ВОЗВРАЩЕНИЕ В БЕССАРАБИЮ (74)
Маска чумного доктора, выставленная в одном из исторических музеев Германии. XVI век.
Доктор Шуллер (продолжение)
Поговорив в прошлом по́сте о масонах ложи «Овидий», в нынешним расскажем о деятельности кишиневских декабристов, вызвавшей подозрение властей.
С ноября 1821 г. - по нарастающей - в частях 16-й пехотной дивизии происходит ряд тревожных событий. Постараемся обрисовать положение, опираясь на переписку, участниками которой были: главнокомандующий Второй армией генерал-лейтенант граф П.Х. Витгенштейн, начальник штаба Второй армии генерал-майор П.Д. Киселев, командир 6-го пехотного корпуса генерал-лейтенант И.В. Сабанеев, начальник штаба 6-го пехотного корпуса генерал-майор О.И. Вахтен, командир 3-й бригады 16-й пехотной дивизии генерал-майор Я.Я. Черемисинов (для удобства далее мы упоминаем лишь их фамилии).
Еще раз обращаем внимание читателей на тесную связь (как это будет видно из документов) политических заговорщиков с вольными каменщиками и участниками Этерии.
Вахтен [1] - Киселеву (12.11.1821): «В 32-м егерском полку, чтобы поддержать полкового командира [полковника А.Г. Непенина], по его же приглашению, до 20 офицеров имеют намерение подать в отставку, в том числе 8 ротных командиров, которые уже и не занимаются обучением […] Там надо будет сделать крутой переворот, ибо дух карбонарий и реформаторов давно действует…» (В.Ф. Раевский «Материалы о жизни и революционной деятельности». Т.1. С. 148).
[1.] Генерал Отто Иванович Вахтен (1786-1874) - участник Отечественной войны 1812 г. и Заграничных походов 1813-1814 гг. Награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость» (25.12.1812) и орденом Св. Георгия 4-й степени (1.10.1813). Произведен в генерал-майоры (25.11.1819) с назначением начальником штаба 6-го пехотного корпуса. Участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. Кавалер ордена Св. Георгия 3-й степени (5.10.1829). Генерал-лейтенант (22.9.1829), назначен и.д. начальника штаба 2-й армии. В 1835 г. вышел в отставку.
Вахтен - Киселеву (21.11.1821): «Говоря Вам откровенно, я бы Непенина далее не оставил полковым командиром единственно по непомерной своей слабости, столь вредной службе» (Там же. С. 150).
Черемисинов - Сабанееву (9.12.1821): «…По некоторым разговорам заключить должно, что майор Раевский действительно масон, вольнодумец и вредный для службы человек. Он наставлением своим, кажется, внушил солдатам то, чего бы им знать не следовало. Но, как обстоятельство сие требует подтверждения, то я употреблю все способы таковую заразу вывесть наружу. Я бы желал, чтобы Раевского в полк не присылали, а лучше и совсем из корпуса выгнать. […] Орлов человека сего ласкает, держит у себя и чрез то поощряет действие вольнодумства в других…» (Там же. С. 157).
Портрет Я.Я. Черемисинова работы Жана-Батиста Кувелье. 1818 г.
Генерал-майор Яков Яковлевич Черемисинов (1783-1847) - участник Отечественной войны 1812 г. и Заграничных походов 1813-1814 гг. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени (9.5.1813). Произведен в генерал-майоры с назначением командиром 3-й бригады 16-й пехотной дивизии (1821). Участник Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. Кавалер ордена Св. Георгия 3-й степени (1.7.1828). В 1830 г. вышел в отставку.
Сабанеев - Киселеву (22.12.1821): «Чем более вникаю в обстоятельства, чем более рассматриваю поведение Орлова, тем более нахожу причин к подозрению. […] …Скопище многих известных либералистов […], явное всем, подпавшим взысканию, покровительство, внушение правил нижним чинам, разрушающих дисциплину и пр. и пр., дают повод к сумнению и потому обязанностью считаю иметь неусыпное за этеристами нашими наблюдение и уничтожить введенную в управление войск несовместную систему» (Там же. С. 154).
Сабанеев - Киселеву (26.12.1821): «После Нового года располагаю быть в Измаиле в Камчатском полку по известной Вам истории, скрываемой до сих пор [командиром полка] Адамовым. Преступники даже не арестованы. Происшествие сие случилось единственно от неспособности Адамова и от того, что внушение обязанностей нижним чинам и начальникам считается последней статьей.
Сколько понять могу, правительство подозревает, может быть, конституционную горячку. Подозрение справедливое, но кто виноват? Всеобщий ропот усиливает лишь заразу. Внушение обязанностей везде забыты, везде страсти. Где же опора государственного здания? С нами Бог! Что будет, то будет. […]
Погодите, ради Бога, погодите удалять штаб-офицеров, собранных около Орлова. Дайте мне время. По тем же самым причинам, по коим Вы не хотите уничтожить [ланкастерские] школы. Открывши истинный ход дела, мало [выключить] из службы, не должно заговорщиков терпеть в обществе» (Там же. С. 155-156).
Дом генерала И.В. Сабанеева в Тирасполе, где бывал А.С. Пушкин. Современный снимок.
Сабанеев - Киселеву (2-3.1.1822): «Известная история Камчатского полка начинается следствием по донесению майора Липранди, делавшего следствие в 1-й мушкетерской роте по претензии нижних чинов и открывшим нечаянно сие дело и, почтя его довольно важным, донес рапортом дивизионному командиру [генералу Орлову], который, кажется, не очень был доволен, что представлено письменно. […] За достоверное доношу, что преступники Камчатского полка до сих пор не арестованы. Теперь, как следствие уже начинается, то надобно с нетерпением ожидать конца. Ибо тогда можно будет видеть образ мыслей дивизионного командира в отношении дисциплины» (Там же. С. 160).
Витгенштейн - Киселеву (5.1.1822): «1-е - генерала Орлова от дивизии удалить. 2-е - всех участвующих в нарушении дисциплины по открытии истины отдать под суд, равно и тех, кои своими злоупотреблениями и тиранским обращением довели до сих непозволительных поступков нижних чинов. 3-е - виновных нижних чинов примерно наказать, как я надеюсь, в Камчатском полку уже сделано. […]
Я с Вами согласен, что торопиться не должно, но также желательно бы было, чтобы сейчас устранить зломыслящих людей, тогда мы останемся спокойными» (Там же. С. 161).
Сабанеев - Киселеву (7.1.1822): «…Если дойдет до Государя - какого будет Он обо мне мнения? Каково же мне, поседевшему на верной службе Царю и Царству, впасть в подозрение, столь чуждое чувствам моим. Сделаться жертвою легкомысленности молодых, неопытных товарищей моих. Словом, потерять доброе имя, купленное ценою крови. Вот мысль, воспламенившая воображение мое и способная возвратить прежние припадки ужасной болезни моей. Как бы то ни было, я еду и хоть умру, но исполню долг мой. Объеду все полки 16-й дивизии и, сколько умею, постараюсь внушить обязанности начальникам и подчиненным» (Там же. С. 162).
Сабанеев - Киселеву (10.1.1822): « Важнейшее состоит в том, чтобы открыть причины, возродившие истории охотскую и камчатскую, ощупать 32-й полк и учебные заведения в Кишиневе. На все сие имею уже я некоторые материалы» (Там же).
Черемисинов - Сабанееву: «Когда прибыл я в бригаду [которой командовал отставленный генерал П.С. Пущин. - С.Ф.], точно усмотрел какое-то непонятное зло, сопряжение с нерадением и совершенным послаблением дисциплины. Что и заставило меня взять строгие меры, дабы вольнодумство выкурить…» (Там же. С. 163).
Сабанеев - Киселеву (29.1.1822): «Вот и еще одно из чудовищных произведений русских якобинцев, в существовании коих нельзя более сомневаться. Вчерась получил рапорт Пущина, что в 3-й гренадерской роте Охотского полка на ученье закричали: “Мочи нет! Жилы свело от этого учебного шагу!..” Некоторые замеченные взяты под караул, и теперь производится следствие. […]
В Камчатском полку также грубость инт.-офицера против офицера в учебной команде, вчерась же случившаяся, - следуется. Наконец, этим следствиям, как я вижу, и конца не будет, покуда будут существовать наставники. Главнейшей причиной всех безпорядков полагаю я совершенное уничтожение власти частных начальников» (Там же. С. 165).
Сабанеев - Витгенштейну (1.2.1822): «Майор Раевский, командуя 9-ю ротою 32-го егерского полка и прочитывая происшествие Семеновского полка, говорил: “Вот, ребята, как должно защищать свою честь, и если кто вас будет наказывать, то выдьте 10 человек вперед и, уничтожа одного, спасете двести”. […]
Во время бытности майора Раевского в полковой ланкастеровой школе он старался поселить в нижних чинах мнение, что наказания уничтожены и что всякий, кто только от кого будет наказан или обижен, имеет право просить у него защиты, причем обещался быть полным их ходатаем и покровителем. Правила же, коими руководствовался Раевский, состояли единственно в том, чтобы ослепить нижних чинов уверениями и привлечь их к себе доверенность.
При учебном заведении в дивизионной квартире он следовал тем же самым правилам. В прописях и фор-шрифтах для чистого письма часто были употребляемы слова, в пример следующие: революция, конституция, Квирога, Вашингтон и тому подобные» (Там же. С. 169).
Сабанеев - Витгенштейну (8.2.1822): «Из дошедших ко мне сведений и показаний некоторых лиц 32-го егерского полка майор Раевский был главною пружиною ослабевшей дисциплины по 16-й дивизии» (Там же. С. 172).
Священник 32-го егерского полка Даниил Луциевич - Черемисинову (27.2.1822): «…Беседу я имел с майором Раевским во время бытности его командиром 9-й егерской роты при исповедовании мною в прошедшей четыредесятнице нижних чинов. Он, майор Раевский, завел было разговор со мною насчет равенства всех человеков, строго уверяя, что все подчиненные - друзья и что скоро уничтожится деспотство, и что его к противному ни законы, ни Государь не уверят. […] …Майор Раевский, не слушаясь меня и называя слова священные общими человеческими, хотел уверить меня, что присланные по Высочайшему приказу книги “Нового Завета” во все воинские сословия и заведения Библейских обществ в России со временем приведут не к спасению, а к совершенному падению христианской религии, и, наконец, что исповедь, установленная в Православной греко-российской Церкви, вовсе не только для него, но и никому не нужна» (Там же. С. 184-185).
Сабанеев - Киселеву (2.3.1822): «[Полковник] Непенин сейчас отдал мне подписку [майора] Юмина на Союз. Как хотите, а Союз этот есть новость, в которую замешано много народу. Словом, Союз воняет заговором Государственным» (Там же. С. 187).
Сабанеев - Киселеву (12.3.1822): «Какой предмет сего приглашения [подписки в 16-й пехотной дивизии. - С.Ф.] и какая цель денежного сбора я не постигаю, думаю, что не формированием так называемой масонской секты, о которой я также ни малейшего не имею понятия, слыхал только, что есть какое-то масонское общество и что цель оного основано на добродетели» (И.Ф. Иовва «Декабристы в Молдавии». С. 138).
Генерал И.В. Сабанеев.
Итак, судя по документам, в частях 16-й пехотной дивизии (Камчатском и Охотском пехотном и 32-м егерском полках), начиная с ноября 1821 г., происходят волнения и безпорядки, вызванные, как устанавливает далее следствие, агитационно-пропагандистской деятельностью членов тайного общества.
В панегирической по отношению П.Д. Киселеву книге читаем: «В конце 1821 года в дивизии Орлова, именно в Камчатском полку, случилось нарушение дисциплины тремя или четырьмя солдатами, воспрепятствовавшими капитану наказать каптенармуса. Орлов простил солдат и старался вообще скрыть это происшествие; но агенты секретной полиции донесли Сабанееву, а он известил Киселева. Павел Дмитриевич, с своей стороны, не придавая особой важности этому делу, распорядился однако произвести следствие…»
Тем не менее, спустить дело на тормозах, ввиду решительного настроя генерала И.В. Сабанеева, П.Д. Киселев все же не решился. 24 января 1822 г. он уведомил об этом дежурного генерала Главного Штаба графа А.А. Закревского, прося ознакомить того, для страховки, с информацией о происшествии близкого Государю начальника Главного Штаба Светлейшего князя П.М. Волконского: «Прочитай мое письмо князю Петру Михайловичу, дабы не вздумали у вас, что мы скрываем вздор сей, как дело важное или как повторение Семеновской истории» (А.П. Заблоцкий-Десятовский «Граф П.Д. Киселев и его время». Т. 1. СПб. 1992. С. 158).
Генерал П.Д. Киселев. Литография по рисунку Бараба времен управления им диванами Дунайских Княжеств в 1829-1834 гг.
Вынужден был как-то реагировать и генерал М.Ф. Орлов. В декабре 1821 г. подполковник И.П. Липранди, по его приказу, отправлен был произвести расследование в 31-м и 32-м егерских полках, стоявших на зимних квартирах соответственно в Измаиле и Аккермане. Вместе с Липранди, по протекции того же Орлова, отправился и Пушкин. (Первый, напомним, был близок к Кишиневской управе декабристов, второй - принадлежал к ложе «Овидий»).
Эти последние обстоятельства, полагаем, имели большое значение. Судя по тому, с кем во время этой поездки, продолжавшейся с 13 по 23 декабря, происходили встречи, это был, проходивший одновременно с проведением следствия, - объезд масонского сообщества с целью предупреждения о надвигающейся опасности.
Во время пребывания Аккермане (15-16 декабря) и Измаиле (18-22 декабря), Липранди и Пушкин встречались с подполковником П.И Кюрто (с сентября комендантом Аккерманской крепости) и, вероятно, с неназванным начальником Аккерманской карантинной заставы И.С. Бароцци - мастерами Кишиневской ложи; а также с первым казначеем «Овидия» и основателем масонской ложи в Измаиле генералом С.А. Тучковым.
Аккерман и швейцарская колония Шабо на карте 1860-х годов.
Существование второй, неафишируемой цели поездки подтверждают некоторые ее подробности. 17 декабря, к примеру, Липранди, категорически отказывавшийся остановиться в сильно интересовавших Пушкина Бендерах или заехать в Вилково, неожиданно направляется в Шабо повидаться с учредителем местной швейцарской колонии и вторым надзирателем «Овидия» И.К. Тарданом, прихватив его после с собой отобедать в Аккерман (видимо, обсудить и согласовать дела с тамошними собратьями).
Дом в Шабо (ныне не существующий), в котором по преданию останавливался А.С. Пушкин.
Известно также о важной услуге, которую оказал А.С. Пушкин майору В.Ф. Раевскому. Подслушав 5 февраля 1822 г. разговор генерала И.В. Сабанеева с наместником И.Н. Инзовым, в котором корпусной генерал сообщил, что завтра он намеревается арестовать заговорщика, поэт предупредил его, благодаря чему тот спрятал и уничтожил компрометирующие его документы.
После ареста к делу подключился собрат Раевского по «Овидию» и по декабристской организации - доктор Ф.М. Шуллер. «Для [о]свидетельства, - вспоминал В.Ф. Раевский, - прислан был дивизионный доктор Шуллер, который дал свидетельство, что при нервном моем потрясении нужен отдых и пользование и что сильные движения для меня очень опасны, и тут же прописал рецепт: “А лекарство можете вылить”, - сказал он мне шепотом» («Литературное наследство». Т. 60. Кн. I. М. 1956. С. 80).
В.Ф. Раевский. Рисунок А.С. Пушкина на листе с черновиками послания «В.Ф. Раевскому». 1822 г.
При всем том отношение к Пушкину масонов и декабристов не было столь однозначным, как принято было считать (особенно в советской пушкинистике). Есть факты, свидетельствующие о каком-то недоверии или предубеждении к поэту со стороны некоторых представителей тех и других.
Причем, началось это задолго до прибытия Пушкина на юг, а продолжалось даже и после его кончины…
Так, по не вполне понятным до сих пор причинам, в сентябре 1818 г. он не был принят в петербургскую ложу «Трех добродетелей», основанную в 1815 г. бывшими членами ложи «Соединенных друзей», основателями «Союза спасения» - первой декабристской организации (А.И. Серков «“Пророк и “мастер стула”. Новое о масонстве Пушкина» // «Родина». М. 1997. № 5. С. 48-49).
Членами петербургской ложи «Трех добродетелей» были, напомним, глава Южного общества П.И. Пестель, вождь Северного общества Н.М. Муравьев, князь А.К. Ипсиланти и его брат Николай. В работах ложи «Соединенных друзей, кроме того же П.И. Пестеля, принимали участие вице-губернатор Бессарабской области Ф.Ф. Вигель и комендант Аккерманской крепости, мастер кишиневской ложи «Овидий» подполковник П.И. Кюрто, преподававший А.С. Пушкину фехтование в лицейские годы.
Образ Пестеля на советской конфетной обертке 1920-х годов.
Более определенно и при этом весьма резко высказывался о Пушкине не знавший его лично декабрист И.И. Горбачевский (1800-1869), подпоручик артиллерии, принадлежавший к «Обществу соединенных славян» (причислявшемуся советскими исследователями к наиболее революционному крылу декабризма), а затем вошедший в состав Васильковской управы Южного общества. (Сторонник истребления Царской Фамилии, он предлагал себя в качестве убийцы Императора Александра I.)
Его «Записки», опубликованные впервые в 1882 г. в «Русском Архиве» П.И. Бартеневым, были написаны им на основании не только личных воспоминаний, но и долголетнего опроса своих товарищей и считаются одним из важнейших документов по истории декабризма.
Письмо, отрывок из которого мы далее процитируем, было написано И.И. Горбачевским 12 июня 1861 г. своему сотоварищу и соседу по сибирской ссылке М.А. Бестужеву. Автор делился в нем своими впечатлениями от прочитанных им незадолго перед этим записок пушкинского приятеля и однокашника по Лицею И.И. Пущина.
Письмо это редко публикуется без купюр, содержание которых, касающееся поэта, комментируется пушкинистами весьма трафаретно и неубедительно, включая наиболее подробные попытки, предпринятые Н.Я. Эйдельманом («Пушкин и декабристы». М. 1979) и В.С. Парсамовым (http://decemb.hobby.ru/index.shtml?article/parsamov). (При этом мы, разумеется, далеки и от того, чтобы превращать Пушкина в «секретного правительственного агента» или «разведчика», как это делают авторы некоторых современных псевдоисторических фэнтэзи.)
Но вот, однако, что писал декабрист Горбачевский (примечания, сделанные им на полях письма, мы даем в квадратных скобках):
«Я не могу забыть той брошюрки, которую я у тебя читал, сочинение нашего Ив. Ив. Пущина о своем воспитании лицейском и о своем Пушкине, о котором он много написал. Бедный Пущин - он того не знает, что нам от Верховной думы было даже запрещено знакомиться с поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным, когда он жил на юге. И почему: прямо было сказано, что он по своему характеру и малодушию, по своей развратной жизни сделает донос тотчас правительству о существовании Тайного общества [Совестно было ему об этом сказать, - но знаю, он догадывался, - я часто с ним говорил о Пушкине, сидевши вместе в 3-м отделении Петровского каземата.].
И теперь я в этом совершенно убежден, - и он сам при смерти это подтвердил, сказавши Жуковскому: “Скажи ему [т.е. Николаю I], если бы не это, я бы был весь Его”. Что это такое? И это сказал народный поэт, которым именем все аристократы и подлипалы так его называют.
Прочти со вниманием об их воспитании в лицее; разве из такой почвы вырастают народные поэты, республиканцы и патриоты? [Можно прибавить и историки? Спроси их и подумай, где они видели народ, где они его поняли и изучили.] Такая ли наша жизнь в молодости была, как их? Терпели ли они те нужды, то унижение, те лишения, тот голод и холод, что мы терпели? А посмотри их нравственную сторону. Мне рассказывали Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин про Пушкина такие на юге проделки, что уши и теперь краснеют. [Его прогнал от себя Давыдов. Его прогнал от себя Раевский. Его прогнал от себя Воронцов; его прогнал от себя и генерал Инзов.]» («Записки и письма И. И. Горбачевского». М. 1925. С. 359-360).
Иван Иванович Горбачевский. Акварельный портрет декабриста Николая Александровича Бестужева. 1837 г.
Примечательно, что такого же невысокого мнения о Пушкине придерживался другой декабрист - состоявший в Тульчинской управе Южного общества поручик Н.В. Басаргин, так писавший о нем уже после тесного общения в сибирской ссылке с тем же лицейским товарищем поэта И.И. Пущиным, как видно, никак не повлиявшим на первоначальные впечатления мемуариста.
Николай Васильевич Басаргин. Акварельный портрет декабриста Николая Александровича Бестужева. 1836 г.
«В Одессе, - писал Николай Васильевич, - я встретил также нашего знаменитого поэта Пушкина. Он служил тогда в Бессарабии при генерале Инзове. Я еще прежде всего имел случай видеть его в Тульчине у Киселева. Знаком я с ним не был, но в обществе раза три встречал. Как человек, он мне не понравился. Какое-то бретерство, suffisanse [высокомерие (фр.)] и желание осмеять, уколоть других. Тогда же многие из знавших его говорили, что рано или поздно, а умереть ему на дуэли» (Н.В. Басаргин «Воспоминания, рассказы, статьи». Иркутск. 1988. С. 68).
Продолжение следует.