ОГНЕННОЕ ПОГРЕБЕНИЕ ФАННИ КАПЛАН (3, окончание)
В точной дате расстрела стопроцентной уверенности нет. Она целиком и полностью основывается на свидетельстве Малькова, «не помнившего» точную дату вывоза Каплан с Лубянки, но зато точно приводившего в своих мемуарах дату и время ее ликвидации.
Эта дата, считают некоторые исследователи, не случайна: она должна была коррелировать с обнародованием акта о красном терроре: «Настойчивое утверждение Малькова о расстреле Каплан 3 сентября 1918 года призвано подчеркнуть внешне законный характер казни. Известно, что 2 сентября ВЦИК по докладу Я. Свердлова принял решение о массовом терроре, таким образом, казнь совершилась после решения, а не наоборот» (Б. Орлов. «Так кто же стрелял в Ленина? Версия» // «Источник». 1993. № 2. С. 73).
«Прошел еще день-два, - пишет Мальков, - вновь вызвал меня Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан - расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.
Расстрел человека, особенно женщины - дело нелегкое. Это тяжелая, очень тяжелая обязанность, но никогда мне не приходилось исполнять столь справедливый приговор, как теперь.
- Когда? - коротко спросил я Аванесова.
У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул на лице ни один мускул.
- Сегодня. Немедленно. - И, минуту помолчав: - Где, думаешь, лучше?
Мгновение поразмыслив, я ответил:
- Пожалуй, во дворе Авто-Боевого отряда, в тупике.
- Согласен» (П.Д. Мальков «Записки коменданта Кремля». М. 1959. С. 160).
Аванесов. Рисунок немецкого художника Отто фон Курселя.
Разговор между тем продолжался…
«- Где закопаем?
Аванесов задумался.
- Это мы не предусмотрели. Надо спросить Якова Михайловича…
Мы вместе вышли от Аванесова и направились к Якову Михайловичу, оказавшемуся, к счастью, у себя. В приемной сидело несколько человек, кто-то был у него в кабинете. Мы вошли. Варлам Александрович шепнул Якову Михайловичу несколько слов, Яков Михайлович молча кивнул, быстро закончил беседу с находившимся у него товарищем, и мы остались одни. Варлам Александрович повторил Якову Михайловичу мой вопрос: где хоронить Каплан? Яков Михайлович глянул на Аванесова, на меня. Медленно поднялся и, тяжело опустив руки на стол, будто придавив что-то, чуть подавшись вперед, жестко, раздельно произнес:
- Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа...» (Там же).
Эта последняя часть разговора….
Эти слова, как и описание самого расстрела, содержатся лишь в первом издании записок коменданта.
Особую значимость приведенным сведениям придает то обстоятельство, что, кроме обычной в таких случаях цензуры Института марксизма-ленинизма и его филиалов, они были написаны Мальковым совместно с сыном Я.М. Свердлова - историком, а в недалеком прошлом известного своей безпощадностью следователем НКВД-МГБ, Андреем Яковлевичем Свердловым (1911-1969) (П.Д. Мальков «Записки коменданта Кремля». 3-е изд. М. 1967. С. 5).
Обложка и титульный лист первого издания воспоминаний П.Д. Малькова.
А вот как этот фрагмент выглядел в издании 1967 года:
«У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул на лице ни один мускул.
- Сегодня. Немедленно.
- Есть!
Да, подумалось в тот момент, красный террор не пустые слова, не только угроза. Врагам революции пощады не будет!
Круто повернувшись, я вышел от Аванесова и отправился к себе в комендатуру. Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых лично хорошо знал, я обстоятельно проинструктировал их, и мы отправились за Каплан.
По моему приказу часовой вывел Каплан из помещения, в котором она находилась, и мы приказали ей сесть в заранее подготовленную машину.
Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, -собственноручно». (П.Д. Мальков «Записки коменданта Кремля». 3-е изд. М. 1967. С. 148-149).
Выходило так, что Каплан посадили в машину, вывезли за пределы Кремля и там казнили.
На деле же всё было по-другому.
Открываем первое издание 1959 года:
«Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых лично хорошо знал, я отправился вместе с ними в Авто-Боевой отряд, помещавшийся как раз напротив Детской половины Большого дворца.
Во двор Авто-Боевого отряда вели широкие сводчатые ворота. Этот двор, узкий и длинный, со всех сторон замыкали высокие, массивные здания, в нижних этажах которых находились обширные боксы, где стояли машины. Налево от ворот двор кончался небольшим чуть изогнутым тупичком. Я велел начальнику Авто-Боевого отряда выкатить из боксов несколько грузовых автомобилей и запустить моторы, а в тупик загнать легковую машину, повернув ее радиатором к воротам. Поставив в воротах двух латышей и не велев им никого впускать, я отправился за Каплан. Через несколько минут я уже вводил ее во двор Авто-Боевого отряда.
К моему неудовольствию, я застал здесь Демьяна Бедного, прибежавшего на шум моторов. Квартира Демьяна находилась как раз над Авто-Боевым отрядом, и по лестнице черного хода, о котором я забыл, он спустился прямо во двор. Увидев меня вместе с Каплан, Демьян сразу понял, в чем дело, нервно закусил губу и молча отступил па шаг. Однако уходить он не собирался. Ну что же! Пусть будет свидетелем...
- К машине! - подал я отрывистую команду, указав на стоящий в тупике автомобиль.
Судорожно передернув плечами, Фанни Каплан сделала один шаг, другой... Я поднял пистолет… Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось.
Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, - собственноручно. И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская крючок, как не дрогнула она тогда» (П.Д. Мальков «Записки коменданта Кремля». М. 1959. С. 160).
«Приблизительно вот так выглядело место преступления возмездия (Ф. Каплан находится на точке, с которой производится съемка. Мальков стоит по правой стороне у арки [корпуса № 9] (обрезана) где-то на уровне переднего, ближайшего к точке съемки, крыла автомобиля левого ряда»: https://hodor.lol/post/208110/
«Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа...»
Вопрос о причине такого («без следа») уничтожения Каплан до сих пор остается для многих непонятным. Историк Юрий Фельштинский, поначалу высказывавшийся о приказе Свердлова, как «достаточно мистическом», тут же, однако, пытался найти этому рациональное объяснение: это-де, по всей вероятности, должно было воспрепятствовать «процедуре опознания трупа Каплан свидетелями террористического акта» (Ю.Г. Фельштинский «Вожди в законе». М. 1999. С. 195, 196). Но не проще ли и надежней было бы спрятать труп в ямах среди сотен таких же безымянных тел, расстрелянных как раз в те дни в ходе чекистского террора, объявленного в день покушения на Ленина Свердловым?
Но, разумеется, Свердлов как куратор Екатеринбургской бойни знал, о чем говорил. Тут же под рукой был и его доверенный человек - Юровский, дававший практические консультации, как наилучшим образом исполнить установки своего шефа.
«Перед расстрелом Ф. Каплан инструктаж Малькова (палача) проводил сам Я.М. Свердлов в присутствии Я. Юровского - организатора и убийцы Царя и Его Семьи. […] Судя по этим указаниям, можно проследить почерк убийц, расстрелявших царскую семью. Для большевиков покушение Каплан оказалось очень нужным для развязывания массового террора» (Д.А. Волкогонов «Ленин. Политический портрет». Кн. 1. М. 1998. С. 480).
В своем исследовании «Последние дни Великой Династии» (М. 2013. С. 724) В.М. Хрусталев замечает, что манипуляции с телом Каплан дают возможность утверждать, что при этом был использован опыт, приобретенный чекистами во время убийства в Екатеринбурге Царской Семьи, завершившийся уничтожением Их тел.
Павел Мальков. 1918 г.
Упомянутый в тексте первого издания мемуаров Павла Малькова 1959 г. Демьян Бедный тридцать лет спустя неожиданно вновь появился на страницах московской периодики, чтобы раскрыть тайну уничтожения «без следа» застреленной на его глазах Фанни Каплан.
В марте 1918-го пролетарский поэт прибыл в Москву вместе с большевицким правительством, которое воспевал в своих виршах. Получив квартиру в Большом Кремлевском дворце, он летом перевез туда из Петрограда жену, детей, тещу и няню для ухода за детьми. Для прохода в Кремль ему выписали пропуск за номером 3.
О предстоящей ликвидации он, скорее всего, узнал от своего близкого знакомого В. Аванесова. Пришел, как он говорил, чтобы поднабраться творческого вдохновения, как и 12 лет спустя, когда он пожаловал на кремацию Маяковского, наблюдать во всех подробностях, как горело тело его товарища по цеху, «агитатора горлана-главаря»: https://sergey-v-fomin.livejournal.com/172466.html
Демьян Бедный.
О сожжении тела Каплан и участии в этом Демьяна Бедного - свидетеля ее ликвидации в Кремле - сообщил в очерке, опубликованном в журнале «Огонек», писатель Юрий Владимiрович Давыдов (1924-2002).
Сделал он это в присущей его взглядам манере:
«Сторонники “ритуальной версии” тотчас укажут: над трупами царя и царских детей глумились, крещеному человеку такое невподым. Да, глумились. Не только расстреляли, но и горючим облили, и… Ужасно. А невдолге после екатеринбургской трагедии труп Фанни Каплан, облитый бензином, жарко пылал в железной бочке, стоявшей в сумрачном углу Александровского сада. Кремацию спроворил матрос, комендант Кремля П.Д. Мальков. Пособлял ему случившийся рядом пролетарский стихотворец Демьян Бедный. Оба не инородцы» (Ю. Давыдов «Борис Савинков, он же В. Ропшин и другие» // «Огонек». 1989. № 30. С. 27).
Мастер исторической прозы, Ю.В. Давыдов был по образованию историком (в 1944-1949 гг. учился на историческом факультете МГУ), участником войны, узником ГУЛАГа и при этом человеком либеральных взглядов, но не того вульгарного нынешнего пошиба, и не конъюнктурщиком вроде Анатолия Рыбакова с его «Детьми Арбата». Мне приходилось лично знать таких (Ю.В. Трифонов, И.И. Дик): мiровоззренчески во многом чуждые, они интересно рассуждали, за ходом их мыслей, часто не сходясь с ними, было небезполезно следить. И главное: они много знали.
Таким многознающим был и Юрий Владимiрович Давыдов, основной темой книг которого было русское дореволюционное подпольное движение. Этот интерес во многом определял и круг его знакомств: люди, которые еще что-то помнили, знали - «уходящая натура». Из той же категории был и один из его собеседников, который рассказал ему об обстоятельствах «огненного погребения» Каплан.
В той единственной журнальной публикации, в которой он, походя, между прочим, упомянул об этом, он не назвал его имени. Вполне вероятно, что запись об этом сохранилась в его рукописях или записных книжках, и мы в конце концов узнаем, кто же был тот рассказчик, а, может быть, и какие-нибудь дополнительные подробности.
В приведенном фрагменте из его очерка невозможно, конечно, не заметить, что, несмотря на свой совершенно определенный настрой, писатель все же проводит параллель между уничтожением тела Каплан и некоторыми особенностями цареубийства, хотя при этом не замечает рядом с Демьяном Бедным и Мальковым, «не инородцами», разрушающих все эти построения «инструктора» Юровского и «распорядителя» действа Свердлова.
Писателя Владимiра Солоухина, которому сама эта история с сожжением казалась «странной» и «фантастической» по своей, как ему представлялось усложненности (ведь «в одной минуте езды работает день и ночь чудовищная, огромная всероссийская машина по переработке человеческого материала»), она всё же навела на одну важную мысль: «Александровский сад находится не внутри Кремля, а примыкает к нему со стороны Манежа. Жечь в этом саду что-либо - это всё равно, что жечь на московской улице. […] Если же в этих сведениях Александровский сад перепутан с Тайницким, который находится внутри Кремля и где действительно мог бы найтись “сумрачный угол”…» (В.А. Солоухин «При свете дня». М. 1992.С. 182).
Как бы то ни было, а эта ликвидация «без следа» в центре Москвы помогает нам лучше понять некоторые особенности Екатеринбургского цареубийства, подобно тому, как, убийства Адмирала А.В. Колчака и барона Р.Ф. фон Унгерн-Штернберга (мы это уже отмечали ранее в двух сериях наших по́стов) способствует раскрытию тщательно скрывавшегося большевиками и их преемниками механизма принятия решения судьбы Царской Семьи.
И уж, разумеется, после всего здесь рассказанного, сведения о доставке в Кремль Честных Царских Глав не кажутся уже столь фантастическими.