ВОЗВРАЩЕНИЕ В БЕССАРАБИЮ (69)
Маска чумного доктора, выставленная в одном из исторических музеев Германии. XVI век.
Доктор Шуллер (продолжение)
Осенью 1823 года состоялась последняя встреча Императора Александра I с одним из важнейших участников Священного Союза - Австрийским Императором Францем.
Первоначально планировалось провести эту встречу, сразу же по окончании смотра Второй армии в Каменец-Подольске. Однако, по недостатку подходящих мест для резиденций и ведения переговоров, ее решено было провести в Черновцах - главном городе одноименного округа существовавшего в то время в Австрии Королевства Галиции и Лодомерии.
К месту встречи Царь ехал через Проскуров, Каменец-Подольск, Могилев и Хотин. Франц поджидал Александра Павловича в пограничном местечке Новоселицы. Неожиданно заболевший австрийский канцлер Меттерних не смог сопровождать своего Императора, оставшись во Львове.
Царь прибыл в Черновцы 23 сентября / 5 октября в семь часов вечера.
Главным предметом переговоров был греческий вопрос. В результате было решено возобновить дипломатические отношения России с Османской Империей с тем, чтобы турки вывели свои войска из Дунайских Княжеств и отменили стеснительные меры, мешающие свободному хождению судов через Босфор (Н.К. Шильдер «Император Александр I, Его жизнь и Царствование». С. 283).
В обратную дорогу Александр I отправился, по Шильдеру, 29 сентября / 11 октября. Существует, правда, и другое мнение. Его высказал занимавший одно время должность русского генерального консула в Черновцах камергер Павел Алексеевич Вигель-Панчулидзев (1847-1920). Он утверждал, что случилось это днем раньше: 28 сентября / 10 октября (П. Вигель-Панчулидзев «Свидание двух Императоров в Черновцах в 1823 г.» // «Русская Старина». 1903 . Ноябрь. С. 312).
В любом случае это Черновицкое свидание знаменовало собой завершение эпохи Великих Конгрессов в Европе. А последним вопросом, на них обсуждавшимся, стали Восточные проблемы, возникшие в связи с греческим восстанием.
Дом в Черновцах, в котором останавливался Император Александр I.
Из Черновиц Государь направился прямиком в Тульчин.
Но там, где ранее весна
Блестит над Каменкой тенистой
И над холмами Тульчина,
Где Витгенштейновы дружины
Днепром подмытые равнины
И степи Буга облегли,
Дела иные уж пошли.
Там Пестель --- для тиранов
И рать [Волконский] набирал
Холоднокровный генерал,
И Муравьев, его склоняя,
Напором дерзости и сил,
Минуту вспышки торопил.
В этих известных пушкинских стихах из десятой зашифрованной главы «Евгения Онегина» речь идет о декабристском заговоре, одним из центров которого был тот самый Тульчин - местечко, по словам очевидца, населенное в то время евреями и польской шляхтой.
Именно здесь в марте 1821 г. подполковником П.И. Пестелем, убежденным сторонником цареубийства, было создано Южное тайное общество. Идеи декабристов разделял и начальник штаба 2-й армии генерал П.Д. Киселев.
Император Александр I, таким образом, прямиком следовал в одно из гнезд заговорщиков.
Для предстоявшего Высочайшего смотра в конце сентября 1823 г. в Тульчине сосредоточилась вся Вторая армия: 6-й и 7-й армейские корпуса, драгунская дивизия и все вспомогательные войска.
Армией, за старостью и болезнью графа Витгенштейна, фактически распоряжался начальник ее штаба генерал Павел Дмитриевич Киселев (1788-1872). «Не имея ученого образования, - вспоминал хорошо его знавший офицер-декабрист, - он был чрезвычайно умен, ловок, деятелен, очень приятен в обществе и владел даром лова. У него была большая способность привязывать к себе людей и особенно подчиненных» (Н.В. Басаргин «Воспоминания, рассказы, статьи». Иркутск. 1988. С. 53-54).
Заметной в Тульчине фигурой был также помянутый создатель Южного тайного общества подполковник (6.12.1819) П.И. Пестель. Состоя еще с августа 1813 г. адъютантом ставшего пять лет спустя командующим 2-й армией графа П.Х. Витгенштейна, особенно близко он сошелся с начальником штаба генералом П.Д. Киселевым, разрабатывая и осуществляя по его приказу разведывательные операции (для чего, переодевшись, нелегально пересекал даже границы Империи); организуя в армии органы сыска для наблюдения за «настроением умов», в том числе и среди офицеров, что было бы невозможно, не будь заведен целый штата осведомителей.
Свойства Пестеля во многом были противоположны тем, какими обладал генерал: «Со всем его умом и даром убеждения у него не было способности привязать к себе; не было той откровенности характера, которая необходима, чтобы пользоваться общею доверенностью. Нам казалось, что он скорее искал сеидов [по мемуаристу - безпредельно преданных и покорных последователей. - С.Ф.], нежели товарищей. Ему же, вероятно, представлялось, что мы стараемся уклоняться от него и не доверяем чистоте его намерений» (Там же. С. 62).
Офицерское собрание 2-й армии в Тульчине. Ныне краеведческий музей.
Итак, разведка, шпионаж, доносительство - вот тот узел, связывавший воедино заговорщика с его непосредственным начальством.
Интересно, что и Витгенштейн и Киселев, начиная с ноября 1819 г., прикладывали немалые усилия, ходатайствуя перед Императором о производстве Пестеля, вне очереди, в полковники, в чем они преуспели, правда, лишь два года спустя. Зная протеже двух генералов лично, Государь, относившийся к Пестелю с большой неприязнью, с сильной неохотою утвердил эти ходатайства лишь 1 ноября 1821 г. (О.И. Киянская «Пестель». М. 2005. С. 171-177).
Дом Пестеля в Тульчине. 1974 г. Не сохранился.
В то же время именно через Пестеля шло вовлечение генерала Киселева в декабристский заговор. Дело дошло до того, что последний читал написанную декабристом «Русскую Правду», а затем даже обсуждал ее со своим подчиненным. Покровительствовал генерал и работе в армии ланкастерских школ взаимного обучения - одной из излюбленных в то время масонских и декабристских затей. Для распространения своих идей те широко использовали создаваемые ими специальные учебные пособия.
Формально Павел Дмитриевич не принадлежал к тайному обществу, однако, по словам одного из анонимных доносчиков 1826 г.. он был одним из тех, кто, прекрасно зная о заговоре, умело “удерживал себя на черте неприкосновения”» (Там же. С. 149), в конце концов действительно выйдя сухим из воды. Когда пришло время генерал решительно открестился от своего протеже. «Пестеля, - писал он в собственноручной записке о тайном обществе, - почитал человеком умным, но безнравственным, шуткой, по сходству лица его, называл его Макиавелли и в часы отдохновения любил его общество, но никогда не замечал вольнодумства» (Н.В. Басаргин «Воспоминания, рассказы, статьи». С. 464).
Однако в описываемое время «в лице начальника штаба Пестель - до 1823 года - имел мощную поддержку; пожалуй, это был главный результат всей штабной деятельности декабриста. Поддержка эта выражалась прежде всего в том, что Киселев не давал хода доносам на руководителя Южного общества» (О.И. Киянская «Пестель». С. 148).
«В Тульчине, - описывал очевидец обстановку в штаб-квартире 2-й армии, - члены Тайного общества, не опасаясь никакого особенного над собою надзора, свободно и почти ежедневно сообщались между собою и тем самым не давали ослабевать друг другу. […] После этого нетрудно себе представить, какое влияние имели тульчинские члены во всей 2-й армии. Никакого нет сомнения, что Киселев знал о существовании Тайного общества и смотрел на это сквозь пальцы» («Записки, статьи, письма декабриста И.Д. Якушкина». СПб. 2007. С. 36).
Другим связывающим их общим делом было греческое восстание 1821 года.
Князь А.К. Ипсиланти был старым и довольно близким другом П.Д. Киселева, о чем свидетельствует обнаруженная исследователями их переписка (Г.Л. Арш «Этеристское движение в России. Освободительная борьба греческого народа в начале XIX века и русско-греческие связи. М., 1970. С. 238-240).
«Ипсилантий, - писал Павел Дмитриевич в самом начале восстания, - перейдя за границу, перенес уже имя свое в потомство. Греки, читая его прокламацию, навзрыд плачут и с восторгом под знамена его стремятся. Помоги ему Бог в святом деле; желал бы прибавить и Россия» («Сборник Императорского русского исторического общества». Т. 78. СПб. 1891. С. 64).
Еще одним сторонником военной помощи восставшим был генерал М.Ф. Орлов, получивший в командование 16-ю пехотную дивизию как раз по протекции П.Д. Киселева. Входившая в состав 6-го корпуса 2-й армии, эта дивизия, напомним, была расквартирована вдоль пограничной реки Прут. Штаб ее располагался в Кишиневе.
Примечательно, что тот же генерал Орлов, являвшийся основателем Кишиневской управы декабристов, рассматривал вверенную ему дивизию «как ударную силу будущей русской революции, а себя видел единственным и безусловным лидером этой революции» (О.И. Киянская «Пестель». С. 155).
Портрет Михаила Федоровича Орлова работы художника А.Ф. Лагрене. 1822-1823 гг.
Участие в этом деле П.И. Пестеля также закономерно: как доверенного лица генерала П.Д. Киселева и давнего знакомого князя А.К. Ипсиланти, - оба служили в кавалергардах, а в 1810-х состояли в Петербурге в одной масонской ложе (Н.М. Дружинин «Революционное движение в России в XIX в.». М. 1985. С. 309). В 1821 г. старые знакомые вновь встретились, на сей раз уже за Прутом, куда Пестель прибыл нелегально, исполняя разведывательную миссию.
Масонский диплом П.И. Пестеля. Ложа «Соединенные друзья».
Когда же надежды на вмешательство Русского Государя в греческое восстание иссякли, генералы решили зайти с другой стороны, попытавшись использовать спровоцированное этеристами введение в Дунайские Княжества турецких войск, но уже не для поддержки греков, а для защиты местного мирного населения.
Известно, что между Киселевым и Орловым по этому поводу шла оживленная переписка, уничтоженная впоследствии (С.С. Ланда «Дух революционных преобразований. Из истории формирования идеологии и политической организации декабристов. 1816-1825». М. 1975. С. 172). Сохранилась, однако, другая переписка, которую в марте-августе 1821 г. вел П.Д. Киселев с дежурным генералом Главного Штаба А.А. Закревским («Сборник Императорского Русского исторического общества». Т. 78. СПБ 1891. С. 63-64, 67, 71-72, 246-247, 249-250). Она дает возможность почувствовать степень разлитого в атмосфере того времени напряженного ожидания.
Портрет генерала П.Д. Киселева.
Кое о чем догадывался (или знал?) А.С. Пушкин. «Важный вопрос, - писал он в начале марта 1821-го, - что станет делать Россия; займем ли мы Молдавию и Валахию под видом миролюбивых посредников; перейдем ли мы Дунай защитниками свободных греков и врагами их врагов?»
Обоснованность таких упований позволяет понять незавершенный черновой набросок на французском языке, обнаруженный на квартире у Пестеля в Линцах при обыске в декабре 1825 г.:
«Договор в Кайнарджи и конвенции в Яссах и Бухаресте - три сохраняющих силу акта, которые налагают на Россию обязательство оказывать покровительство всем христианским подданным Высокой Оттоманской Порты. Россия не может поэтому отказать в своем покровительстве грекам без пренебрежения своими священными обязанностями и без нарушения верности договорам, которой она всегда следовала с самой строгой точностью. Это обязательство России в качестве вытекающего из него следствия налагает в силу тех же договоров в Кайнарджи, Яссах и Бухаресте равным образом и на Высокую Порту обязанность не противиться этому покровительству со стороны России и содействовать в свою очередь его успешности.
Здесь не место подымать обсуждение вопроса о пользе или опасности для державы предоставлять другой державе покровительство над одним из разрядов своих подданных: достаточно того, что это покровительство было включено в преимущества, предоставляемые одной державе договорами, чтобы другая не могла им противиться без пренебрежения соглашениями, установленными этими самыми договорами.
Такова основа политических отношений между Российской Империей и Оттоманской Портой. Эти отношения совсем иного рода, чем те, которые определяют отношения оттоманского правительства с другими европейскими державами. Они видят в греках всего лишь подданных его высочества (sa hautesse), подобных всем остальным народам, подвластным скипетру султана, и не имеют другого права на вмешательство в мероприятия, которые угодно будет турецкому правительству принимать в отношении греков, кроме того, которое дают им веления гуманности. Совсем иначе обстоит дело для России, которая, как провозглашенная и признанная покровительница, отвечает перед богом и перед своею совестью за все бедствия, от которых страдают несправедливо греки и которым она могла бы воспрепятствовать.
Вот почему другие державы могли удовлетвориться объяснениями, данными Портой, тогда как Россия обязана была принять дело греков более горячо к сердцу и в настоящее время вынуждена потребовать, чтобы Высокая Порта действительным образом признала покровительство, которое Россия обязана оказывать грекам, и чтобы это покровительство не было только пустым словом, но - положительным правом, которое приводило бы к столь же положительным результатам. Но так как обязанность покровительствовать внутренне включает обязанность сдерживать [опекаемого], Россия не замедлила предложить свои добрые услуги - моральные и материальные, - чтобы содействовать быстрому восстановлению порядка в Молдавии и в Валахии, чтобы усмирить восстание нескольких мятежников при первой же его вспышке.
Моральная поддержка, о которой просила Турция, была ей тотчас оказана Россией в полной мере, и Турция не имеет оснований для жалоб в этом отношении. Что же касается помощи материальной, то Турция от нее отказалась - и она, конечно, вольна была это сделать, хотя было бы гораздо лучше принять эту помощь, так как тогда Молдавия и Валахия были бы приведены к спокойствию значительно скорее и не были бы превращены в пустыню, в какую, к сожалению, их превратили теперь жестокие действия, предпринятые турецким правительством, совершенно, по-видимому, забывшим, что Провидение вручило Государям попечение о народах для того, чтобы охранять их благоденствие, а не для того, чтобы их уничтожать» (Б.Е. Сыроечковский «Балканская проблема в планах декабристов» // «Очерки из истории движения декабристов». М. 1954).
На том же поле пытался играть и оказавшийся в весьма сложном положении А.К. Ипсиланти. Через находившихся в Бессарабии своих сторонников (в частности, бежавшего туда со своим семейством масона и участника Этерии Господаря Михаила Суцо) он инспирировал обращение молдавских бояр и духовенства, адресованное, минуя Императора, непосредственно к главнокомандующему 2-й армией графу П.Х. Витгенштейну. Однако Петр Христианович дал ясно понять, что без личного указания Государя никаких действий предпринимать не будет (О.И. Киянская «Пестель». С. 158).
Граф Петр Христианович Витгенштейн (1768-1843) - участник Отечественной войны 1812 г. и Заграничных походов. Сменил графа Л.Л. Беннигсена (3.5.1818) на посту главнокомандующего 2-й армией. Генерал-фельдмаршал (1826). Главнокомандующий Русской армией в Русско-турецкой войне 1828-1829 гг. в Дунайских Княжествах. По состоянию здоровья 9 февраля 1829 г. вышел в отставку. Светлейший князь (1834). Скончался во Львове.
Такие события происходили в Тульчине и вокруг него незадолго до прибытия Императора Александра Павловича.
Высочайший смотр начался 30 сентября / 12 октября, завершившись маневрами, происходившими с 4/16 по 5/17 октября.
Государь прибыл в Кирнасовку, в 40 верстах от Главной квартиры в Тульчине, 29 сентября. «Туда, - вспоминал присутствовавший там офицер, - мы прибыли около шести часов, а в восемь приехал Государь. […] С главнокомандующим и Киселевым был он особенно любезен. На другой день был смотр 7-го корпуса […]
После смотра был обед в лагере генерала Рудзевича. Когда сели за стол, накрытый полукругом, середину коего занимал Государь, то Он, получив перед самым выходом к столу с фельдъегерем письмо от Шатобриана, бывшего тогда французским министром иностранных дел, сказал, обращаясь к сидевшим около Него генералам: “Messieurs, je vous félicite: Riego est fait prisonnier”. [“Господа, Я вас поздравляю, Риего схвачен” (фр.).] Все отвечали молчанием и потупили глаза, один только [граф М.С.] Воронцов воскликнул: “Quell heureuse nouvelle, Sir”. [“Какая счастливая новость, Государь” (фр.).] Эта выходка так была неуместна и так не согласовалась с прежней его репутацией, что ответом этим он много потерял тогда в общем мнении» (Н.В. Басаргин «Воспоминания, рассказы, статьи». С. 71). Михаилу Семеновичу это, однако, не помогло: Император был прекрасно информирован о его принадлежности к масонству: https://sergey-v-fomin.livejournal.com/546014.html
Приведенный эпизод послужил темой для известной эпиграммы А.С. Пушкина, как известно, не любившего (в том числе и по личным мотивам) графа М.С. Воронцова:
Сказали раз Царю, что наконец
Мятежный вождь, Риэго, был удавлен.
«Я очень рад, - сказал усердный льстец, -
От одного мерзавца мiр избавлен».
Все смолкнули, все потупили взор,
Всех рассмешил проворный приговор.
Риэго был пред Фердинандом грешен,
Согласен я. Но он за то повешен.
Пристойно ли, скажите, сгоряча
Ругаться нам над жертвой палача?
Сам Государь такого доброхотства
Не захотел улыбкой наградить:
Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.
Поручик Николай Васильевич Басаргин (1700-1861) - адъютант начальника Главного штаба 2-й армии Генерала П.Д. Киселева. Миниатюра неизвестного художника начала 1820-х гг.
Однако это «молчание» и «потупленные взоры» генералов и офицеров на обеде в Высочайшем присутствии сегодня говорят нам о многом: кто из них не был в заговоре, тот сочувствовал ему. Как писал тот же Пушкин в десятой главе «Евгения Онегина»:
Узлы к узлам…………………
И постепенно сетью тайной
Россия……………
Наш Царь дремал………
. . . . . . . . . . . . .
«…Вечером [30 сентября], - пишет далее в своих воспоминаниях Н.В. Басаргин, - мы были уже в Тульчине, где представляли ему штаб и разные команды. По осмотре на следующий день 6-го корпуса генерала Сабанеева назначены были маневры. Они продолжались два дня. Вся Вторая армия участвовала в них, и зрелище действительно было великолепное: до 70 тысяч под ружьем с кавалерией и артиллерией маневрировали на пространстве 4 или 5 квадратных верст. Маневры кончились на второй день, часу в первом пополудни. […] Отслужив молебен, во время которого, при многолетии, артиллерия и пехота сделали оглушительный залп, пошли к обеду в павильон. […] Вслед за маневрами посыпались милости и награды» (Там же. С. 71-72).
Вечером 6-го октября Государь поздравил начальника главного штаба армии генерал-майора П.Д. Киселева генерал-адъютантом.
Из Тульчина Император Александр отправился в Вознесенск, приказав Киселеву следовать за Собою.
Походные дрожки Императора Александра I.
При этом, пишут историки, Сам Император, «чьей дружбой Киселев особенно гордился, и вовсе считал его “секретным миссионером” тайных обществ» (О.И. Киянская «Пестель». С. 149). Имя генерала значилось в списке заговорщиков, найденных в бумагах Государя после Его смерти.
Среди декабристов активно обсуждалась возможность привлечения таких заметных фигур, как П.Д. Киселев, М.М. Сперанский (https://sergey-v-fomin.livejournal.com/396030.html), Н.С. Мордвинов и командующий Отдельным Кавказским корпусом генерал А.П. Ермолов к работе составлявшегося заговорщиками Временного правительства, которое должно было образоваться после переворота.
После выступления декабристов подозревавшегося в причастности к заговору П.Д. Киселева вызывали в Петербург. В личной беседе с Императором Николаем Павловичем он отрицал эти связи. В результате ему было дозволено продолжить военную службу, хотя в глазах Государя генерал и не вполне оправдался…
Л.И. Киль «Император Александр I».
В том памятном Высочайшем смотре 2-й армии принимал участие и Вятский пехотный полк, которым с 15 ноября 1822 г. командовал полковник П.И. Пестель, готовивший его для революционного выступления. Довольный состоянием полка («Превосходно, точно гвардия!»), Александр I наградил 13 октября замышлявшего Его убийство командира тремя тысячами десятин земли.
По Пушкину - «наш Царь дремал»; по Меттерниху, как мы помним, - был «утомлен жизнью» …
Продолжение следует.