Георгий Гаврилович Безвиконный. Бухарест. 1950 г.
Приступаю к публикации второй из находящихся в моем архиве никогда ранее не печатавшейся статьи бессарабского пушкиниста Георгия Гавриловича Безвиконного «Пушкин и писатели Молдавии. (Пушкиноведение в Бессарабии)», написанной им в Бухаресте в 1958 году.
Первую «Кишиневские знакомые Пушкина в юмористических стихах» мы давали ранее:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/550031.html «Привет Г.Ф. Богачу, - писал пушкинист весной 1959 г. своему кишиневскому корреспонденту. - Едва ли я соберусь к вам на Пушкинские торжества. Но скажите ему, что если официально пригласят участвовать, то я могу ему послать уж напечатанный доклад: “Пушкин и писатели Молдавии. (Пушкиноведение в Бессарабии”, 27 страниц, написанный в прошлом году, под влиянием тогдашней переписки» (Г.Г. Безвиконный - А.С. Киделю. 23.3. 1959 // Рук. отд. Музея румынской литературы имени М. Когэлничану в Кишиневе).
«Это не влияние поэта на молдавских писателей, - рассказывал он о содержании своей работы в другом письме, - а как познакомились и что писали о нем (Стамати, Негруци, Донич, а затем - Гербановский, Мацеевич, Ольга Накко и у кого они черпали свои сведения - П.С. Леонард, К.И. Прункул, Шонин, стихи Хаждеу и многое другое - вполне оригинальное) бессарабские писатели» (Г.Г. Безвиконный - Г.Ф. Богачу. 6.3. 1958 // Там же).
В основе публикации хранящаяся в моем личном архиве фотокопии 27-страничной машинописи, подписанная самим автором с его рукописной правкой.
ПУШКИН И ПИСАТЕЛИ МОЛДАВИИ
(Пушкиноведение в Бессарабии)
О пушкиноведении Молдавской Республики, т.е. в прошлом - о бессарабском пушкиноведении, говорилось немного. С этой точки зрения следует уделить некоторое внимание Пушкину и писателям Молдавии. Речь идет не о литературных связях Пушкина с молдавскими писателями и о его влиянии на них, а о действительном отражении жизни и творчества поэта в общественной мысли бессарабцев.
Изучение пребывания Пушкина в пределах нынешней Молдавской Республики представляет определенную давность. Поэтому критический анализ участия в пушкиноведении бессарабцев не может не представлять собой интереса, тем более, что самому Пушкину было мило воспоминание потомков поздних, который придут искать его след уединенный в сей отдаленной стране («К Овидию»).
Первыми свидетельствами о жизни писателя являются записки его современников, в своих отрывочных и подчас запоздалых воспоминаниях, более писали для русского общества, чуждого окраинной Бессарабии. Естественно, они уделяли несоответственно незначительное внимание местной жизни и ее представителям. Этот недостаток ощущается не только в литературных произведениях, но и в ряде исследований пушкиноведов, описывающих поэта в кишиневском кругу офицеров и членов секретного общества будущих декабристов, как бы в отрыве от туземного населения, не менее важного для формирования и развития литературного творчества Пушкина. Описки и упущения памяти современников повторяются и усугубляются, у более поздних писателей, нежеланием следить за исправлением устарелых ошибок в новейших работах о Пушкине.
Неправильное направление, данное некоторыми авторами воспоминаний, является не единственной причиной подчас настойчивого замалчивания бессарабских переживаний Пушкина. Хотя виднейшие пушкиноведы вполне определенно высказали свое мнение по поводу важности этого периода жизни поэта, все же вот уже боле ста лет повторяют рассуждения, подобные мудрствованию некоего литератора в связи с переложением А.Н. Верстовского на музыку стихотворения «Черная шаль», упрекавшего («Вестник Европы». 1824. № 1) композитора за то, что он расточал так много таланта на воспевание темного злодеяния каких-то неизвестных людей, молдаван и армян… При этом несколько поверхностные исследователи игнорируют местные условия ссылки Пушкина и говорят об его «азиатском заточении» (А. Тыркова-Вильямс «Жизнь Пушкина». Т. I. 1799-1824. Париж. 1929. С. 256-269 и сл.).
К сожалению, отношение боярских тяжелодумов кишиневского общества к слишком молодому и противоречивому в своих шалостях поэту, не всегда могло послужить поводом к углублению изучения местных представителей современной ему общественной жизни. Не следует преувеличивать русский культурный уровень бессарабского общества давних времен и полагать, что Пушкин пользовался здесь общими симпатиями. Не следует также забывать замечания А.Ф. Вельтмана о том, что слава Пушкина в Кишиневе гремела только в кругу русских, а молдавский образованный класс знал только, что поэт есть такой человек, который пишет «поэзии». Хотя - вполне справедливо - стихотворения, приписываемые Пушкину и приведенные на память в воспоминаниях Е.Д. Францовой («А.С. Пушкин в Бессарабии (Из семейных преданий)» // «Русское обозрение». 1897. № 1. С. 20-40; № 2. С. 535-559; № 3. С. 5-4), не вошли в собрание сочинений поэта, все же нельзя отрицать некоторое их соответствование обстановки царствовавшей в Кишиневе вокруг - по мнению молдавских бояр - озорного Пушкина:
Там все поэта презирают
И «Дракул руссул» называют,
О нем с презреньем говорят,
Его позорят и бранят…
Та же Францова передает стихи Пушкина, посвященные известному депутату бессарабского Верховного Совета, Дино Руссо, брату довольно культурного помещика Янко Руссо:
Вы знаете ль, кукону Дино?
Каков древнейший, славный род?
Неняка луй а фост скотина,
Бабака яр а фост ун скот…
Об антипатии поэта к Янко Руссо между прочим говорит И.П. Липранди (М. Цявловский «Из воспоминания И.П. Липранди» // «Пушкин. Летописи Государственного литературного музея». Кн. I. М. 1936. С. 555-556). (Янко был отцом молдавского писателя Алеко Руссо.) Полагаем, что иногда ошибочная замена имени Дино, т.е. Константина Руссо - Дмитрием, -- издательская ошибка, и Липранди ошибается только, называя их отца - Фому - Яковом, что объясняется приводимым анекдотом о Жан Жаке Руссо… Давно уже следовало бы исправить эти ошибки, но между прочим «Дмитрий Яковлевич» Руссо также продолжает упоминаться исследователями старины, как и липрандиевская «Аника Сандулаки», в действительности - София Александровна Феодосьева, в замужестве Катаржи, или же Иван Иванович К-но, т.е. Канано, ставший почему-то у новейших издателей - Комнено, и т.д.
Многие шутливые, но полные горечи действительно пушкинские стихи, в свою очередь, подтверждают натянутость отношений поэта с определенными представителями местного общества и упомянутым недоброжелательством можно объяснить факт молчания потомков о близости их дедов с поэтом. Эпиграмм Пушкина, вроде стихов «Жока», и его столкновения с чванливыми молдаванами типа Тодераша Балша, впоследствии долголетнего гетмана войск Молдавии и большого русофила, или того же Дино Руссо, оставили след в отношениях современников к поэту и - за малым исключением - только молодое поколение отозвалось на звуки лиры уже покойного Пушкина.
Портрет Тодора Балша (ум. 1867).
Продолжение следует.