ЛЮДИ КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ
«Темнота убивает потребность в красоте»
Дмитрий Шатилов «Древняя сила».
- Мы взяли власть, - встал он перед своими людьми, этими солдатами революции, бывшими корабельщиками, безработными, наемниками, пролетариями из самых бедных предместий Свободного города, самых грязных его трущоб.
О, это было примечательное сборище!
В своей части истории Юнн видел их квадратнолицыми, низколобыми тупыми солдатами тирании, способными лишь на жестокость, грубость и самое черное зло. Раджанга смотрел на них иначе: он не отрицал ни близко посаженных глаз, ни лбов в два пальца высотой, ни челюстей, и надбровных дуг, подходящих скорее неандартальцам, - и все же именно таковы были его люди: не рассуждающие, верные, способные выполнить любой, даже самый трудный приказ, не страшащиеся смерти, готовые отдать всё ради чего-то, что было бы больше их самих.
Дмитрий Шатилов «Древняя сила». Южно-Сахалинск. 2022. С. 439-440.
Иллюстрация Татьяны Квитковской к роману «Древняя сила».
Об изменившихся лицах русских людей вслед за революцией 1917 года, повлиявшей и на сам генотип народа, нам уже приходилось писать: https://sergey-v-fomin.livejournal.com/692943.html
Среди первых это подметил философ Николай Александрович Бердяев (как бы к нему не относиться) в написанной им летом 1918 г. статье «Духи русской революции», вошедшей впоследствии в известный сборник «Из глубины»: «С Россией произошла страшная катастрофа. Она ниспала в темную бездну. И многим начинает казаться, что единая и великая Россия была лишь призраком, что не было в ней подлинной реальности. Нелегко улавливается связь нашего настоящего с нашим прошлым. Слишком изменилось выражение лиц русских людей, за несколько месяцев оно сделалось неузнаваемым».
Прототипы этих новых русских ликов философ высмотрел в «Гоголевской России». Писатель запечатлел их, исследуя некоторые особенности «метафизического характера русского народа». Они отнюдь не были «порождением старого строя», как это обычно считалось; но при этом весьма неожиданно оказались созвучными «русской революции».
Все эти «безобразные и нечеловеческие чудовища», «клочья людей, а не люди, гримасы людей», «все хари и рожи гоголевской эпопеи появились на почве омертвения русских душ».
Такое открытие почти три четверти века спустя после выхода в свет «Мертвых душ» могло состояться лишь благодаря тому, что пользовавшаяся явно завышенной репутацией русская классическая критика (Белинский, Добролюбов и др.) прочно укоренила в сознании отечественных читателей представление о том, что Гоголь был якобы всего лишь «реалистом и сатириком». Но, как отмечал Н.А. Бердяев, случившиеся в России в начале XX века реальные события продемонстрировали, что писатель просто «прикрыл смехом свое демоническое созерцание».
И вот теперь люди, в том числе и читавшие когда-то Николая Васильевича, встречались с этими отвратительными персонажами в реальной жизни новой революционной России, никак не сопоставляя их, однако, с героями произведений далекого теперь уже прошлого века…
О том, как и почему это происходит, и не только у нас - см.: https://reineke-fuchs.livejournal.com/2443239.html
Партийные люди не походили друг на друга - в каждом лице было что-то самодельное, словно человек добыл себя откуда-то своими одинокими силами. Из тысячи можно отличить такое лицо - откровенное, омраченное постоянным напряжением и немного недоверчивое. Белые в свое время безошибочно угадывали таких особенных самодельных людей и уничтожали их с тем болезненным неистовством, с каким нормальные дети бьют уродов и животных: с испугом и сладострастным наслаждением.
Андрей Платонов «Чевенгур».
Среди земляков в поношенных серых шинелях, с темными или обломанными красными звездами на помятых фуражках, среди лиц русского простонародья, похожих одно на другое, часто скуластых, курносых и как бы сонных, мы сразу узнавали коммунистов, и всегда без ошибки. Мы узнавали их по глазам, по взгляду их белесых глаз, по какой-то непередаваемой складке у рта.
Это было вроде того, как по одному черному пятнышку угадала панночка в «Майской ночи» ведьму-мачеху среди русалок. Лицо у коммунистов было как у всех, солдатское, скуластое, но проступало на нем это черное пятно, нечто скрытое и вместе отвратительное, смесь подобострастия и подлости, наглости и жадной вседозволенности, скотство. Потому мы и узнавали партийцев без ошибки, что таких погасших и скотских лиц не было раньше у русских солдат. На коммунистов к тому же указывали и сами пленные.
Генерал А.В. Туркул «Дроздовцы в огне».
Пленные большевики под конвоем. Архангельск. Январь 1919 г.
Генерал барон Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг после боя строил пленных, определяя «по глазам и лицам», кто из них является красными добровольцами и коммунистами, а кто годился для пополнения Азиатской конной дивизии. Первых ждала участь, определенная в его знаменитом Приказе: «Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями. Все имущество их конфисковывать».
На площади лежали тела убитых красноармейцев, и стонали, еще не перевязанные раненые «красные». Нисколько подальше, в стороне от станционной постройки, под высокими тополями и акациями, окружавшими станционный двор, серой толпой стояли и сидели пленные красноармейцы. Жидкая цепь часовых добровольцев их окружала. Отдельно от них, в углу у пакгауза, были собраны матросы броневого поезда. Их охранял более сильный караул. Все это были крепкие, рослые ребята, в пестрых голландках и широких штанах, с лихо заломленными на затылок матросскими фуражками с алыми лентами. Это был народ прожженный, прошедший огонь, воду, медные трубы и чертовы зубы, лохматый, курчавый, наглый и самоуверенный. Видно было по всей их повадке, что им и самая смерть не страшна… […]
С тыла на площадь прискакал комендант корпуса, полковник Арчаков. Он спрыгнул с лошади, бросил поводья сопровождавшему его Кубанскому казаку, и пошел к полковнику Акантову. […] Об Арчакове Акантов знал, что он без ошибки угадывал коммунистов […] Арчаков подошел к Акантову и сказал ему:
- Пойдемте, полковник, посмотрим на эту сволочь. Он пошел легкой походкой, похлопывая себя по голенищам запыленных сапог дорогим стеком.
Пахло землею, пылью, сухим, погорелым на солнце, листом акаций, и нудно воняло людскими отбросами и порохом ручных гранат. Пахло войною. Офицер, бывший при пленных, скомандовал:
- Смирно!.. Встать!.. Ну, вы, там, красная армия, поворачивайся… Вставай. Нечего буржуев изображать…
- Становись!.. Равняйсь!..
Пестрые ряды подравнялись, разбились на неровные взводы, стали подобием колонны.
Серые от безсонной ночи, от испуга, от усталости, землистые, голодные лица мобилизованных крестьян и бывших солдат повернулись к подходившим к ним офицерам. Резко между ними выделялись фигуры в кожаных куртках, в штатской одежде, с бледными, жесткими лицами, с прямым, смелым взглядом. Знакомое Акантову было смешение людей в толпе, захваченной тисками гражданской войны.
- Смир-рна!..
Арчаков, высокий, тонкий, щеголевато одетый, выправленный, надменный старый барин, в цветной фуражке, аккуратно надетой на лоб, в пенсне без оправы, крепко сидевшем на его тонком породистом носу, со свежепобритыми блестящими щеками, морщась от дурного запаха, шедшего от красноармейской толпы, медленно подходил к пленным. В нем была подтянутость и напряженность охотничьей собаки, почуявшей дичь и готовой сделать стойку. Солнце брызнуло первыми, золотыми, слепящими лучами. Оно осветило лица пленных, их серые, рваные рубахи, плохие штаны, пеструю обувь. Щурясь от солнца, красноармейцы смотрели на подходивших офицеров, «золотопогонников», с тупым подобострастием; они были готовы исполнить любое приказание. Лишь на некоторых лицах была угрюмая злоба, погасившая страх и полная презрения ненависть.
Комендант остановился в десяти шагах от колонны пленных. Солнце отбросило от него и сопровождавших его людей длинные тени. Играя стиком, комендант смело и решительно приказал:
- Коммунисты, выходи!
Никто не шевельнулся. Напряженное молчание и тишина были на площади. Лица одних стали еще подобострастнее, у других еще страшнее стала злоба и ненависть в глазах, и темные желваки заходили над скулами.
- Ну, как хотите,- негромко, но далеко слышным голосом, сказал комендант и с легкой усмешкой пошел к правому флангу колонны.
Он остановился против худощавого парня с темным лицом, покрытым щетиной небритой бороды и с узкими глазами, исподлобья глядевшими на офицеров, и сказал уверенно и твердо:
- С какого года в партии?..
Угрюмый человек повел плечами, тяжело вздохнул и молчал.
- Да ты, товарищ, не стесняйся. Я тебя насквозь вижу. Луганский?.. Злые глаза опустились к земле.
- С какого года?..
- С 1914-го,- рывком, со злобой, выплюнул тот.
- Выходи!
Конвой, следовавший за комендантом, схватил вышедшего и толкнул его в сторону. Арчаков пошел дальше.
- Коммунист?..
- Ваше благородье,- кричали сзади,- это ж Файнштейн… самой он коммунист. Он нас и мутил супротив вас идти, и Ягодка с ним, вот он, Ягодка, третий с флангу стоит- обои коммунисты. Выходи, брат, Ягодка, чего там бузу разводить, братву подводить. Он, Ягодка-то, ишшо когда, в царское время, при Государе Ампираторе, этим самым на заводе занимался…
Быстро и легко шел отбор. Ловкая, хорошо пригнанная одежда, кожаные куртки, добротные сапоги, злые лица, угрюмо сосредоточенные, безнадежные, выдавали коммунистов. […]
Днем был суд. Акантов в нем не участвовал. Триста китайцев, часть матросов бронепоезда и двадцать коммунистов, отобранных комендантом Арчаковым, подлежали уничтожению. […]
…Полковник Арчаков не прошибется. Нюх у него, как у хорошего пойнтера…
П.Н. Краснов «Ложь». Париж. 1939. Ч. I. Гл. XVI-XVIII.