Хождение во власть
Шумел, горел пожар московский,
Дым расстилался по Москве.
А на стенах вдали кремлевских
Стоял он в сером сюртуке.
Тема эта - «Писатели и Власть» - не нова. Она давно и хорошо известна в разных своих ипостасях: «Поэт и Царь», «Вождь и Инженеры человеческих душ»…
Этому хождению во власть Валентина Григорьевича Распутина предшествовали уговоры, как со стороны самой этой власти, так и его единомышленников и товарищей, а также, разумеется, и собственные иллюзии и надежды писателя.
В конце концов, это не принесло ему ни славы, ни особого достатка.
Даже наоборот, сам этот факт оказался для него фатальным.
В.П. Астафьев, правда, в сердцах, в частном письме да к тому же уже в период размолвки, позволял себе даже утверждать, что вот, мол, Распутин «по дешевке купился», заняв «место фрейлины в свите Горбачева» с естественным «воздаянием за это харчем, вельможными привилегиями, хоромами».
Подобным же образом в начале ХХ века назойливо жужжала клевета в адрес Царского Друга - тезки писателя. Но и посмертный результат оказался таким же: оба ушли из жизни, не нажив ни денег, ни имущества…
О «квартирах», «машинах», «дачах» мы всё уже знаем. Перед смертью Валентин Григорьевич сам почти ничем не владел, раздав то немногое-необходимое, что получил когда-то, в том числе и в доперестроечное время…
«Его произведения, - вспоминал В.Н. Крупин, - хоть и издавали, но последние лет 15 почти никто не платил гонораров. Однако Валентин не унывал. Видел, что так живут все пенсионеры…»
Отпевание Валентина Распутина в храме Христа Спасителя. Москва 18 марта 2015 г.
Были ли, однако, действительно реальные основания для обвинения В.Г. Распутина в сервилизме по отношению к власти? - Да, он занимал высокие посты (в 1989-1990 гг. был народным депутатом СССР, в 1990-1991 гг. - членом Президентского совета при М.С. Горбачеве), получал высокие государственные награды и премии.
Но что же по сути?
«Власть, превознося Распутина, - как поняли теперь, уже после его смерти, многие, - явно лукавила». По выражению В.Я. Курбатова, писатель был ей «поперек горла».
Однако, приблизив его к себе, власть подставила Валентина Григорьевича под огонь, палец о палец не ударив, чтобы уберечь его от нападок за ее поддержку.
Открыто заявив свою позицию, В.Г. Распутин оказался для либеральной интеллигенции врагом; по занимаемому им положению - опасным и, одновременно, удобным - как некий символ, который власть, как выяснилось, особо защищать не будет.
Чужим он оказался, по зависти или по глубинным идейным расхождениям (скрываемым, однако, до времени) и для «своих». (Вспомним в этой связи хотя бы того же А.А. Проханова.)
Вызывал В.Г. Распутин недовольство и у своих земляков-сепаратистов, которые рассчитывали видеть его в своих рядах (о чем мы еще поговорим). Последнее ставило Валентина Григорьевича в очень сложное положение, доставив ему немало горьких переживаний.
В этом крутом замесе нередко трудно было отделить одно от другого.
Храм Христа Спасителя. Москва 18 марта 2015 г.
Нелегко разобраться в этом, прежде всего, из-за поминавшихся уже нами не раз свойств его характера: скромности, немногословности, скрытности.
«…С Валентином Григорьевич, - писал в одной из своих книг, в специально посвященном ему разделе с весьма характерным названием “Сквозь молчание”, критик В.Я. Курбатов, - “Да”, “нет” - вот и весь разговор. И если бы писать в “прямом режиме”, то от фразы до фразы мог пройти час, а то и день».
«Благое молчание». В.Г. Распутин и В.Я. Курбатов.
Валентин Распутин многое держал в себе, вслух не высказываясь. Однако кое-какие свидетельства, по счастью, всё же сохранились: размышления очень близких ему людей, на глазах которых происходила вся его писательская стезя, не раз задававших эти вопросы себе и приступавшие с ними к нему…
Принимая решение пойти навстречу власти, Валентин Григорьевич прекрасно понимал риски: «…Как и заведено в темных делах, попользуют, наградят и выставят».
Осознавал он и свою ответственность, как человека, которому верит народ, его читатели. Вот его высказывание по поводу популярного кинорежиссера Эльдара Рязанова после показа по телевидению сюжета, рассказывавшего о посещении им дома Б.Н. Ельцина: «На Рязанове, как на художнике, можно было окончательно ставить крест уже тогда, когда он вкушал котлетки у Наины Иосифовны и дурил народ, выставляя Ельцина спасителем России. Но этот народ, который он сознательно дурил, не был народом Рязанова и ему подобных, так что и дурить его они почитали за честь».
«Его тянули в политику, - писал, вспоминая о писателе, сразу же после его кончины, В.Н. Крупин, - как могучего писателя. Но по натуре Валентин Григорьевич был мягким человеком. Помню, когда он получил звезду Героя Социалистического Труда, то сунул ее в карман и забыл. Это была вовсе не поза, не игра, а проявление скромности...
Ему приходилось идти в политику, чтобы ретивые хозяйственники “реки вспять не повернули” и рядом с озером Байкал не построили очередной бумажный комбинат. Он, кстати, считал, что Мавзолей надо убрать, а компартию переименовать. Валентин никогда не хвалил Коммунистическую партию, отношение же к Горбачеву и Ельцину - развалили СССР - было самое негативное. Как-то он с несколькими другими членами Президентского совета пошел с прошением к Горбачеву, а у него дверь в кабинет оказалось такой толстой, что Распутин заметил: “Михаил Сергеевич, тут никакой народ дверь не откроет”. Оставили в подарок книги, а генсек к ним даже не притронулся».
Портрет Валентина Распутина в Музее истории города Иркутска в траурные дни.
Людям, с которыми он общался в то время, которым доверял, Валентин Григорьевич объяснял, почему он, несмотря на то, что многое он уже понял, не спешил, всё же, уходить из официального президентского окружения.
«…Я сам, - делился он в декабре 1991 г. своими соображениями с В.Я. Курбатовым, - собираюсь из политики, но как оставишь сейчас, когда вот-вот они сделают решительный шаг (к этому идет) и будут брать противников».
«Они» - это власти, которые к тому времени уже сделали свой выбор в пользу допуска к управлению страной врагов Исторической России и русского народа, ставшие потому и его личными врагами, с которыми нужно было бороться до последнего.
Понимал он и расклад сил. «…Кого искали, тех и нашли, - говорил Валентин Григорьевич. - Главные же фигуры, похоже, остаются в тени. Там и останутся, “посвящение” народа в эти тайны или вообще никогда не произойдет, или произойдет много позже».
У входа в Знаменский собор. Иркутск. 19 марта 2015 г.
Очень важно понимать, что происходило это в то, всё еще продолжавшееся по инерции, советское время, когда печальниками за народ, радетелями о его нуждах, выступали не Церковь и ее иерархия, как встарь, а писатели, сила авторитета которых в начале перестройки была всё еще достаточно высока.
Как и его великий сибирский земляк и тезка, не раз говоривший, что «для народушка жить нужно, о нем помыслить», Валентин Григорьевич именно так и старался поступать.
Валентин Курбатов в своем прощальном слове об ушедшем друге, «Один над пропастью», заметил: «…Он держал святую плоть уходящей деревенской жизни, потому что знал, что в ней весь наш дух, наша память, наша вера и наше спасение. Ему давали Государственные премии, делали Героем Труда, а он будто не видел ни чести, ни славы, потому что пропасть не отодвигалась и, значит, как порой в отчаянии казалось, голос его не был слышен. И высокие комитеты, депутатство, Президентский Совет нужны были только все для того же крестьянства-христианства, для удержания памяти, для спасения перед исторической бездной, чтобы не приходилось русским старухам со своей землей и любовью оставаться на дне рукотворных морей, а русским женщинам брать в руки обрез и принимать на себя функции государства, раз оно само не хочет выполнять то, что обязано.
…Он всегда, с самого начала… слушал больное русское сердце, ища ему исцеления. Он всегда был неудобен и всегда (как Церковь в ее высоком и правильном понимании) “мешал нам жить” в наших слабостях и меньше всего обманывал себя и других “возрождением”, потому что всегда имел слишком острое зрение…
Теперь уже навсегда ясно, что это он с горькой твердостью и правом поставил памятник русской деревне, утонувшей на наших глазах невозвратно, как Атлантида или Китеж.
И мы-то еще, может, и не поняли, что невозвратно, и еще обманывали себя заплатками, а он уже знал и строил ковчег, чтобы, если не “всякой твари по паре” (не оставалось уже никаких пар), то хоть последние народные духовные ценности уберечь».
«…Для него всегда, - писал о Валентине Григорьевиче В.Н. Крупин, - было важно оставаться народником и державником. Совестью народа».
Однако всё вышло совсем не так, как это представлялось вначале.
«Моё хождение во власть, - признавался впоследствии сам писатель, - ничем не кончилось. Оно было совершенно напрасным. […] Со стыдом вспоминаю, зачем я туда пошёл. Моё предчувствие меня обмануло. Мне казалось, что впереди ещё годы борьбы, а оказалось, что до распада остались какие-то месяцы. Я был как бы безплатным приложением, которому и говорить-то не давали».
Почему так случилось? - Дело было, конечно, не в нем. Напрасно Валентин Григорьевич сокрушался и корил себя. Народ перестал быть важен не только для культурной и политической элиты, но и для власти.
Разве что, как обслуга, рабочая сила, электорат, которых и быдлом при случае можно назвать.
«Бабы еще нарожают», - бросил еще во время Семилетней войны фельдмаршал С.Ф. Апраксин фразу, ставшую затем на долгие годы крылатой.
Так это и было вплоть до Великой Отечественной…
Теперь уж нет…
Не зря А.И. Солженицын, за что его и ценил В.Г. Распутин, призывал государство к политике «сбережения» народа. К этому Валентин Григорьевич прибавил от себя: «..И умножения».
Что касается самого народа, ради которого писатель жертвовал многим, в том числе, пожалуй, и самым дорогим для него - своей репутацией, для которого он писал, сейчас, после кончины писателя, только еще пытается понять, чем же он был для него…
georg_flint: «Он просто (нормально, естественно и ОЧЕНЬ талантливо) писал-страдал о своём народе, потому что физически ощущал его гибель. Само содержание его страдательных писаний было своеобразным укором режиму и Государству - что ж вы делаете со своим народом, где ваша совесть?»
Средний класс: «Может, он и хороший писатель но ни одной его книги и фильма по ним я до конца не осилил; все они для таких, как и сам он».
Татьяна: «Книги его все прочла, часто встречала его на патриотических мероприятиях, даже имела счастье с ним познакомиться. Он был очень деликатен с почитателями своего таланта».
При этом заявили о себе не только те, кто любил или пока что не понимал писателя, но и его откровенные яростные враги.
Даже смерть не примирила с В.Г. Распутиным некоторых из его земляков. Причем, самые сильные эмоции они испытывали именно в связи с отношением писателя к власти.
«Власть хоронила своего преданного холуя. Я читал раннего Распутина. Гениальности не заметил. Я не сторонник путинского режима. Режим ведет к войне, гибели экономики и к гибели страны. Но мне кажется, что Распутин предал не только ранние свои убеждения, но и простую русскую мать, простого русского мужика, просто предал свой многострадальный простой народ, о котором он и писал и который, теперь уже, мается в тисках криминально-олигархическо-чиновничьей власти. Конечно, Распутин это видел. Но не смог пойти в наступление. И он выбрал предательство».
«Злых собак, типа Немцова, которые кусаются, власть не любит. Госдума даже не почтила его память минутой молчания. Зато любят тех, кто им лижет жопу. Таким медальки раздают».
«Распутин действительно предал свои убеждения и слился с властью и был ей обласкан. Как человека, я его понимаю. Всем хочется жить и жить хорошо. Он это и сделал, получив свои заслуженные почести».
В первые же дни после известия о кончине Валентина Григорьевича на иркутских интернет-площадках завязались самые настоящие виртуальные баталии.
«Для писателя, настоящего писателя, власть, какая бы она не была, всегда будет или плохой или очень плохой. И задача писателя критиковать власть. Затем, чтобы она становилась лучше. Так, по крайней мере, поступали все по-настоящему великие русские писатели. Они всегда были в оппозиции к власти. Именно поэтому они и великие. Есть такое выражение “совесть нации”. К Распутину это выражение не имеет никакого отношения. Писатели, которые обслуживают власть, в лучшем случае будут классиками социалистического реализма или духовных скреп».
«Развивая ход вашей мысли, великими писателями могут быть только зэки и сочинители свалившие к врагам страны. Это что тогда, у нас должны жить великие американские авторы, а у них, соответственно, современные русские классики?»
«…Критиковать власть - разве ЭТО сверхзадача для писателя? …Вам как человеку хочется читать критику власти, но ведь книга не статья, этого мало для литературы. Смешно полагать, что великим писателя делает оппозиция к власти, а не талант и работоспособность. А что тогда композиторам остается делать? Так бы и не услышали люди “Щелкунчика”… Более того, вы как раз скатились к подходу социалистически-революционному, в котором в любой вступительной статье к зарубежной или дореволюционной литературе обличались пороки капитализма. Понимаю, “чистое” искусство просто не для вашего склада ума (ничего обидного, это врожденные особенности). Вам не понять прелесть кубизма, но попробуйте посмотреть иначе на этот вопрос. Не стоит смотреть на искусство лишь как на прикладную деятельность».
Быть может, некоторым живущим в европейской части России покажется, что многое из приведенного нами написали представители либеральной тусовки. Однако это не совсем так. Многие авторы этих комментов - местные патриоты, сторонники сибирского сепаратизма (т.н. «неообластники»).
Сила это грозная. Боюсь, что она еще покажет себя.
Речь о них пойдет далее…
Продолжение следует