«НА ХОЛОСТОМ ХОДУ»
Жила-была Россия
Великая держава.
Враги ее боялись -
Была и честь и слава…
Теперь уж нет России:
- Россия вся разбилась…
…Это все было временное. Это не была жизнь. Просто дурной сон. Жизнь начиналась тогда, когда они собирались в задней комнате третьеразрядного французского ресторана, где для этого случая развешивали по стене Русский флаг, портреты «вождей» и полковые флюгера, когда человек семьдесят пожилых людей в скромных черных пиджаках по команде старшего «господа офицеры» прекращали разговор и курение и вытягивались у своих стульев, и входил генерал в таком же пиджаке, как и они. Тогда начинались воспоминания, речи, старые анекдоты старых времен. И точно хорошее вино, чем старее становились они, тем крепче чувствовались. На этих обедах всегда была бодрость веры в завтрашний день- и… в конечную победу. На них говорили о России. Они еще не смели петь Русский гимн. Одинаково воспитанные и равно пришибленные судьбою они были разных убеждений и считали неделикатным что-нибудь навязывать другому. Пели полковые песни, песни войны и с блестящими от выступивших слез глазами слушали речи ораторов. Это и была настоящая жизнь. Все остальное был дурной кошмарный сон.
Вчера в день их училищного праздника их собралось сто двадцать человек.. Маленький крепкий, бритый генерал (он был среди них старшим и по выпуску и положением) отчетливо, чеканя слова говорил с большим подъемом страстную речь. Целительным бальзамом в израненные души вливались его слова. […]
- Мы, господа,- повторял про себя полковник так запомнившиеся ему чудные слова,- не покинули театра военных действий. Кругом царит мир… Да это правда, но это кажущийся только мир. Война с большевиками, война за Россию продолжается…
Это было главное. Это было самое утешительное. И как это, очаровательно что ли? Выходило, что вот он, полковник Нордеков, лежит себе спокойно на Вилле «Les Coccinelles», потом поедет в свою транспортную контору, а война все-таки продолжается. […]
У полковника в рыночном письменном столе, в левом ящике и под ключом лежала большая тетрадка, то, что в старину называли «брульоном» (теперь и слова этого не знают). В нем бисерным, аккуратным почерком он заносил:
«Обучение звена и взвода в двухнедельный срок». «Обучение роты в три недели». «Пять тактических учений батальона». «Тактическая задача для трехбатальонного полка». «Пулеметные отделения в строю роты». «Служба связи батальона, полка и дивизии»- все плоды долгих и серьезных размышлений, боевого опыта Великой и гражданской войн.
Все это пригодится в тот час, когда… Он этого часа ждал и верил, что этот час придет… […]
На последней лекции, где был полковник, лектор представил аудитории какого-то красного летчика, перелетевшего из СССР для спасения своей заблудившейся в «право-левацких» уклонах души. И тот летчик с развязной самоуверенностью рассказывал, что красная армия- армия национальная, любящая Россию и что будет день, когда она прогонит от себя коммунистов и сольется с «белой армией» и тогда все старые Русские офицеры найдут в ней место и работу.
Тогда его брульон, его знания, его боевой опыт пригодятся. Он перебирал в памяти фамилии своих товарищей по академии, оставшихся по ту сторону и служивших большевикам. Как то встретится он с ними? Подаст им руку? Найдет общий язык для разговора? Как подойдет он к строю вчерашних красноармейцев и что скажет им? И что это будет за строй?… Дивизия?… Полк?… Хотя бы батальон!…
Эти мысли прогоняли сон… Но отнять эти мысли,- и не будет смысла жить… Что тогда останется?…
П.Н. Краснов «Подвиг» (1932). Ч. I. Гл. V.
***
Кругом шла Русская эмигрантская обывательская жизнь. Благотворительные балы, юбилеи, панихиды и похороны, свадьбы и разводы, речи на банкетах, взбадривание самих себя […] Печатались листки, книги, брошюры, писались и покрывались тысячами подписей воззвания - «слезницы» к Лиге Наций. Возжигали пламя на могиле чужого неизвѣстного солдата, читали доклады, устраивали съезды, шли лекции и рефераты; младороссы ссорились с евразийцами, законопослушные предавали проклятию «непредрешенцев», академики были академически важны, торгово-промышленники чем-то торговали и промышляли… Шла жизнь и не было жизни. Казалась она миражем. Вся работа была, как работа машины на холостом ходу. Ибо не было главного - Родины. Не для чего и не для кого было работать. Все для чего-то собирали деньги: - «для Родины»… И, как собирали многие, то и собирали так немного, что ничего нельзя было на эти деньги сделать. И все боялись сказать главное, что, если борьба, то будут и жертвы.
П.Н. Краснов «Подвиг» (1932). Ч. II. Гл. XIV.