Маска чумного доктора, выставленная в одном из исторических музеев Германии. XVI век.
Доктор Шуллер (продолжение)
Итак, именно в той предгрозовой атмосфере, о которой мы писали в прошлом по́сте, и вышел 1/13 августа 1822 г. вот этот Государев Рескрипт на имя управляющего Министерством внутренних дел графа В.П. Кочубея:
«Граф Виктор Павлович! Безпорядки и соблазны, возникшие в других государствах от существования разных тайных обществ, из коих иные под наименованием лож масонских, первоначально цель благотворения имевших, другие, занимаясь сокровенно предметами политическими, впоследствии обратились ко вреду спокойствия государств, и принудили в некоторых сии тайные общества запретить. (Выделенные курсивом слова есть только в оригинале документа; в печатном тексте они отсутствуют. - С.Ф.)
Франсуа Жерар. Портрет графа В.П. Кочубея. 1809 г. Государственный Эрмитаж.
Виктор Павлович Кочубей (1768-1834) - министр внутренних дел (1802-1807, 1819-1821), председатель Государственного Совета (1827-1834) и Комитета министров (1827-1832), канцлер Российской Империи (1834). Состоял в нескольких масонских ложах.
Обращая всегда бдительное внимание, дабы твердая преграда была положена всему, что ко вреду государства послужить может, и в особенности в такое время, когда к несчастью от умствований, ныне существующих, проистекают столь плачевные в других краях последствия, я признал за благо, в отношении помянутых тайных обществ, предписать следующее:
1. Все тайные общества, под каким бы наименованием они не существовали, как-то масонских лож, или другими, закрыть и учреждение их впредь не позволять.
2. Объявя о том всем членам сих обществ, обязать их подписками, что они впредь ни под каким видом, ни масонских, ни других тайных обществ, под каким бы благовидным названием они ни были предлагаемы, ни внутри Империи, ни вне ее составлять не будут.
3. Как несвойственно чиновникам, в службе находящимся, обязывать себя какою-либо присягою кроме той, которая законами определена; то поставить в обязанность всем министерствам и другим начальствам, в обеих столицах находящимся, потребовать от чиновников, в ведомстве их служащих, чтобы откровенно объявили, не принадлежат ли они к каким либо масонским ложам, или другим каким тайным обществам вне оной, и к каким именно?
4. От принадлежащих к оным взять особую подписку, что они впредь уже принадлежать к ним не будут: если же кто такового обязательства дать не пожелает, тот не должен оставаться впредь на службе.
5. Поставить в обязанность главноуправляющим в губерниях и гражданским губернаторам строго наблюдать: Во-первых, чтобы нигде ни под каким предлогом не учреждалось никаких лож, или тайных обществ; и во-вторых, чтобы все чиновники, как к должностям будут определяемы, обязываемы были, на основании статей 3-й и 4-й, подписками, что они ни к каким ложам или тайным обществам не принадлежат и принадлежать не будут; без каковых подписок они к местам, или в службу определяемы быть не могут никуда.
Вы не оставите сделать все нужные к исполнению сего распоряжения, сообща об оном другим министерствам, для единообразного по сему предмету руководства.
На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою написано тако:
Александр. Каменный остров. 1 августа 1822 года».
Тогда же был утвержден текст обязательства, который должны были подписывать все, состоявшие на военной и гражданской службе: «Мы, нижеподписавшиеся, объявляем, что мы не принадлежим никаким ложам масонским или тайным обществам, внутри Империи или вне ее существовать могущим, и что мы впредь принадлежать оным не будем».
Одной из побудительных причин к появлению этого документа было общение Императора с архимандритом Фотием (Спасским, 1792-1838). «Несомненно, что Рескрипт 1 августа был написан под влиянием Фотия, и в тот же день он получил награду - алмазный крест, торжественно возложенный на него митрополитом Серафимом во время богослужения в Петропавловской крепости» (Великий Князь Николай Михайлович «Император Александр I». С. 238). Подробнее об их взаимоотношениях см. в книге В.В. Улыбина «Яко ад сокрушися» (М. 2008).
Архимандрит Фотий (Спасский). Гравюра Л.А. Серякова.
Сами вольные каменщики, как могли - тогда и после - пытались вывести своих собратьев, хотя бы в общественном мнении, из-под удара. Один из них, военный историк и флигель-адъютант ЕИВ генерал А.И. Михайловский-Данилевский (1789-1848), прикидываясь этаким простачком, толковал о моральной пользе посещения масонских лож, особенно ввиду повального в то время увлечения карточной игрой.
«Масонство, - писал Александр Иванович, - не имело в России, сколько мне известно, другой цели, кроме благотворения и приятного препровождения времени. С закрытием лож мы лишаемся единственных мест, где собирались не для карточной игры, потому что у нас нет теперь общества, в котором бы карты не составляли главного или, лучше, исключительного занятия. Мы еще так не сведущи в предметах, касающихся до политики, что правительству нельзя опасаться, чтобы беседы и разговоры об них могли сделаться целью масонских лож» (Н.К. Шильдер «Император Александр I, Его жизнь и Царствование». С. 252).
Генерал-лейтенант А.И. Михайловский-Данилевский.
Собрат генерала, лично его не жаловавший, Великий Князь Николай Михайлович (
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/53800.html), также историк, семьдесят с лишним лет спустя, в 1912 году, также пытался дезавуировать запрет Императором Александром Павловичем масонских лож, не останавливаясь при этом даже перед дискредитацией своего Венценосного предка, открыто издеваясь не только над Его образом мыслей, но и самой Верой:
«Мы затрудняемся дать верную оценку этого психоза, приближавшегося скорее к какому-то общему сумбуру разума и мыслей, чем к иной форме мышления. В строках письма чувствуется разлад духовный, и тщетно ищешь то духовное спокойствие, о котором не раз говорит сам писавший это послание. Ссылки на Библию, Апокалипсис, Послания апостола Павла к римлянам поражают, как плод болезненного мечтания нравственно расстроенного человека. Сравнения с Юдифью, Олоферном и Навуходоносором […] более походят на бред сумасшедшего, чем на что-либо другое» (Великий Князь Николай Михайлович «Император Александр I». С. 193).
Остается только гадать, как подобные выражения (уничижительные для Императора и глумливые по отношению к Вере) мог пропустить Император Николай II, принявший, как известно, на себя обязанности цензора трудов этого Августейшего историка.
Веронский конгресс. Карикатура.
26 августа / 7 сентября 1822 г., в десятую годовщину Бородинского сражения Император Александр I прибыл в Вену, откуда продолжил Свой путь в Верону на собиравшийся там конгресс Священного Союза, оказавшийся последним как в Его жизни, так и в истории этого объединения Монархов Европы.
В этот находившийся в австрийских владениях итальянский город Государь прибыл 4/10 октября. Заседания Конгресса проходили с 8/20 октября до 2/14 декабря.
Главным предметом обсуждения была революция в Испания, однако затрагивались и другие вопросы.
В конференции уполномоченных, в частности, 9 ноября была зачитана русская декларация, сформулировавшая позицию, которую занимал Александр I по отношению к выступлению греков.
«Порта, - говорилось в ней, - старается выставить Петербургский кабинет и его агентов участниками в греческом восстании; но как же она не хочет обращать внимания на ясные доказательства, что это несчастное восстание есть дело сект, навлекших то же бедствие на Испанию, Португалию, Италию и готовых возбудить волнение всюду, где появится хотя малая надежда на успех. Диван может ли забыть, что Его Императорское Величество приказал двинуться своим войскам против революционеров неаполитанских и пьемонтских, когда волнения в Княжествах дали ему знать, что революционеры перенесли свою деятельность на восток. Разве министры оттоманские забыли русскую декларацию относительно этих волнений и их виновников? Разве они не знают о предложениях, сделанных в это время бароном Строгановым, и о благодарности, выраженной за них Портою? Разве они не знают, что с этих пор Император не переставал относиться враждебно к революционному делу, что он пламенно желает восстановления спокойствия в Греции; что он продолжал содействовать тому вместе со своими союзниками и что многие из русских агентов получили от турецких чиновников признательность за их поведение в начале той революции, которая теперь выставляется как следствие их происков?
Если будут приведены неоспоримые доказательства, что хотя один из русских агентов позволил себе быть слепым орудием сектаторов и ослушаться повелений Императора, то виновный подвергнется должному наказанию. Русский уполномоченный имеет приказание настаивать на этом пункте, ибо существенно важно, чтобы Порта знала полную истину. Также важно, чтоб она знала условия, на которых могут быть восстановлены ее дипломатические сношения с Россией: 1) Умирение Греции, […] чтоб целый ряд фактов доказал, что Порта уважает религию, поставленную договорами под покровительство России, и что она старается восстановить внутреннее спокойствие в Греции таким образом, чтоб Россия могла получить надежду на прочный мир, могла бы быть довольна участью своих единоверцев, видя, что они получили верные залоги счастья и безопасности. 2) Относительно Валахии и Молдавии Порта должна непосредственно объявить России о совершенном очищении княжеств от турецких войск и о назначении господарей. После этого объявления русские агенты возвратятся в княжества для исполнения обязанностей, определенных договорами, и для удостоверения в том, - меры, принятые Портою и новыми господарями, соответствуют ли статьям договоров» (С.М. Соловьев «Сочинения». Кн. XVII. М. 1996. С. 686-687).
Не обошлось и без сюрпризов. Во время Конгресса «князь Меттерних, посредством захваченных им документов, доказал, что тайные общества всех стран были в сношениях друг с другом, составляли один общий заговор, повиновались одним и тем же руководителям и только для вида принимали в каждой стране различную программу, в зависимости от окружающих условий.
Затем прусский министр граф Гаугвиц в пространном докладе изложил следующее: все эти тайные общества суть различные отрасли масонства, которое разделило весь мир на известное количество округов; масонство состоит из двух элементов: элемента псевдонаучного и элемента активного; со стороны кажется, будто оба эти элемента находятся в открытой вражде между собою, но в действительности же они идут рука об руку к единой цели - покорению мiра. Они стремятся поработить Престолы и превратить Монархов в своих наемников.
Сам граф Гаугвиц, будучи масоном, был призван в 1777 году управлять частью прусских лож; его власть простиралась и на братьев Польши и России; он покинул, масонство, когда узнал истинный его характер» (А. Селянинов «Тайная сила масонства». СПб. 1911. С. 115).
Меморандум Гаугвица произвел на Императора Александра I сильное впечатление, подтвердив правильность принятых Им ранее противомасонских мер. Говорят, что оригинал документа Государь увез в Россию.
Граф Кристиан Август Генрих Курт фон Гаугвиц (1752-1832) - премьер-министр Пруссии (1792-1804, 1805). Удалившись на покой, жил в Италии. Скончался в Венеции.
Еще более важным делом было преодоление недоверия, существовавшего между Правительствами, что, несомненно, усилило бы эффективность Священного Союза, возвысило бы его значимость и авторитет.
Еще во время Конгресса в Троппау австрийский канцлер адресовал Императору Александру I специальную докладную записку (документ известен как «Политическое credo князя Меттерниха»): «Пусть каждое правительство заставит замолчать доктринеров в своей стране и выразит презрение к доктринам других стран. Пусть оно остерегается всяких действий, которые могли бы дать повод думать, что оно относится сочувственно или равнодушно к заблуждениям; пусть оно старается быть ясным и определенным в каждом своем слове и пусть не стремится путем уступок привлечь на свою сторону партии, единственным желанием которых является разрушение всякой власти, не исходящей от них самих. Этого тем более не следует допускать, что уступки такого рода не только не примиряют партии с правительством, но, наоборот, усиливают их стремление захватить власть».
В мемуарах французского уполномоченного на Веронском Конгрессе, известного писателя, политика и дипломата, ультрароялиста по своим взглядам, виконта де Шатобриана зафиксированы довольно откровенные высказывания Государя на эту тему:
«Неужели вы думали, как это утверждают наши враги, что союз - слово, служащее лишь для прикрытия честолюбий? Это было бы справедливо при прежнем порядке вещей, но теперь, когда образованный мір находится в опасности, не может быть и речи о каких-либо частных выгодах. Теперь уже не может быть более политики английской, французской, русской, прусской, австрийской; существует только одна политика, общая, которая для спасения всех должна быть принята сообща народами и Государями. Я первый должен показать верность началам, на которых Я основал Союз.
Один случай представился к тому: восстание Греции. Ничто, без сомнения, не казалось более отвечающим Моим интересам, интересам Моих народов, общественному мнению Моей страны, как религиозная война с Турцией; но в волнениях Пелопоннеса Я усмотрел признаки революции. И тогда Я воздержался. Чего только ни было сделано, чтобы порвать Союз? Пытались то внушить Мне предубеждения, то задеть Мое самолюбие; Меня открыто оскорбляли. Меня очень плохо знали, если думали, что Мои убеждения проистекали из тщеславия или могли уступить чувству злобы. Нет, Я никогда не отделюсь от Монархов, с которыми нахожусь в союзе.
Государям должно быть позволено заключать явные союзы для защиты от тайных обществ. Что же такое могло бы соблазнить Меня? К чему Мне расширять Свою Империю? Провидение предоставило в Мое распоряжение восемьсот тысяч солдат не для удовлетворения Моего честолюбия, а для того, чтобы Я покровительствовал религии, нравственности и правосудию и способствовал утверждению этих начал порядка, на коих зиждется человеческое общество» (Н.К. Шильдер «Император Александр I, Его жизнь и Царствование». С. 259).
Три Императора (слева направо): Российский Император Александр I, Император Австрии Франц I и Король Пруссии Фридрих Вильгельм. Акварель И.Г. Мансфельда и И.А. Клейна «Возвращение Императора Франца I в Вену в 1809 году».
Состоялся, наконец, и предельно откровенный разговор Русского Царя с австрийским канцлером, запечатленный в мемуарах последнего.
«Нас хотят разлучить и порвать узы, связывающие нас, - сказал Государь. - Я считаю эти узы священными, ибо они соединяют нас в общих интересах. Вы хотите спокойствия вселенной, и Я также не знаю иного честолюбия, как поддерживать его; враги европейского мiра не заблуждаются на этот счет; они не заблуждаются также насчет степени сопротивления, которое их козни встречают в нашем единодушии: им хотелось бы во что бы то ни стало устранить это препятствие, и, в убеждении, что открытым путем это не удастся им, они действуют окольными путями: Меня осыпают упреками, зачем Я отказался от Своей независимости и позволяю вам руководить Собою».
На это князь Меттерних с горячностью отвечал: «Вас упрекают в том, что Вы вполне подчиняетесь моим советам; с другой стороны меня тоже обвиняют в том, что я жертвую интересами своей страны моим отношениям к Вашему Величеству. Одно обвинение стоят другого. Совесть Вашего Величества так же чиста, как и моя. Мы служим одному и тому же делу, а это дело в одинаковой степени составляет достояние и России, и истории, и всего общества. Давно уже я сделался мишенью неблагонамеренных кружков и в искреннем согласии между нашими Дворами вижу единственный оплот, который можно еще противопоставить вторжению общего безпорядка. С другой стороны, по крайней сдержанности моего личного поведения, Вы можете составить понятие о важности, которую я придаю сохранению наших близких отношений. Не желает ли Ваше Величество видеть какую-либо перемену в этом поведении?»
«Этого только Я и поджидал, - прервал его Государь, - и если Я чувствовал известное стеснение признаться Вам в некоторых затруднениях Моего положения, то дело заключается не в том, чтобы Я не был твердо намерен бороться с ними; единственное Мое опасение заключается в том, чтобы вы сами не начали колебаться».
В конце беседы Император взял с Меттерниха слово, что тот «останется верен тесному союзу с Ним и не позволит застращать себя пустыми разговорами; вместе с тем Государь просил Меттерниха принять и с его стороны не менее формальное обещание, что Он никогда не изменит тому непоколебимому доверию, с которым он относится к нему» (Там же. С. 260).
Много лет спустя известный русский мыслитель К.Н. Леонтьев так оценивал вклад австрийского канцлера в борьбу с мiровой революцией: «Изо всех видных и влиятельных деятелей 20-х годов только один Меттерних понял исторический дух греческого восстания. Он один только “чуял”, что в сущности это движение - всё та же всемiрная эгалитарная революция, несмотря на религиозно-национальное знамя, которым оно прикрывалось. Люди движения могли быть искренни в намерениях своих; но само движение должно было стать обманчивым благодаря уже пронесшимся над всей Европой духам разрушительного опошления.
Быть может, Меттерних понимал яснее других тайный дух и будущее значение этой национальной инзуррекции лишь потому, что он был защитником и представителем интересов самого не племенного в мiре государства. Существуют инстинкты и психические навыки звания и положения» (К.Н. Леонтьев «Восток, Россия и Славянство». М. 1996. С. 540).
«Все усилия, - писал 23 декабря 1822 г. (4 января 1823 г.), покидая Верону, Император Александр I князю Меттерниху, - были направлены к тому, чтобы помешать трем союзным державам занять то внушительное положение, которое одно могло бы поддержать ход событий и предрешать их развязку. Революционная партия прекрасно поняла, что, как только это положение будет занято тремя державами, их соединенные силы достигнут таких громадных размеров, что уже ничто не будет в состоянии более им противиться. В таком случае зависело бы только от этих трех держав, разрушив всё, что создано мятежом в Испании, по примеру того, что было сделано в Неаполе и Пьемонте, продиктовать затем, в видах спокойствия и всеобщего блага, всеулучшения и изменения повсюду, где по своим соображениям они признают это нужным. Подобные виды в будущем, столь утешительные для людей благонамеренных, устрашили приверженцев революций. С тех пор приложены были все усилия, чтобы помешать осуществлению указанного плана, парализуя соответственные решения и лишая их той энергии, которая необходима для достижения выдающихся результатов... Но это кажущееся торжество может оказаться непродолжительным. Союз находится в полной своей силе. Никогда еще единение трех Монархов, лежащее в его основании, не было более тесным. Оно окрепло еще более во время последнего свидания. Таким образом, средства, которыми располагает союз, громадны. Все дело только в том, чтобы их держать наготове и употребить вовремя и кстати. Итак, хотя я и сожалею о слабом и нерешительном образе действий Франции и о столь мало чистосердечном поведении Англии, тем не менее вы видите Меня полным надежд на достижение результатов, добиться которых, с помощью Провидения, зависит лишь от нас одних. Возвратившись домой, Я намерен усиленно заняться, чтобы быть готовым в нужный момент оказать поддержку союзу» (Н.К. Шильдер «Император Александр I, Его жизнь и Царствование». С. 264).
Письмо это оказалось прощальным. Во время пребывания в Вероне австрийский канцлер подметил в Императоре Александре Павловиче новую черту: утомление жизнью.
Император Александр I. Этюд с натуры (при вечернем освещении) художника Дж. Доу.
В своей монографии «Император Александр I. Политика, дипломатия» (1877) выдающийся русский историк С.М. Соловьев так оценивал эту сторону деятельности Александра Благословенного:
«Время Александра I-го делится на две половины 1814 годом: в первой - на первом плане борьба с Наполеоном; во второй - установление внешних и внутренних отношений у европейских народов посредством общих советов между их правительствами, или конгрессов. […]
Прошло сто лет со дня рождения знаменитого исторического деятеля, с лишком полвека после Его кончины, и пора отозваться о Его деятельности исторически, научно. […] Россия имеет полное право гордиться такой деятельностью своего Государя и видит в ней деятельность свою, народную. […]
После свержения Наполеона Александр приступил к исполнению Своей задачи, которую сознавал в начале Царствования, о которой заявлял при каждом удобном случае. Мы видели, как трудна была эта задача - задача примирения и соглашения противоположных направлений и безпрестанно сталкивающихся многоразличных интересов. Александр и здесь в борьбе с препятствиями обнаружил ту же твердость и выдержливость, какие показал и в борьбе с Наполеоном; Он явился неутомимым политическим бойцом, героем конгрессов, как Наполеон был героем битв. Европа после революционных бурь и военных погромов требовала прежде .всего мира, спокойного улажения хотя на первое время всего перевернутого, переломанного во время этих бурь и погромов» (С.М. Соловьев «Сочинения». Кн. XVII. М. 1996. С. 700, 702-704).
Лишь благодаря твердой воле Государя Александра Павловича, силы для которой черпал Он в глубокой личной вере, в 1821-м Россия не ввязалась в войну подобную той, что разгорелась летом 1914-го из-за провокации сербского террориста-масона, на которую наша страна вышла под лозунгом «защиты славянства», сгорев в ней менее чем через три года…
Продолжение следует.