ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (3)
Александр Блок - студент С.-Петербургского университета. Май 1903 г.
Роковые треугольники (начало)
Психика матери Блока также была тяжело поражена. Сестра писала о ее «капризном, причудливом характере, что объяснялось ее нервностью и крайней впечатлительностью. В натуре ее замечались странности, которые проявились в четырнадцатилетнем возрасте […], неожиданно обнаружив какие-то подсознательные глубины ее своеобразной и сложной натуры. […] …Весь ее организм был охвачен каким-то странным недугом» (М.А. Бекетова «Воспоминания об Александре Блоке». С. 29).
«Неоднократно лечившаяся в психиатрических клиниках (в частности, гипнозом…)», она «придавала своему мистицизму болезненную чувствительность истерии; годами она находилась в состоянии напряженного, почти конвульсивного ожидания чуда. […] Идентифицируя себя с сыном до смешения с ним, мать внесла, несомненно, решающий вклад в странное течение его семейной жизни» (А. Эткинд «Хлыст. Секты, литература и революция». С. 317).
Матери поэта, по свидетельству ее сестры, было свойственно «безучастное, чаще даже презрительное отношение к людям […], которое она пыталась обосновать ссылками на Ницше» («Из дневника М.А. Бекетовой» // «Литературное наследство». Т. 92. Кн. 3. С. 599. Со ссылкой на: М. Бекетова «Ал. Блок и его мать». Л.-М. 1925. С. 138-139, 177. Ср.: «Из дневника М.А. Бекетовой». С. 607).
«Моя прекрасная, несчастная и страшная сестра», - писала о ней М.А. Бекетова («Из дневника М.А. Бекетовой». С. 624).
(21.10.1906): «Сама она боится сойти с ума, говорит, что ее стережет безумие и описывает страшные и тревожащие состояния своего духа, т.е., вернее рассудка. И я за нее боюсь» (Там же. С. 619).
Известно, что мать поэта трижды пыталась покончить жизнь самоубийством (М. Бекетова «Ал. Блок и его мать». Л.-М. 1925. С. 143).
(22.11.1900): «Опять мысли о смерти и при том для себя и для Сашуры. Тоска смертная. Больная душа. И притом физически больная» («Из дневника М.А. Бекетовой». С. 603).
Александра Андреевна Блок - мать поэта. Варшава, 1880 г.
Следует подчеркнуть: представления об образованности матери поэта несколько преувеличены. Впрочем, как и сведения о таковом же ее сына (С.А. Небольсин «Искаженный и запрещенный Александр Блок». С. 184). Александра Александровна, по свидетельству ее сестры, «поражала иногда недостатком самых элементарных сведений, например, по истории. Она не прочла за всю жизнь ни одной исторической книги». Даже из сочинений любимого ею Ф. Ницше она прочла только одну книгу - «Так говорил Заратустра» (М. Бекетова «Ал. Блок и его мать». С. 108, 139).
В письмах отцу А.А. Блок откровенно признавался: «В университет я уже не хожу почти никогда, что кажется мне правильным на том основании, что я второй год на втором курсе, а кроме того и слушание лекций для меня безполезно, вероятно вследствие, между прочим, моей дурной памяти на вещи этого рода» (О. Немеровская, Ц. Вольпе «Судьба Блока. Воспоминания. Письма. Дневники». С. 34). Или: «…С удовольствием вижу конец университетского курса, потому что часто вижу в нем нечто глубоко чуждое мне и для меня трудно переносимое» (Там же. С. 38). И, наконец: «Университет не сыграл в моей жизни особенно важной роли» (А. Блок «Собр. соч. в 8 томах». Т. 7. С. 15).
После развода Александра Андреевна вышла замуж вторично - за поручика Лейб-Гвардии Гренадерского полка Ф.Ф. Кублицкого-Пиоттух (1860-1920). В конце лета 1907 г. отчим поэта Франц Феликсович получил назначение в Ревель уже командиром полка. Жена последовала за супругом. Оставались они там в течение трех с половиной лет, вплоть до 1911 г., когда Франц Феликсович был назначен снова в Петербург командиром бригады.
Сущность Александры Андреевны выявилась при этом с полной очевидностью. «Ее боялись и чуждались […], - писала о ней сестра. - Ее считали синим чулком и революционеркой, были даже доносы. Губернатор боялся подать ей руку, думая, что она бросит в него бомбу, жандармские адъютанты на вечерах занимались провокацией, задавая ей трудные вопросы. Одно время ближайший начальник ее мужа, генерал Пыхачев, потребовал ее немедленного удаления из Ревеля. Дело это замяли благодаря связям Фр. Феликс. в Петербурге […] Ревельские впечатления и происходившие там расстрелы революционеров и латышей, участвовавших в аграрных безпорядках, еще более укрепили Александру Андреевну в ее революционных наклонностях. Она ждала и жаждала революции так же, как сын ее […] Жизнь в Ревеле не способствовала сближению Александры Андреевны с мужем. Рознь между ними еще усилилась» (М.А. Бекетова «Воспоминания об Александре Блоке». С. 319, 324, 325).
(19.10.1904): «Франц один своей непрестанной нежностью облегчает. Милый мой Франц. Его любовь только и спасает ее. Больше моей» («Из дневника М.А. Бекетовой». С. 606). Это тетка поэта.
Оценить личность отчима («тишайшего», по определению Андрея Белого) позволяют повременные записи А.А. Блока, как, например, вот такая, относящаяся к тяжелейшим дням весны 1918 г., когда семья остро ощущала не только голод в Петрограде, но и умственное помрачение матери поэта:
(16.4.1918): «Франц приехал! Его уж и ждать перестали. Привез маме хлеб, муку и пр. Старый, сгорбленный, добрый, и как будто ничего не произошло» (А. Блок «За¬пис¬ные книж¬ки, 1901-1920». М. 1965. С. 400).
Так и хочется прибавить к этому вполне заслуженному перечню его достоинств: верный и благородный.
А.А. Блок с отчимом (Ф.Ф. Кублицким-Пиоттух) и матерью. 1893-1894 гг.
В 1903 г. в жизни А.А. Блока произошло важное событие - женитьба.
Венчались 17 августа в храме Архангела Михаила. «Священник церкви села Тараканова, - писал присутствовавший С.М. Соловьев, - был, по выражению Блока, “не иерей, а поп”, и у него бывали постоянные неприятности с шахматовскими господами. Это был старичок резкий и порывистый. “Извольте креститься”, - покрикивал он на Блока…» (О. Немеровская, Ц. Вольпе «Судьба Блока. Воспоминания. Письма. Дневники». С. 56).
Свадьба была, по словам присутствовавших, «полная религиозной, мистической поэзии» («Из дневника М.А. Бекетовой». С. 605). По словам С.М. Соловьева, переданным А. Белым, «природа Шахматова и Боблова (имения Менделеевых), и погода, и свадебный обряд, - все было пронизано какою-то необычайною, непередаваемою атмосферою, - и прозвучал звук эпохи, над которым мы медитировали» («Записки мечтателей». 1922. № 6. С. 32-33).
Ближайшие в то время друзья поэта С.М. Соловьев и Андрей Белый в один голос уверяли, что жена их друга - «есть “Земное отображение Прекрасной Дамы”, та “Единственная, Одна и т.д.”, которая оказалась среди новых мистиков как естественное отображение Софии» (О. Немеровская, Ц. Вольпе «Судьба Блока. Воспоминания. Письма. Дневники». С. 57).
«…Ее “вечная женственность”, - писала о Любови Дмитриевне сразу же после свадьбы М.А. Бекетова, - по-видимому, чисто внешняя. Нет ни кротости, ни терпения, ни тишины, ни способности жертвовать. Лень, своенравие, упрямство, неласковость, - Аля прибавляет - скудость и заурядность; я боюсь даже ей сказать: уж не пошлость ли все эти “хочу”, “вот еще” и сладкие пирожки. При всем том она очень умна, хоть совсем не развита, очень способна, хотя ничем не интересуется, очаровательна, хотя почти некрасива, правдива, прямодушна и сознает свои недостатки…» («Из дневника М.А. Бекетовой». С. 605).
А.А. Блок в роли Самозванца. В роли Марины Л.Д. Менделеева. Любительское фото И.Д. Менделеева. Боблово. 1898 г.
Между тем существенное влияние на взаимоотношение супругов оказывала мать поэта. «Мы с мамой - почти одно и то же», - заявлял Блок (М. Бекетова «Ал. Блок и его мать». С. 76). Андрей Белый подтверждал, что Блок «был близок к своей матери именно в субстанции своих творческих тем» («Записки мечтателей». 1922. № 6. С. 96).
«…Матери моей, - писал в автобиографии А.А. Блок, - свойственны были постоянный мятеж и безпокойство о новом…» (А. Блок «Собр. соч. в 6 томах». Т. 5. С. 72).
«Политические события ее сильно волновали. Еще до войны ее тревожила загадочная и страшная фигура Распутина. Она жадно прислушивалась ко всему, что о нем говорили, и считала его главным виновником всех наших бед. Все время находилась она в возбужденном состоянии, незадолго до убийства Распутина она, разговаривая с каким-то извозчиком, рассказывала ему про Распутина и говорила, что необходимо его убить, когда же это случилось, она пришла в неописуемое волнение. Первое известие об этом она получила по телефону от М.Л. Толмачевой и придала этой смерти столь важное значение, что глубоко возмутилась, когда одна из ее приятельниц, которой она сообщила об этом по телефону, стала говорить с ней тут же о каких-то архижитейских делах: “Да ты понимаешь ли, кого убили?” - говорила она» (М.А. Бекетова «Воспоминания об Александре Блоке». С. 325-326).
Перед Новым 1917 годом, по свидетельству М.А. Бекетовой, произошло «ухудшение нервной болезни его матери, которое началось еще с лета, дошло до апогея» (Там же. С. 150). Близился февральский переворот и застарелая (с 1896 г.) «нервная болезнь» Александры Андреевны («эпилепсия, осложненная сильно развившимся пороком сердца»), по свидетельству ее сестры, «все разрасталась. […] Ее раздражение против меня приняло угрожающие размеры. Я ходила к ней часто, потому что она сама этого требовала, но во время моих посещений она относилась ко мне или с тупым равнодушием, или со злобой. Такое отношение психических больных к близким людям, как известно, часто встречается. А между тем единственным близким человеком для Александры Андреевны в Петербурге была именно я» («Литературное наследство». Т. 92. Кн. 3. С. 629. Свидетельство Г.П. Блока. М.А. Бекетова «Воспоминания об Александре Блоке». С.326).
Революцию, писала сестра, она «переживала с радостным и умиленным волнением» (М.А. Бекетова «Воспоминания об Александре Блоке». С.156).
«Известие о перевороте произвело на нее сильное впечатление. Все приняла она радостно, умиленно, с какой-то благоговейной верой, как благую весть. Жадно читала газеты, переживала все очень ярко. […] Так же, как сын ее, она приветствовала слово “товарищ”, произнося его с уважением, а иногда и с умилением. Никаких разочарований и жалких слов по поводу хулиганства, безбожия и вообще несостоятельности русского народа я от нее не слыхала…» (Там же. С. 327).
Продолжение следует.