ЧЕСТНЫЕ ЦАРСКИЕ ГЛАВЫ (5)

[sergey_v_fomin]

«Жертвоприношение». Работа скульптора Геннадия Алексеевича Паршина (род. 1934). 1990 г.

Свидетельства усекновения Честных Царских Глав (продолжение)

10. Пастор Курт Руфенбургер в статье «Судьба Царской Головы» (нем. газета «Франкфуртский курьер». 20.11.1928) «рассказал “со слов «очевидца”, как большевики сожгли в июле [19]18 г. полученный ими из Екатеринбурга “ужасный груз”. Были мнения, что заспиртованную голову Николая II надо сохранить в музее для назидания “грядущему поколению”, но по предложению [чекиста] Петерса в конце концов постановили, во избежание превращения головы бывшего Царя в “Святыню” в глазах “глупых людей”, уничтожить. “Очевидец” наблюдал процесс сожжения, происходивший будто бы в присутствии почти всего большевицкого синклита» (С.П. Мельгунов «Судьба Императора Николая II после отречения». С. 411).
Упомянутая статья не была ее первой и последней публикацией. Имеются сведения о том, что она выходила в немецких газетах «Вайхсель цайтунг» (16.11.1928) и «Ганноверише анцайгер» (7.12.1928). Имя автора в этих публикациях предается по-другому: пастор Курт Ризенбург.
В самой статье говорилось: «...Весть об убийстве Царской Семьи уже 18 июля достигла Берлина, но в Берлине этому не хотели дать веры. Вышло так, что 19 июля московская радиостанция перехватила направленную из Берлина в одну большую газету радиограмму, которая, вопреки распространившимся слухам об убийстве Царской Семьи, гласила: “Царь и Его Семья живы, спасены своими сторонниками и отвезены в надежное место”. Это сообщение очень встревожило Кремлевских диктаторов, и Троцкий затребовал у Белобородова неоспоримых доказательств тому, что “тиран России в действительности подвергся заслуженной казни” (подлинное выражение телеграммы). В ответ на эту телеграмму большевицкие правители получили запечатанный кожаный чемодан (это не совсем так). В чемодане находилась голова убитого Царя. Нельзя было требовать более неоспоримого доказательства того, что Царь в действительности был убит.
По приказанию Ленина, утром 27 июля было созвано собрание главных советских вождей, которым была предъявлена Екатеринбургская посылка. Было установлено, что находящаяся в кожаном чемодане в стеклянной банке голова, в действительности есть глава Царя Николая II; обо всем этом был составлен протокол. Этот протокол подписали все восемь собравшихся: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Дзержинский, Каменев, Калинин и Петерс. При этом исследовании Каменев возбудил вопрос, что делать дальше с главой Царя. Большинство высказалось за уничтожение. Только Зиновьев и Бухарин предложили поместить главу в спирт и сдать в музей, где и хранить в назидание будущих поколений. Однако предложение это было отклонено, и решили главу уничтожить, дабы, как выразился Петерс, невежественный народ не сделал бы из нее святыню для поклонения, и не возникли бы опасные брожения. Выполнение решения было возложено на Троцкого. Решено было главу Царя сжечь в Кремле в ближайшую ночь с 27 на 28 июля. Как совершилось сожжение, я сообщаю по рассказу очевидца:
“В назначенный час я стою у Кремлевских ворот. Караульный начальник выходит ко мне и спрашивает: куда я хочу идти. Я предъявляю мои документы и записку к Кремлевскому коменданту. Этого, однако, оказывается недостаточно, и меня под конвоем красноармейцев ведут в комендатуру... По двору катит автомобиль, в котором сидит Петерс с какой-то дамой. В комендатуре предъявляю коменданту мои документы. Он звонит по телефону Троцкому. Троцкий не может дать обо мне никакой справки, тогда он звонит Бонч-Бруевичу. Едва через полчаса мне разрешается идти дальше. От сопровождавшего меня коменданта узнаю, что сожжение Царской главы произойдет в пристройке, служившей некогда кухней. “Там мы все приготовили, остается приступить к делу”, - говорит он, усмехаясь.
Мы идем вдоль Архангельского собора и старого монастырского здания. У входа сидит часовой, который при виде коменданта вскакивает и вытягивается. Еще несколько шагов, и мы подходим к малой пристройке. Кучка людей курит, разговаривая вполголоса. Начинает идти сильный дождь; за Москвой-рекой к самому небу вздымается зловещее пламя пожара. Скачет мимо Кремля пожарная команда, спеша к месту пожарища. “Тени старой России оплакивают своего бывшего повелителя”, - усмехается Крыленко. В ту же минуту сверкает молния и гремит гром; наши глаза ослеплены, и все испуганно шарахаемся; какая-то женщина болезненно вскрикивает, и я заметил, как один из присутствующих перекрестился. “Фу, ты, ч..., - плюется смущенный Крыленко, - чуть было не навел беды”.
Комендант открывает дверь пристройки и мы входим в небольшую комнату, слабо освещенную керосиновой лампой и растопленной печкой. Теперь я лучше различаю остальных присутствующих, их около двадцати человек, в их числе: Эйдук, Смирнов, Бухарин, Радек с сестрой и некоторые другие. Потом появляется Петерс с Балабановой; за ними следуют: Коллонтай, Лацис, Дзержинский и Каменев. В помещении до того жарко, что едва можно дышать. Все очень неспокойны и возбуждены; только Коллонтай высказывает самообладание, подходит кокетливо поближе к пылающей печи и пробует очистить свое забрызганное дорогой платье. Троцкий приходит последним.
После его прихода тотчас на стол ставится перед собравшимися четырехугольный чемодан. Обменявшись несколькими словами с Дзержинским и Бухариным и испытующе оглядев присутствующих, Троцкий приказывает открыть чемодан. В первую минуту любопытные столь тесно окружают стол, что я остаюсь сзади и ничего не могу разглядеть. В ту же минуту какая-то женщина начинает жалобно стонать и быстро уходит от стола. Троцкий смеется: - “женские нервы”. Крыленко ему вторит. Но Дзержинский дает себе труд, с насмешливо-услужливым видом, провести Коллонтай через толпу и усадить ее на скамью у стены. Тут только я получаю возможность увидеть содержимое чемодана.
Я вижу большую стеклянную банку с красноватой жидкостью. В жидкости лежит глава Николая II. Мое потрясение так велико, что я едва могу различить известные мне черты. Но сомневаться нельзя: перед нами действительно находится глава последнего Царя Российского, неоспоримое доказательство ужасающей драмы, которая разыгралась за десять дней назад у отрогов Уральских гор. Это признают и остальные присутствующие. Слышатся разные замечания. Бухарин и Лацис удивляются тому, что Царь так скоро поседел. И, действительно, волосы и борода были почти белые. Может быть, это было следствием последних ужасных минут перед жестокой смертью, жертвой которой Он пал вместе с своей Супругой и любимыми Детьми; может быть также подействовали тревоги военного времени, революция и длительное заключение.
Троцкий потребовал от присутствующих составить протокол осмотра и всем подписаться. Это был, таким образом, второй протокол осмотра. Коллонтай тем временем исчезла. Появились зато другие любопытствующие. Среди них я видел Крестинского, Полякова, несколько матросов и женщин. По окончании протокола присутствующие осматривали совсем близко банку и ее содержимое, а по их лицам видно, что они себя чувствуют очень смущенными и подавленными. Бухарин пытается рассеять это настроение и пробует сказать что-нибудь с точки зрения революции ободряющее, но тотчас останавливается и замолкает. Даже хладнокровный Лацис нервно теребит пышную белокурую бородку и потупляет свои скошенные глаза вниз, к столу.
Тут Троцкий приказывает перенести сосуд к пылающей печи. Присутствующие расступаются, образовав проход примерно в десять шагов длины и два шага ширины. Последний путь главы последнего Царя Российского! И как странно: когда руки заклятых врагов пронесли Царскую голову, все их головы сами собой перед нею склонились. Но это было только одно мгновение. Настоящие коммунисты не смеют показывать подавленности и чувствительности, когда перед их глазами совершается последний акт победы над их величайшим врагом. Пламя охватывает главу Царя Николая, и невыносимый запах горящего человеческого тела наполняет душную комнату [1].
Я более не в силах переносить это зрелище; боясь дурноты я выбегаю на воздух. Под освежающим дождем я снова оправляюсь и облегченно вдыхаю воздух. На востоке уже рассветает; пожар за рекой едва виден; только на западе еще вспыхивают молнии и слышны далекие раскаты грома. Казалось, само небо гневалось на отвратительную жестокость людей!» («Участь Царской Главы» // «Двуглавый Орел. Вестник Высшего Монархического Совета». № 24. Париж. 8 (21) января 1929. С. 1145-1148).

[1.] Версию сожжения в Кремле, но не Царской головы, а тела Императора находим в публикации, появившейся осенью 1920 г. в ежедневной парижской газете «Общее Дело», издававшейся В.Л. Бурцевым. В статье Г.Б. «Новые подробности об убийстве Николая II», ссылаясь на анонимного рассказчика, которому будто бы «удалось присутствовать при допросе начальником чрезвычайной комиссии в Москве Дзержинским начальника Екатеринбургской чрезвычайной комиссии Белоголовова», сообщается: «Белоголовов утверждает, что убита вся Семья Николая II, трупы которых были увезены на автомобилях и сожжены в лесу, за исключением Николая II, труп которого, по распоряжению совнаркома, Белоголовов привез в простом ящике в Москву. Здесь в присутствии специальной комиссии труп был осмотрен с целью установления личности и затем труп Николая II был сожжен в Кремле в обыкновенной печи.
Труп сжигали в течение двух суток, так как скоро уничтожить его нельзя было и тогда среди совнаркома явилась впервые мысль о необходимости сооружения в Москве крематория, чтобы вообще упростить способ уничтожения трупов казненных, число которых все время увеличивалось. Предполагалось все казни сконцентрировать в Кремле и убитых сейчас же сжигать. В той же печи, в которой сожгли труп Николая II, сожгли труп Муравьева, взявшего в первый раз Киев, но затем изменившего советской власти и покончившего жизнь самоубийством» (Тетрадь с газетными вырезками и комментариями к ним М.А. Васильчиковой // ГАРФ. Ф 5849. Оп. 1. Е.х. 143. Л. 28-28 об.). - С.Ф.

Небезынтересно редакционное примечание к перепечатанной в журнале «Двуглавый Орел» статье Ризенбурга: «Если в ответ на срочный запрос Троцкого, посланный 19 июля, советские деспоты получили чемодан с “вещественным доказательством” злодеяния лишь 26 июля, то не значит ли это, что чемодан из Екатеринбурга не сразу попал в руки совнаркома. В этом непонятном замедлении с доставкой ужасного “трофея революции” не кроется ли ответ на подозрение скоропостижно скончавшегося следователя Соколова, который неоднократно высказывал предположение (основанное на ряде косвенных улик) о том, что Глава убиенного Государя была отрезана Юровским и послана в Москву для темных ритуальных издевательств. По этому предположению выходило, что сожжение тел в лесу и поливание их серной кислотой вызывалось желанием убийц скрыть факт отсутствия Главы у тела Царственного Мученика» (Там же. С. 1146).
В годы перестройки этот текст не раз перепечатывался. Наиболее известную его републикацию осуществил писатель Святослав Рыбас (Святослав Рыбас «Тайна головы Императора» // «Литературная Россия». М. 1991. 9 августа).
По мотивам одной из них тюменский поэт Николай Денисов в 1990 г. написал стихотворение, напечатанное вскоре в московской газете «Пульс Тушина».



Николай Васильевич Денисов (1943-2016) был по-своему человеком примечательным. Родившись в крестьянской семье в селе Окунево Тюменской области, он трудился разнорабочим, рыбаком на рыбозаводе, трактористом; срочную отслужил в морской пехоте. Окончив Литинститут имени Горького (1971), был сотрудником районных газет, работал в многотиражке «Тюменский строитель», корреспондентом (с 1969) и редактором (1972-1975) областной газеты «Тюменская правда». Член Союза писателей (1976), лауреат литературных премий. Создатель и безсменный редактор газеты «Тюмень литературная». С 1976 г. возглавлял бюро пропаганды художественной литературы Тюменской писательской организации. Скончался в Тюмени 30 октября 2016 г.

СОВНАРКОМ. ИЮЛЬ - 1918

Свидетельства современников, опубликованные в печати, говорят о том, что после убийства Царской Семьи в Екатеринбурге заспиртованная голова Николая II была тайно доставлена в Москву, в Кремль

В стране содом. И все - в содоме.
Пожар назначен мiровой.
И пахнет спиртом в Совнаркоме -
Из банки с Царской головой.

Примкнув штыки, торчит охрана,
Свердлов в улыбке щерит рот.
А голова, качаясь пьяно,
К столу Ульянова плывет.

Он в размышленьи: «Вот и сшиблись!
Но ставки слишком высоки!»
Поздней он скажет: «Мы ошиблись!»
Но не поймут ревмясники.

В морозный день эпохи мрачной,
Да, через шесть годков всего.
Они, как в колбу, в гроб прозрачный
Его уложат самого.

И где-нибудь в подвале мглистом,
Где меньше «вышки» не дают.
Из адской банки спирт чекисты,
Глумясь и тешась, разопьют.

И над кровавой царской чаркой,
В державной силе воспаря,
Они дадут дожрать овчаркам
Останки Русского Царя.

Еще прольются крови реки -
Таких простых народных масс.
Тут голова открыла веки -
И Царь сказал: «Прощаю вас...»

Он всех простил с последним стоном
Еще в ипатьевском плену:
Социалистов и масонов,
Убийц и нервную жену.

... Летит светло и покаянно
На небо Царская душа.
И зябко щурится Ульянов,
Точа клинок карандаша.

Еще в нем удаль боевая,
Еще о смерти не грустит,
Но час пробьет... Земля сырая
Его не примет, не простит.

Публикация этого стихотворения в одной из московских газет вызвала странную, необычную по тем временам, реакцию, о чем позднее автор, бывший тогда уже председателем Тюменской областной писательской организации, вспоминал так:
«Стихи эти написал в начале “перестройки”, в пору всяких эйфорий и смутных умозаключений […] А в памяти, как связующая нить, широко отгремевшая в России и за её пределами история преследования московской прокуратурой поэта и редактора газеты “Пульс Тушина”, моего друга Владимiра Фомичева. В ходе следствия и заседаний суда по “делу” Володи допрашивали авторов газеты, не москвичами интересовались тоже. Следовательница из конторы “По борьбе с организованной преступностью” настоятельно спрашивала: “Кто вам подсказал тему стихотворения ‘Совнарком’...”? И каким образом переправляли вы эти стихи в московскую редакцию ‘Пульса’?” […] Прокуратура демократов, в данном случае с “головой Царя Николай 2-го”, выступила прямым образом в защиту Владимiра Ильича - от моих художественных “нападок”, когда таких нападок, пожестче и позлее, была полна вся свободная российская пресса! Вождя товарища Ленина прокуроры, занимавшиеся нашими “делами” по “Пульсу Тушина”, косвенно, но “защитили”»: https://pub.wikireading.ru/hRgGn6xXCU

Продолжение следует.