открыто Господом все происходившее с Царской Семьей 17-18 июля 1918 г. повторял и плакал: «Как Их мучили! Помните об этом, и не забывайте: Царственный Мученик Своими страданиями СПАС НАС. ЕСЛИ БЫ НЕ МУКИ ЦАРЯ, РОССИИ БЫ НЕ БЫЛО!! Царь очень жалел и любил Россию и спас ее Своими мучениями. Он отдал на заклание Наследника Алексия, отраду и утешение своего сердца». - Царский Архиерей. Слово истины. Духовному отцу слово любви / сост. Схимонахиня Николая (Гроян). М.: Русский Вестник, 2004, с. 145.
Таким образом, если Царская Семья и ее близкие были заколоты штыками (или, как предполагают некоторые исследователи, кинжалами), то тогда становятся понятными и большое истечение крови, и длительное умирание жертв, что соответствует предположению о ритуальном характере данного преступления.
[5] Ср. показания А.А. Стрекотина: «При выносе трупов, некоторые из наших товарищей по команде стали снимать находящиеся при трупах разные вещи, как-то: часы, кольца, браслеты, портсигары и другие вещи…» - ЦДООСО Ф. 221, оп. 2, д. 849, л. 11 (с. 10).
[6] Юровский сам на себя свидетельствует об этом:
1) «Вся процедура [убийства] включая “проверку” (щупанье пульса и т.д.) взяла минут 20». - «Воспоминания» Юровского Якова Михайловича /…/ коменданта Дома особого назначения в Екатеринбурге [1920-е гг.] - РГАСПИ. Ф. 588, оп. 3с, д. 11, л. 11 (с. 3).
2) «/…/ Наконец, мне удалось установить, что многие еще живы /…/ Я вынужден был по очереди расстреливать каждого». - Воспоминания коменданта дома Ипатьева Я.М. Юровского «Последний царь нашел свое место» (Апрель-май 1922). - Архив Администрации Президента Российской Федерации. Ф. 3, оп. 58, д. 280, л. 13.
[7] Настоящее свидетельство «Монгола» подтверждает версию Н.А. Соколова о полном сожжении всех останков Царской Семьи и их близких.
Данная версия обезпечена, в частности, следующими вещественными уликами и личными свидетельствами:
1) Генерал-лейтенант М.К. Дитерихс, назначенный адмиралом А.В. Колчаком старший военный начальник по Делу об Убийстве Царской Семьи и членов Императорской Фамилии на Урале, заключает в своей итоговой книге (1922): «При повторном обследовании уже летом 1919 года было обнаружено еще большее количество обгоревших предметов, принадлежащих царской семье. А главное - 12 кусков какого-то беловатого вещества, смешанного с глиной. Вещество издавало сильный запах сала и легко крошилось в руках. «По внешнему виду, очень похоже, что это растопленное, со сжигавшихся тел, сало, смешавшееся с глиной из-под костра». Следователь Соколов, проведший огромную работу по розыску жертв убийства, приходит к выводу, что они были уничтожены до пепла при помощи огня, керосина и серной кислоты. Предварительно тела были расчленены, головы отрезаны и увезены в Москву. “Мы вашего Николку и всех там пожгли”, - заявляли крестьянам пьяные боевики из отряда Ермакова, когда отступали на Тагил. Аналогичную версию высказал захваченный белыми большевик А. Валек. Сведения о полном уничтожении Царской Семьи путем сжигания наиболее распространены и среди старожилов деревни Коптяки и прилегающих к ней населенных пунктов». - Дитерихс М.К. Убийство Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале. М.: Скифы, 1991, часть 2, с. 263-269.
2) Один из убийц П.З. Ермаков: «Около часу ночи, автомобиль с трупами направился через В. Исетск по направлению дороги Коптяки, где мною было выбрано место для зарытия трупов, но я заранее учел момент, что зарывать не следует, ибо я не один, а со мной есть еще товарищи. Я вообще мало мог кому доверить это дело и тем паче, что я отвечал за все, что я заранее решил их сжечь, для этого приготовил серную кислоту и керосин, все было устроено, но не давая никому намека сразу, то я сказал, мы их спустим в шахту… /…/ Когда все это было закончено, то уже был полный рассвет, около 4-х часов утра. Это место находилось совсем в стороне от дороги, около 3-х верст. Когда все уезжали, то я остался в лесу, об этом никто не знал. С 17 на 18 июля я снова прибыл в лес, привез веревку, меня спустили в шахту, я стал каждого по отдельности привязывать, по двое ребят вытаскивали. Когда всех вытащили, тогда я велел класть на двуколку, отвезти от шахты в сторону, разложили на три группы дрова, облили керосином, а самих серной кислотой, трупы горели до пепла, и пепел был зарыт. Все это происходило в 12 часов ночи с 17 на 18 июля 1918 года. После всего 18-го я доложил». - Воспоминания П.З. Ермакова «Расстрел бывшего царя». Заверенная копия. Машинопись [не позднее 1952]. - ЦДООСО Ф. 221, оп. 2, д. 774. л. 11-12.
3) Разводящий Дома особого назначения А.А. Стрекотин: «Куда были увезены трупы, для меня и всей [расстрельной] команды в это время не было известно. Подробности я узнал совершенно случайно в декабре 1918 года в г. Вятке - ныне Кирове - от “брата” шофера автомашины, на которой был увезены трупы. Есть такие людишки, у которых, как говорят, “рот нараспашку, язык до плеча”. Пьяный разболтал мне (что у трезвого на уме, то у пьяного на языке) - многое, и между прочим, что трупы были сожжены в ямах около деревни Коптяки /…/» - ЦДООСО Ф. 221, оп. 2, д. 849, л. 11 (с. 10).
[8] Зачеркнуто в рукописи.
[9] Вспоминая о графине А.В. Гендриковой, бывший председатель Совета Министров Российской Империи граф Владимир Николаевич Коковцев (1853-1943) писал: «… едва ли кто-либо из непосредственного окружения Императрицы был ей так глубоко предан, как это кроткое, и в полном смысле слова прекрасное существо. Она мало выдвигалась на внешнюю близость к Императрице, но она была одной из самых близких Императрице и её детям…» - Граф Коковцев В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903-1919 гг. В 2-х книгах. М.: Наука, 1992, кн. 2, с. 285.
[10] Чуть позже в ту ночь перед гибелью графиня Гендрикова, как будто, поверила версии о переводе в другую тюрьму. Весьма яркую нравственную характеристику графини А.В. Гендриковой приводит в своей книге генерал М.К. Дитерихс: «Анастасия Васильевна Гендрикова, как глубоко религиозный человек, не боялась смерти и была готова к ней. Оставленные ею дневники, письма свидетельствуют о полном смирении перед волей Божьей и о готовности принять предназначенный Всевышним Творцом венец, как бы тяжёл он ни был. Она убеждённо верила в светлую загробную жизнь и в Воскресение в последний день, и в этой силе веры черпала жизненную бодрость, спокойствие духа и веселость нрава для других. Она любила Царскую Семью и была любима Ею, почти как родная дочь и сестра». - Дитерихс , 1991, ч. 2, с. 263.
[11] Графиня Александра Васильевна Балашова (1884-1919), урожденная графиня Гендрикова, фрейлина Высочайшего Двора. Революция застала ее в Кисловодске, где она лечилась от туберкулеза, от которого вскоре умерла.
[12] Генерал Дитерихс пишет: Наибольшую бодрость в тяжёлом тюремном заключении проявила графиня Гендрикова, которая иногда даже пела, дабы развлечь тоску сильно грустившей по мужу Княгини Елены Петровны». - Дитерихс, 1991, ч. 2, с. 263.
[13] По-видимому, речь идет о младшем брате Анастасии Васильевны графе Петре Васильевиче (1883-1942), последнем Орловском губернаторе. Он в 1922 г. был в Белграде, как раз в то время, когда в столичном сербском журнале «Нови живот» вышли в свет отрывки из мемуаров княгини Елены Петровны. В 1922 г. в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев шли споры о том, какую политическую окраску должна принять Российская армия в эмиграции, кого она должна поддерживать. В марте 1922 г. граф П.В. Гендриков приехал в Белград, где в тот момент пребывал Главнокомандующий Русской армией генерал-лейтенант барон Петр Николаевич Врангель (1878-1928). По этому поводу Никанор Васильевич Савич (1869-1942), бывший депутат III и IV Государственной думы, государственный контролер в крымском правительстве Врангеля (1920), записал в своем дневнике: «Гендриков /…/ уж очень распоясался в критике Врангеля, его вызвал [А.Ф.] Трепов [1862-1928, статс-секретарь, министр путей сообщения Российской империи] и заявил, что правые поддерживают армию и потому, если он хочет быть в их среде, он должен прекратить свою агитацию» - Савич Н.В. После исхода: Парижский дневник. 1921-1923. - М.: Русский путь, 2008, с. 204.
Однако, в 1929 г. граф Петр Васильевич вспоминал: «Последние сведения [о сестре Анастасии] мне сообщил г. Вильтон (ныне покойный), корреспондент газеты “Times”, с которым я был близко знаком и который лично присутствовал на похоронах моей сестры в Перми». - Двуглавый Орел. Париж, 1929, № 30. https://sergey-v-fomin.livejournal.com/274637.html.
Вероятно, «последние» здесь следует понимать в том смысле, что речь идет о погребении смертных останков сестры, тогда как княгиня Елена Петровна передала ему в 1922 г. в Белграде последнюю от нее прижизненную весточку: адрес (в Кисловодске) другой, тоже уже покойной, их сестры Александры Васильевны - см. здесь прим. 11.
[14] Генерал М.К. Дитерихс дает следующее заключение по Алапаевскому делу: «7 мая 1919 года, через семь месяцев после убийства, тела Анастасии Васильевны Гендриковой и Екатерины Адольфовны Шнейдер были разысканы, откопаны и перевезены на Ново-Смоленское кладбище в Перми для погребения. Перед погребением тела были подвергнуты судебно-медицинскому осмотру. /…/ Тело графини А.В. Гендриковой ещё совершенно не подверглось разложению: оно было крепкое, белое, а ногти давали даже розоватый оттенок. Следов пулевых ранений на теле не оказалось. Смерть последовала от страшного удара прикладом в левую часть головы сзади: часть лобовой, височная, половина теменной костей были совершенно снесены и весь мозг из головы выпал. Но вся правая сторона головы и всё лицо остались целы и сохранили полную узнаваемость». - Дитерихс, 1991, ч. 2, с. 269.
[15] 1) К исходу лета 1918 года расстрелы лиц, содержащихся в Пермской губернской тюрьме, заметно участились, особенно после 8 октября, что, конечно же, не могло не отразиться на общем душевном состоянии всех узников, в том числе и княгини Елены Петровны, с минуты на минуту ожидавшей своего вызова на казнь. - Смирнов С.Н. В плену у цареубийц / Подготовка текста, комментарии и общая редакция К. Ичин. Белград: Логос, 2016, с. 106.
2) В письме к Великой княгине Виктории Феодоровне Елена Петровна дополнительно сообщает: «Описывать тебе, что это была за тюрьма [я думаю], нет необходимости. Но материальная сторона дела была сущим пустяком по сравнению с душевным состоянием. Представь себе, что такое ожидать смерти 4 месяца подряд, ведь каждую ночь из этой тюрьмы уводили мужчин и женщин на расстрел! /…/ Одним словом, с утра до вечера началась вереница расстрелов, по сравнению с которой Петроград и Москва - это ничто по количеству жертв, которых со свирепой жестокостью уничтожали в Перми». - Рукописная копия письма княгини Елены Петровны Сербской Великой княгине Виктории Феодоровне 26 декабря 1918 г. Saltsjöbaden: https://sergey-v-fomin.livejournal.com/298532.html