Второй извод биографии Владыки Феофана (Быстрова) был написан позднее (скорее всего, в 1950-х). Текст был существенно дополнен личными воспоминаниями, а в его антираспутинской части - смягчен. Были убраны некоторые, выглядящие совсем уж нелепо, утверждения о том, что Владыка будто бы «не знал совершенно Распутина, никогда не говорил с ним, не принимал его у себя», а, следовательно, и «не мог представить его Государыне и ввести его во Дворец».
Такого рода коррективы понятны: второй вариант биографии, уже не безымянный, а подписанный, причем не только М.В. Федченко, но и племянницей Пороховых - Анастасией Ахонен, - был создан уже «для истории». Адресован он был богослову и духовному писателю архиепископу Сиракузскому и Троицкому Аверкию (Таушеву, 1906-1976), которого просили, если случится такая возможность, показать его члену Синода Зарубежной Церкви архиепископу Восточно-Американскому и Джерзейситскому Виталию (Максименко, 1873-1960).
Оба Владыки были весьма влиятельными, а Преосвященный Аверкий к тому же всю жизнь хранил добрую память о Феофане Полтавском, у которого он некоторое время был даже келейником после приезда того в 1925 г. в Варну.
Биография эта и сохранилась в составе бумаг Владыки Аверкия в архиве Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле.
Воспоминания, биография и правда о жизни Владыки Феофана Полтавского
Чувство долга, справедливости, также как и глубокого уважения к покойному Владыке Феофану Полтавскому, заставляет меня, слыша клевету, несправедливые суждения о нем, записать правду о его жизни, пользуясь воспоминаниями о нем семьи Вальконен (Пороховых), которые знали его по Петербургу, когда он был ректором Духовной академии при Александро-Невской лавре, [а также] воспоминаниями его верного и преданного воспитанника В.И. Матвейченко.
Владыку я знала по Полтаве, где мой муж командовал 9-й Арт[иллерийской] бригадой, с которой ушел на войну и был убит 27-го авг[уста] того же [1914] года, - и по Лубнам Полтавской губ[ернии], где был наш хутор в 6-ти верстах от Лубенского Спасо- Преображенского монастыря, в который Владыко приезжал служить и отдыхать.
Генерал-майор Дмитрий Дмитриевич Федченко (18.11.1868-27.8.1914) происходил из дворян Курской губернии. По окончании Петровского Полтавского кадетского корпуса (1886) и Михайловского артиллерийского училища (1889) выпущен подпоручиком. После курса в Михайловской артиллерийской академии (1895) за отличные успехи в науках произведен в штабс-капитаны. Подполковник (1901). Участник русско-японской войны 1904-1905 гг. Награжден орденом Св. Георгия 4-й степени (1904). Пройдя обучение в Офицерской артиллерийской школе, получил «за отличие» чин полковника (1905). В декабре 1913 г. произведен в генерал-майоры с назначением командиром 5-й артиллерийской бригады, штаб которой находился в Полтаве. Как «выдающийся боевой артиллерист» генерал Федченко был избран в комиссию по составлении. Строевых уставов полевой артиллерии, за труды в которой 10 июня 1914 г. ему объявили Высочайшую благодарность. С началом Великой войны выступил с бригадой на фронт. Смертельно ранен 27 августа 1914 г. в бою с австрийцами у галицийской деревни Грехов, скончавшись по дороге в полевой госпиталь. Похороненный сначала рядом с тем местом, где он погиб, в конце сентября перевезен вдова в Лубенскимй Спасо-Преображенский монастырь, где его предали земле 3 октября 1914 г.
С первой супругой Антониной Михайловной, урожденной Гаусман, Д.Д. Федченко развелся еще в 1908 г., женившись на Марии Васильевне Федченко.
Список генералам по старшинству. На 15 апреля 1914 г.
БИОГРАФИЯ
Владыка Феофан родился в 1872 г. в Петербургской губернии, где отец его, о. Димитрий Бистров [sic!], был сельским священником. Родители его были люди небогатые, отдали сына в Духовную школу при Александро-Невской лавре.
Жизнь в школе была очень тяжелой, кормили плохо, и Владыка был худым и слабым ребенком, но учился очень хорошо.
По окончании школы был переведен в семинарию, где условия жизни были гораздо лучше и кормили хорошо. Окончил первым, так же, как и Духовную академию, по окончании которой был оставлен в Академии и получил кафедру Библейской истории и был назначен ректором Духовной академии.
Владыка был знатоком древнееврейского, санскритского, греческого и других древних языков. Некоторые его труды, так же, как и магистерская диссертация, получили известность за границей. Диссертация была об Именах Божьих.
Государь пожелал сделать его своим духовником, так же, как и всей семьи.
В 1903 году состоялось открытие мощей Преподобного Серафима Саровского, были большие торжества, на которых был Государь с Императрицей, Великие князья и масса народу.
Женой Великого князя Петра Николаевича, Мелицей [sic!] Николаевной, был представлен Императрице Распутин - как прозорливый, набожный старец-аскет. Распутин начал свою карьеру служкой у отца Иоанна Кронштадского, сопровождал его всюду, приезжал с ним также во Дворец Вел[икого] кн[язя] Петра Николаевича.
После смерти о. Иоанна Кроншт[адского] Мелица [sic!] Николаевна заинтересовалась этим человеком, вероятно, видя его религиозность и проницательность, которые произвели на нее сильное впечатление, а так как обе cестры-черногорки были спиритками, то Распутин являлся для них как бы медиумом; может быть также общность интересов сыграла для их сближения известную роль. Пример: в Спале, где была царская охота, на которой был Государь с Наследником и вся Царская семья, Наследник упал, прыгая из лодки, ушибся, и у него сделалось подкожное кровоизлияние, от которого он очень страдал.
В[еликая] кн[ягиня] Мелица [sic!] Николаевна предложила Государыне вызвать Распутина помолиться у кровати больного. Распутин приехал, встал на колени у кровати больного Наследника, заставил и других сделать то же и долго молился; боли понемногу прекратились, и Наследник быстро поправился.
Второй раз был уже во время войны. Наследник с Государем был в Ставке. Выходя из вагона, упал и сильно расшибся. Кровь хлынула из носа и ушей. Наследника, истекающего кровью, подняли, положили на простыню, которую подвязали к автомобилю, и в висячем положении привезли в Царское Село, где его ждали все светила медицинской науки. Наследник был белый как снег. Доктора осмотрели и решили, что только операцией можно остановить кровь, вставив пленки кроличьи в нос, и спасти Наследника. Начали приготовлять всё необходимое для операции.
В дежурную комнату собрались все высшее чины Двора, камер-фрау, фрейлины, с волнением ожидающие результата и боясь рокового исхода.
Императрица вызвала Распутина. Приехал Распутин и сейчас же прошел в комнату больного Наследника. Встал на колени, велел также всем присутствующим сделать то же и долго и усердно молился, упорно глядя на Наследника.
К общей радости, кровь постепенно переставала течь, скоро и совсем прекратилась. Профессор Федоров, присутствовавший в комнате, осмотрел больного и удостоверился, что кровоизлияние совсем прекратилось и операция не нужна.
Пр[офессор] Федоров, выйдя в дежурную комнату, развел руками и сказал: «Я не верю в чудеса, но тут я останавливаюсь; чудо это или гипноз, магнетизм, я не берусь судить». Это я пишу со слов одной придворной дамы, камер-фрау Императрицы М.Ф. Герингер, которая находилась при ней со дня ее приезда в Россию и до самого конца их царствования, имея право, даже когда Они были в ссылке, делать их поручения, получать их письма и писать им.
Государыня исключительно хорошо относилась к М.Ф. Герингер и ценила ее, несмотря на то, что М[ария] Ф[едоровна] не была знакома с Распутиным, так же, как и вся ее семья, и осуждала его непристойное поведение вне дворца.
Государыня, видя чудесное спасение сына, считала его как бы святым, веря в силу его молитвы. Государыня была очень набожной; часто в Царском Селе, одеваясь просто с платочком на голове, она шла к ранней обедне в церковь Знамения Божьей Матери, горячо молилась, плакала, стоя незамеченной между простыми людьми. Государыня читала много духовных книг, знала все творения Столпов Церкви. Императрица, настроенная мистически, религиозно, неудивительно, что видела в Распутине человека скромного, религиозного, праведника, два раза спасшего ее сына.
Насколько скромно было поведение Р[аспутина] во дворце, настолько оно было неблагопристойно вне дворца. Одна высокопоставленная дама (Имп[ератрица] М[ария] Ф[едоровна]), митрополит С[анкт-]П[етербургский] и всё высшее духовенство начали просить Владыку Феофана Полт[авского] (как духовника Государя) обличить Распутина перед Государем. Владыка Феофан попросил священника Медведя собрать нужный материал для обличения и испросил аудиенцию у Государя. Всё время, пока Владыка обличал Распутина на приеме у Государя, Государыня молчала, но присутствовавшая Вырубова всё время говорила: «Это неверно, это неправда».
При прощании Государь крепко пожал руку и поблагодарил, а Государыня сказала: «Про всех Святых всегда плохо говорили при их жизни и гнали их».
Приехав домой, у Владыки сделался частичный паралич, но скоро прошел. Имп[ератрица] М[ария] Ф[едоровна] позвонила Владыке по его возвращению домой и поблагодарила.
Через несколько дней Владыка попал в опалу - всё высшее духовенство отвернулось от него. Сначала Владыку послали в Крым, но по приезде туда царской семьи перевели в Астрахань.
Все волнения переутомили слабое здоровье, а полученная малярия требовала других климатических условий. Владыка просил перевести его в другую епархию. Владыке была предложена Полтавская, куда Владыка и переехал на место Архиепископа Назария.
Владыку народ везде любил и чтил его высокое смирение и религиозность. Когда Владыка уезжал из Астрахани, народ плакал, провожая его, и стоял на коленях, когда Владыка благословлял его.
Приехав в Полтаву, как монах строгий, скромный, он упразднил в архиерейском доме всё, что нашел лишним, и главное внимание сосредоточил на богослужении, духовной дисциплине служащих и на хорах.
При нем было два хора, один Архиерейский, состоявший из 9 человек, а другой Соборный - 45 человек. От регента Владыка требовал безукоризненной постановки хора духовного. Благодаря этой тройственной постановке, богослужения всегда происходили полностью с благоговением, что давало молящимся большое духовное настроение и подъем веры.
Когда Владыка говорил, церковь была настолько полна, что пройти ближе, чтобы слушать, было почти невозможно; его проповеди все ждали с нетерпением и благоговением. Владыко утром и вечером всегда присутствовал на богослужении и часто сам служил.
По епархии Владыка не ездил, но приемы у него были всегда большие, утомительные, приходило много бедных и никто не уходил с пустой рукой. Часто после больших приемов различных лиц, дел и большой корреспонденции Владыка чувствовал себя усталым, расстроенным и нервным; лицо было болезненно желтое, строго сосредоточенное; глаза проницательные, умные.
У Владыки был духовный дар предвидения будущего: напр[имер], будучи мальчиком 7 л[ет], он видел сон, что стоит на лобном месте и отец, проходя, кадил ему; этот сон утром он рассказал матери; отец, сидевший в соседней комнате, слышал и сказал: «Вот еще появился новый Иосиф», - но сон сбылся, когда Владыку посвящали в епископа, от Александро-Невской лавры: он стоял, как полагается, на лобной месте, и отец служил и, проходя, кадил ему.
Владыка был большим аскетом и большую часть времени проводил в своем кабинете, часто с закрытой дверью. Много писал, по Богословию у него были большие труды, часть которых пришлось сжечь при наступлении большевиков, так как взять все труды с собой при отъезде из России было невозможно.
Обстановка в его кабинете была самая простая: в углу стояла железная кровать с досками вместо матраца, на которой Владыко спал, но очень мало. В комнате было много икон, у которых он долго и часто молился со свечой в руке, несмотря на зажженные лампады. Стол у него был простой, и ел он очень мало. Редко выходил в сад подышать свежим воздухом. Когда сильно переутомлялся, уезжал на несколько дней в Лубенский Спасо-Преобр[аженский] монастырь.
В 1917 г. Владыка должен был ехать в Москву на Собор, что исполнил неохотно, т. к. чувствовал, что духовенство в большинстве случаев настроено против него; этот Собор был важный избранием Патриарха во главе Русской Православной Церкви; происходил [он] в довольно удручающей обстановке начинавшегося большевистского переворота.
Во время войны Владыка отдал весь архиерейский дом полностью под лазарет, а сам жил у ректора Духовной семинарии. Во время Гетмана Владыка снова занял часть дома, а другую заняли немцы.
Когда Петлюра взял власть, то потребовал, чтобы Владыка отслужил благодарственный молебен на площади Успенского собора в Полтаве. Владыка, конечно, отказался и был арестован, но скоро выпущен. Когда были введены выборные начала, Владыке пришлось тоже много перенести от некоторых духовных лиц.
Когда большевики пришли (первый раз), Владыка был тоже арестован чекистами, его воспитанник В[асилий] И[ванович] М[атвейченко], видя, что увозят Владыку, бежал за лошадьми до самой ЧеКа и стоял у дверей, пока Владыку допрашивали, не обращая внимания на грозные окрики стражи.
Владыку отпустили, и они вернулись домой; всё с Божьей помощью прошло благополучно. Когда армия Деникина, выгнав большевиков из Полтавы, заняла город, но не удержалась, и пришлось через несколько месяцев отступать, Владыка вместе с иеромонахом Иоасафом, В[асилием] И[вановичем Скородумовым, будущим архиепикопом] и губернатором выехали в Крым. В[асилий] И[ванович] заболел тифом и остался в Симферополе, а Владыка с иеромонахом Иоасафом поехали в Херсонский [sic!] монастырь около Феодосии, на берегу Черного моря. Денег у них не было, и накануне Св. Пасхи даже нечем было разговеться. Иер[омонах] Иоасаф спросил Владыку: «Что же нам делать, Владыко?» «Надо помолиться, - ответил Вл[ады]кa. - Бог и поможет.» Они шли по берегу моря, был сильный ветер, волны на море, одна волна выбросила дельфина большого к ногам иер[омонаха] Иоасафа, он быстро подхватил его, взвалил на плечи, пошел на базар, где и продал его. Радостно накупив всё, что нужно для разговения, он вернулся к Владыке. «Велика Ваша вера, Владыко, теперь нам есть чем разговеться».
Архиепископ Феофан и иеромонах Иоасаф (Скородумов) в Астрахани.
Из Крыма Вл[ады]кa эвакуировался в Константинополь, затем в Сербию и Белград [верно: Болгарию. - С.Ф.], где очень бедствовал. Семья Вальконен (Пороховы), знавшие Вл[ады]ку еще по Петербургу, сначала помогала ему посылкой денег, а потом дала ему возможность переехать к ним во Францию. Послали визу и денег на дорогу генералу Архангельскому [
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/671169.html; https://sergey-v-fomin.livejournal.com/671539.html] с просьбой посадить Владыку на поезд, идущий без пересадки из Софии в Париж (simpl. exp.), таким образом Владыкa хорошо доехал до Парижа, где Вальконен встретил его на вокзале. Владыка выглядел ужасно, был сильно болен. Позвали доктора и начали усердно лечить. Находясь в хороших условиях и с помощью лекарств и заботливого ухода, Владыка быстро поправился.
Но и здесь у Владыки не было душевного покоя, враги не оставляли его и распространяли о нем ложные слухи, говорили даже, что он ненормален. К Владыке, когда он уже был в Кламаре, пришли два профессора из Парижской Духовной академии и просили их принять. Владыка принял; в разговоре они задавали Владыке самые трудные богословские вопросы, прося объяснений. Владыка спокойно отвечал, объяснял им и долго беседовал с ними. Уходя, они сказали Ф.В. Вальконен, провожавшему их: «Какой светлый ум у Владыки и какие глубокие познания. Как можно говорить об его ненормальности!» Все козни врагов рассеивались понемногу. Когда Владыка говорил, можно было часами его слушать.
Много клеветы и несправедливых суждений распускали о нем его недоброжелатели, но Владыка всё это принимал с кротостью и смиреньем, никогда не оправдывался и не опровергал ложных нападок, говоря: «Господь знает, а люди поймут потом, что были неправы».
В Кламаре жил митр[ополит] Серафим [
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/530839.html] (Карлов[ацкий]), который пригласил Владыку служить, но у Владыки не было облачений. Митрополит Серафим вывез много облачений и церковной утвари из Финляндии, где он раньше служил, часть он продал в Англии, а другое привез в Париж. Ф.В. Вальк[онен] купил у него одно облачение, митру и нужную церковную утварь, тогда Владыкa мог служить в церкви. Когда Владыка говорил проповедь, церковь была полна народу; когда же начинал говорить митр[ополит] Серафим, большая часть молящихся уходила, что очень не нравилось митрополиту Серафиму. Перед Успением митр[ополит] Серафим пригласил Владыку служить, а сам уехал в другое место и увез весь хор. При таких, конечно, условиях Вл[ады]кa не мог служить и был очень огорчен. Видя, как расстроен Вл[ады]ка, Вальконен предложили ему служить дома, Вл[ады]кa очень обрадовался, но нужны все церковные книги, церк[овный] хор и регент; с Божией помощью всё наладилось быстро. Лидия Николаевна с племянницей Анастасией Васильевной (Ахонен) объездила все книжные магазины Парижа и не нашли, но один еврей сказал им, чтобы они поехали в Сергиевское Подворье, что там Н[иколай Михайлович] Осоргин [1924-2015] продает церковные книги; они поехали сейчас же и купили, обиходные им дал Ник[олай] Петр[ович] Афонский [1892-1971]. Составили из своих друзей хор - нашли регента, и уже на Успение могли служить всенощную и обедню, а после обедни Вл[адык]a отслужил благодарственный молебен и сказал: «И здесь козни врагов не подействовали». После этого каждый праздник и воскресение были службы, но и тут митр[ополит] Серафим постарался сделать неприятность, заявив полиции, что Владыкa организовал приход. Полиция пришла, спросила у хозяина, который категорически заявил, что это неправда и что служат они только для себя.
В 1935 г. начал болеть Ф[едор] В[асильевич], доктора посоветовали переехать в деревню, я нашла им дом в Мознесе в 14 кил[ометрах] от меня, куда они и переехали в aпреле 1936 г. Скоро умер Ф[едор] В[асильевич]. Владыкa сам хоронил его на деревенском кладбище. Жизнь в деревне шла тихо, спокойно, часто они ходили все втроем на кладбище и служили панихиду. Кладбище было 1 ½ кил[ометра] от Мознеса. В 1938 г. заболел Вл[ады]кa, сделался паралич всей правой стороны. Вл[ады]ка начал поправляться, но внезапная смерть Лидии Николаевны от кровоизлияния в мозг ухудшила сразу его здоровье. Вл[ады]кa остался один с племянницей, которой трудно было ухаживать за больным, поднимать, сажать его. Вл[ады]кa захотел переехать, и 25-го aвг[уста] 19З9 г. его перевезли ко мне.
1-го cент[ября] началась война, но в деревне всё было спокойно, не было еще военных действий. Здоровье Вл[ады]ки всё ухудшалось, и 6/II 1940 Вла[ды]кa тихо скончался, причастившись запасными дарами, в полной памяти. Вл[ады]кa что-то говорил, но понять было трудно, кроме последней фразы: «Читайте отходную». Я начала читать, когда кончила в 3 ч. ночи, Вл[ады]кa благословил и тихо скончался. Когда я читала, Вл[ады]кa благословил А[настасию] В[асильевну].
Мы были только вдвоем; утром вызвали священника из Тура (со Стар[ого] Афона), отслужили первую панихиду; о. Варнава дал телеграмму митр[ополиту] Евлогию: как хоронить? Митр[ополит] Евлогий ответил: как простого инока - и что приехать не может. Даже и после смерти митр[ополит] Евлогий плохо относился, чувствуя, верно, свою вину, что нарушил «слово», данное им Вл[ады]ке. Владыкa глубоко скорбел о церковной смуте, начавшейся за границей после Карловацкoго Собора, и старался вразумить некоторых высших иерархов в необходимости и целесообразности канонической ликвидации общецерковной смуты во имя церковного блага на началах христианской любви и правды. Но всё было напрасно, произошел разлад Церквей и, как следствие, раздел верующих.
Главная причина несогласия на Соборе состояла в том, что митрополит Евлогий считал, что вверенное ему управление Зап[адно]-Европейской епархией с благословением Патр[иарха] Московского Тихона должно остаться без изменений до воcстановления нормальных сношений с Россией. Арх[иерейский] Синод в Карловцах считал себя высшей церковной инстанцией и был недоволен, что митр[ополит] Евл[огий] испросил подтверждения своего заведывания епархией, как бы игнорируя власти Синода. Во главе Синода стоял Киевский митрополит Антоний; недоразуменье между митрополитами приняло катастрофический характер и довело до разделения церквей, т.е. одни церкви были за митр[ополита] Евлогия, главным образом Париж, а другие отделились от него. Во время споров митр[ополит] Евлогий навестил Владыку, долго беседовал с ним и дал ему «слово» не отходить от Карл[овацкого] Соб[ора], но приехав в Париж, под давлением некоторых левых организаций забыл «слово» и отошел от Карл[овацкого] Соб[ора].
Вл[ады]кa, видя смуту, происходившую в приходах, отказался от всякoго активнoго участия в церковных делах, тем более знал, что митр[ополит] Антоний относился к нему скорее враждебно. Митр[ополит] Антоний за границей написал книгу «Об искуплении». Вл[ады]кa нашeл ее неправильной и написал свой труд «Об искуплении на основании Св. Отцов». Митр[ополит] Антоний был очень недоволен и не скрывал своего раздражения против Вл[ады]ки. Вл[ады]кa, видя это, предпочел жить отшельником, много писал по богословию.
Приехал на похороны и Василий Иванович Матвейченко, всё время бывший при Вл[ады]ке в Полтаве еще мальчиком - певчим.
Вечером служили Парастас, днем и ночью читали по очереди псалтырь. На 3-й день похоронили Вл[ады]ку на нашем деревенском кладбище. Хоронили мы в[четвер]ом; все искренне любили и уважали Вл[ады]ку. Как в семье Вальконен (Пороховых) Вл[ады]ка жил, окруженный самыми внимательными заботами, искренним уважением и любовью, и так и до конца мы старались предупредить каждое его желание. Мир его праху.
Я считала своим долгом написать мои воспоминания и правду о жизни Владыки Феофане Полтавском.
Я хочу верить, что люди, которые будут читать мои воспоминания, поверят мне, и Вл[ады]ка хоть и по смерти будет оправдан от лжи и клеветы, испортившей его жизнь.
М.В. Федченко, А.В. Ахонен
37 Limeray. France
М.В. Федченко и А.В. Ахонен «Воспоминания, биография и правда о жизни Владыки Феофана Полтавского» // «Новый Журнал» Кн. 296. Нью-Йорк. 2019. С. 247-256. Публикация Юрия Сандулова