МОНАРХИЧЕСКИЙ ПРОЕКТ БАРОНА УНГЕРНА (18)
Логотип Азиатской конной дивизии: Двуглавый Орел Российской Империи и Соёмбо (с луной, солнцем и тройным языком пламени) - древний символ монгольского народа, ставший гербом Монголии после объявления в 1911 г. независимости.
К СТОЛЕТИЮ УБИЙСТВА БАРОНА УНГЕРНА
Последний бой (начало)
«…Под рогожу за слово: Царь!»
Марина ЦВЕТАЕВА.
Барон Унгерн сильно раздражал засевших в Кремле большевиков. Он нарушал картину полного контроля над захваченной ими Россией, являясь одновременно преградой продвижению Коминтерна в Монголию, Китай, Тибет…
«Материалы Унгерна, - читаем в одном из большевицких документов, относящихся к 1921 г., - надо будет изучить и широко использовать. Они дают чрезвычайно яркую картину того употребления, которое может быть сделано из панмонгольского национализма» (Кузьмин-2004. С. 189).
«Красная Москва забила тревогу, - писал в своих мемуарах генерал Г.М. Семенов. - Подготовляя движение в Азию для революционизации ее путем овладения Монголией и Синьцзяном, красные должны были приложить все старания к полной ликвидации частей барона Унгерна, и потому ими были приняты в этом направлении все меры подкупа и провокации, помимо отправки навстречу барону крупных частей Красной армии» (Атаман Семенов «О себе. Воспоминания, мысли и выводы». М. 1999. С. 214).
Готовиться к ликвидации Барона стали задолго до его похода в РСФСР.
«Беснуется Иродиада, пляшет, головы Иоанновой хочет…»
Андреа Соларио (ученик Леонардо да Винчи). Саломея с главой Иоанна Крестителя. До 1522 г. Венская картинная галерея.
В своих статьях и книгах о нем А.Г. Дугин приводит (без какой-либо ссылки) отрывок из письма шефа ВЧК Дзержинского Ленину, написанного в 1920 г. в Петрограде: «Похоже Унгерн более опасен, чем Семенов. Он упрям и фанатичен. Умен и безжалостен. В Даурии занимает ключевые позиции. Каковы его намерения? Вести наступление на Ургу в Монголии или на Иркутск в Сибири? Отойти к Харбину в Манчжурии, потом к Владивостоку? Идти на Пекин и восстановить на китайском троне манчжурскую династию? Его монархические замыслы безграничны. Но ясно одно: Унгерн готовит переворот. На сегодняшний день это наш самый опасный враг. Уничтожить его - вопрос жизни и смерти».
В подтверждение своих слов далее Дзержинский приводил отрывок из некоего письма полуфантастического содержания, добытого якобы красными партизанами: «Слова “комиссар” и “коммунист” барон произносит с ненавистью, чаще всего добавляя: “будет повешен”. У него нет фаворитов, он необычайно тверд, непреклонен в вопросах дисциплины, очень жесток, но и очень легковерен… Живет в окружении лам и шаманов… Из пристрастия к скандальному и необычному называет себя буддистом. Более вероятно, что он принадлежит к крайне правой балтийской секте. Враги называют его “Безумным бароном”»: https://www.litmir.me/br/?b=92227&p=15
Вне зависимости от степени достоверности этих документов и изложенных в них сведений, безспорно одно: Барона, как и многих других Белых вождей, пытались окружить чекистами. Именно они фабриковали компромат, спровоцировали мятеж в Азиатской конной дивизии, в результате которого генерала и сумели захватить красные.
В этом смысле советско-монгольский фильм «Исход» в целом, вне зависимости от недостоверных, явно фантастических, деталей, недалек всё же от истины. В связи с выходом его на экраны, кстати, и появились в печати первые сведения об этой операции (Н. Винокуров «Операция с “бароном”» // «Красная Звезда» 1967. 16 декабря). Это было интервью с чекистом Борисом Николаевичем Алтайским (Полозовым), в 1924-1926 гг. сотрудником Политуправления Красной армии.
В последующие годы он между прочим вел переписку с коллегой - новосибирским писателем, также в прошлом чекистом, Георгием Александровичем Лосьевым (1900-1976), сохраненную стараниями Светланы Борисовны Климкович, внучки автора писем. Многие из них были посвящены этой операции.
Позднее письма попали в руки новосибирского журналиста и литератора Валерия Николаевича Тарасова (1937-2010) - человека в цепочке также явно не случайного: вместе с краеведом В.П. Капустиным в последние годы он работал над материалами, связанными с первоначальной историей ВЧК в Ново-Николаевске.
Посмертно в Новосибирске вышло «документальное исследование» В.Н. Тарасова «Три судьбы» («Сибирские Огни». 2014. № 10). Приведем из него некоторые фрагменты.
«Операция “УНГЕРН”, - вспоминал Алтайский-Полозов, отталкиваясь от художественного фильма “Исход”, - как и все другие операции ВЧК, проходила под руководством Ф.Э. Дзержинского.
Возникла она в связи с тем, что от Полномочного Представителя ВЧК по Сибири Ивана Петровича Павлуновского на имя Дзержинского поступила срочная шифровка о том, что нашей контрразведке удалось перехватить письмо от… Унгерна - эсерам.
Павлуновский вместе со Смирновым (предсибревкома) был вызван в Москву.
Вести оперативно-разведывательную работу на территории дружественного государства не разрешалось, в связи с чем потребовалась санкция партии, правительства и лично В.И. Ленина.
По согласованию с правительством МНР была дана команда - действовать. [...]
Со стороны противника работала главным образом английская разведка, руководимая генералом Ноксом и майором Каубери.
Нашим чекистам противостояли такие разведчики, как… Александр Даль и его красавица жена Галина. Александр Даль, он же Владимiр Владимирович Юдин, он же майор английской службы Генри Сейсиль был старым коллегой Сиднея Рейли».
Здесь практически всё вранье. В описываемое время Монголия не могла быть дружественным подсоветской России государством. Не было тогда и законного «правительства МНР», с которым можно было бы что-то «согласовывать». Да и впоследствии запрет на ведение «оперативно-разведывательной работы» в государствах советского блока был не более чем фикцией.
Красный отряд идет навстречу войскам Барона.
«Письмо от… Унгерна - эсерам», о котором пишет чекист Алтайский, такая же выдумка, как, видимо, и пресловутый «английский след». Упоминание английского разведчика в этой истории, в сцепке с теми, чьи имена в советской пропаганде были всегда на слуху («генерал Нокс», «Сидней Рейли») было принципиально важно для карьерного роста: ведь речь, по словам Валерия Тарасова, шла «о первой международной операции сибирских чекистов».
Далее писатель обобщает: «У барона далеко идущие и тщательно продуманные планы, одобренные его английскими консультантами и японскими дипломатами», - приплетая таким образом к «англо-саксам» уже и японцев, что категорически, на основе изучения архивных документов, отрицают авторитетные современные историки-востоковеды Е.А. Белов и С.Л. Кузьмин.
Отсутствие каких-либо документов о самой этой операции, за исключением уже приводившихся нами баек, Валерий Тарасов пытается объяснить крайней ее секретностью (для легковеров - сойдет), как будто чекисты не проводили других гораздо более масштабных и при этом тщательно задокументированных акций.
«С сожалением можем констатировать, - пишет он в “документальном исследовании”, - что многие детали уникальной операции сибирских контрразведчиков, наверное, так навсегда и останутся тайной. И тому есть причины.
В одном из писем о подготовке операции “Унгерн” Борис Алтайский рассказывает, какого режима секретности требовали Дзержинский и Павлуновский от молодых чекистов (в сложнейшей операции участвовали молодые неопытные ребята, которым было чуть за 20 лет).
Из письма Б. Алтайского Г. Лосьеву: “…Принцип Дзержинского тебе известен: знает один - тайна, двое - может быть, тайна, трое… нет никакой тайны. Даже деньги выдавались не из кассы, а лично, и без всяких расписок. …Письменно ничего не оформлялось, а если оформлялось, то по оформлении немедленно сжигалось по указанию Ф.Э. Кто и как перехватил письмо Унгерна, И. П[авлуновский]. не говорил, и я не знаю”».
«...Все члены агентурной группы, засланной в логово барона Унгерна, - сообщал Алтайский в другом письме Лосьеву, - выдали себя за отставших от колчаковской войсковой группы генерала Войцеховского... [...] …Засланная Иваном Петровичем Павлуновским разведывательная группа вносила моральное разложение в высший комсостав Унгерна, а те сеяли уныние и неверие в возможность соединения с Кайгородовым».
Ф.Э. Дзержинский.
Не исключено, что все эти тексты (и дугинская публикация письма Дзержинского, и фильм «Исход» по сценарию Юлиана Семенова, и публикация вдогон ему в «Красной Звезде» интервью с чекистом Борисом Алтайским, и появившееся недавно в «Сибирских Огнях» «документальное исследование» Валерия Тарасова), во многих своих частях не вызывающие никакого доверия, служили всего лишь одной цели - героизации и прославлению деятельности ЧК.
На деле никакой личной подводки к самому Роману Федоровичу скорее всего не было. Вся операция Павлуновского, считают авторитетные исследователи, свелась к засылке агентуры «под видом даурских казаков». Он же «в декабре 1920 г. подготовил группу бурятских и хакасских чекистов-партизан и направил их под видом богатых скотоводов-монголов в дивизию добровольцами» (Кузьмин-2011. С. 285).
Именно через эту агентуру красные хорошо знали маршрут Азиатской конной дивизии (Кузьмин-2011. С. 287).
«21 августа [1921 г.], - пишет в мемуарах полковник М.Г. Торновский, - на походе к генералу Унгерну подошел пешим Бишерельту-гун [старший нойон монгольского отряда] и попросил у генерала спички. Генерал Унгерн отпустил повода на шею коня и стал шарить в карманах тарлыка, ища коробку спичек. Использовав безпомощное положение на седле генерала Унгерна, Бишерельту-гун ловким движением стащил его с седла. Монголы связали Унгерна по рукам и ногам крепкими сыромятными ремнями, поставили палатку, положили в нее бога войны, укрыли тарлыком» (Кузьмин-2004-2. С. 294).
Сам Барон на первом допросе в Троицкосавске (27 августа) рассказывал об этом так: «В плен попал совершенно неожиданно, подозревает заговор на себя одного из командиров полков […] Живым в плен попал вследствие того, что не успел лишить себя жизни. […] Разложения своих войск и заговора против себя и Резухина совершенно не ожидал» (Кузьмин-2004. С. 200).
Утром 22 августа «небольшой красный разъезд (17 человек) атаковал превосходящий отряд монголов (до 80 человек). Связанный Унгерн, увидев приближение красных, во весь голос кричал монголам команды: “Рассыпаться в цепь! Красные идут, в цепь!” […] Даже будучи безоружным и пленным, барон Унгерн продолжал вести с красными свой последний бой. Этот бой не закончился и после того, как связанный Барон перешел в руки своих врагов…» (Жуков-2012. С. 231).
Впрочем, это не единственная версия, а лишь принятая большинством современных исследователей. Существовали и иные. Одну из них изложил эмигрант из Трехречья (местность в Захинганье на северо-востоке Китая и востоке Монголии) в журнале «Первопоходник» (№ 26. Лос-Анджелес. 1975). Согласно его данным к выдаче Барона были причастны обосновавшиеся в Хайларе Моисей Жуч и его единоплеменник Вольфович (о первом из них у нас еще будет повод вспомнить).
Именно они, по словам автора заметок, были «повинны в выдаче барона Унгерна красным на станции Чжалайнор (8 верст от границы, на реке Аргунь). Вольфович подкупил начальника китайского пограничного поста против поселка Абагайтуй, и тот ночью пропустил конный отряд чекистов на китайскую территорию. 8 верст для конников - меньше часа езды. Жуч же указал, в каком доме спал барон Унгерн. Свидетелем этой драмы был житель частного поселка Чжалайнор Викулов (жил по Первой улице. Ныне покойный). Вне зависимости от рассказа Викулова (в 1944 г.) то же самое рассказал рядовой казак из личного конвоя Барона Николай Александров. В начале и середине 30-х годов он был сторожем “Третьего моста” на Южной лесной концессии Бр. Воронцовых (Александров давно умер). Навязанные нам рассказы о том, что монголы связали барона и выдали красным - еврейский миф»: http://pervopohodnik.ru/publ/13-1-0-146
Пир ургинских собак.
Одним из членов группы Алтайского был, по его словам, чекист Михаил Тихонович Ошмарин, служивший, как сообщал он в одном из писем Лосьеву, до революции в московском ресторане «Эрмитаж Оливье», а потому, мол, имел представление о высшем обществе, натаскивая потом своих коллег-агентов в этой области.
Более того, именно этому Ошмарину было поручено вести дело барона Р.Ф. фон Унгерн-Штернберга. Кстати, именно летом 1921 г. Полпредство ВЧК в Сибири переехало из Омска в Ново-Николаевск.
Тому же Ошмарину, пишет Валерий Тарасов, «выпало допрашивать майора английской секретной службы Сэйсила (он же Даль) и его супругу Галину».
Последняя, пишет в одном из писем Алтайский, во время одного из допросов предложила Ошмарину «организовать ей побег и бежать с ней вместе за границу, где у нее имелось достаточное движимое и недвижимое имущество».
«Эти ребята, - заключает Валерий Тарасов, - уже много лет спустя с улыбкой вспоминали наивных иностранцев, которые предлагали им зарплату в 100 раз большую, дворцы и прочие житейские блага, но они успешно довели до конца одну из крупнейших операций сибирских чекистов»: http://сибирскиеогни.рф/content/tri-sudby
…Вот такая красивая сказка о людях «чистыми руками и горячим сердцем».
Михаил Тихонович Ошмарин (1894-1938) - из мещан Московской губернии, член РСДРП с 1917 г. В 1918 г. председатель Наро-Фоминской уездной ЧК. В Сибирь прибыл в марте 1920 г. в составе команды полномочного представителя ВЧК по Сибири Павлуновского, назначен на должность управделами ПП ВЧК по Сибири, сразу же стал исполнять обязанности заместителя полпреда и начальника СОУ ПП ВЧК по Сибири. С декабря 1922 г. по февраль следующего был начальником Томского губ. отд. ГПУ. После уже не работал в органах. В августе 1937 г. его арестовали, по обвинению в принадлежности в контрреволюционной организации приговорив к расстрелу. Казнен 8 января 1938 г. на подмосковном полигоне Коммунарка.
Что же касается «английского следа», то скорее всего он сильно преувеличен, если вообще имел место.
«В Иркутске органами губЧК арестован резидент английской разведки Г. Сесиль (Даль), развернувший в городе агентурную сеть и пытавшийся установить связь с есаулом [sic!], бароном Р.Ф. фон Унгерн-Штернбергом» («Иркутская летопись 1661-1940 гг.». Составитель Ю.П. Колмаков. Иркутск. 2004. С. 424). Таким образом, задержание произошло в феврале 1921 г., то есть еще в то время, когда Роман Федорович находился в Урге. «…Пытавшийся установить связь» - значит контакты наладить не удалось и, стало быть, о каком-либо английском влиянии на Барона говорить совершенно безсмысленно.
Появление следов иностранной разведки, на наш взгляд, тесно связано с методами ведшего всю эту разработку полномочного представителя ВЧК по Сибири Ивана Петровича Павлуновского (1888-1940) - одного из организаторов красного террора, лично принимавшего участие в пытках и ликвидациях, карьериста, на протяжении всей своей чекистской карьеры фабриковавшего следственные дела, для раздувания их значимости приплетая к ним происки иностранной агентуры, получая в результате награды и повышения по службе.
Под стать ему была и жена - Мильда Юкумовна Дзелтынь (1898 - после 1975), секретарь полпредства ОГПУ в Сибири и руководитель шифровального отделения, участвовавшая в пытках подследственных, награжденная знаком «Почетного работника ВЧК-ОГПУ» в честь пятилетия органов.
Со страниц одного из очерков, описывающего деятельность Павлуновского (ссылки на источники мы опускаем), перед нами предстает не только облик чекиста того времени: с удивлением мы видим, что многие приемы и методы, использовавшиеся сто лет назад, так, увы, и не стали прошлым:
«После свержения Монархии - член Петроградского Совета, создал отряд Красной гвардии, участник подавления выступления Л.Г. Корнилова. в дни большевистского переворота - член Петроградского ВРК, 29 октября 1917 г., во время подавления восстания юнкеров приказал расстрелять из артиллерийских орудий здание Владимiрского юнкерского училища, в результате чего погибло больше ста практически безоружных подростков. […]
Участвовал в захвате Ставки Верховного Главнокомандования в Могилеве, в убийстве ее начальника Духонина и других офицеров. В декабре 1917 г. возглавил отряд матросов, захвативших Белгород, приказал произвести массовый расстрел “буржуазии”.
С января 1918 г. - в органах ВЧК. Председатель ЧК в Казани и Уфе после занятия их красными, организовал “очистку’ этих городов от “контрреволюционных элементов” и “лиц, сотрудничавших с белыми”. Особенно массовыми были устроенные Павлуновским казни в Уфе. За это был повышен в должности: в апреле 1919 г. стал первым заместителем начальника Особого отдела ВЧК.
Руководил следствием по делу о восстании в фортах “Красная Горка” и “Серая Лошадь” под Петербургом: дело было им предельно “раздуто”, доказательства вины многих фигурантов отсутствовали, тем не менее, Павлуновский настоял на расстреле всех. Некоторые из приговоров он исполнил лично.
За этот “успех” Павлуновскому поручили “чистку” Полевого Штаба РККА от “буржуазных военспецов”: Иван Петрович арестовал большую группу царских офицеров, почти все из которых были лояльны Советской власти, и, с санкции Троцкого, велел их казнить.
За это ему доверили следствие по двум политическим “делам”: “Национального центра” и “Добровольческой армии Московского района”. Вся деятельность “Национального центра” сводилась к обсуждению политических новостей и к разговорам о том, “как спасти Россию”. В “Добровольческой армии Московского района” преобладали гимназисты. Но “стараниями” Ивана Павлуновского обе “организации” превратились в “непосредственную угрозу Советской власти”, а их численность он “раздул” в десятки раз. Почти все арестованные по этим “делам” были казнены.
С начала 1920 г. И.П. Павлуновский - полномочный представитель ВЧК в Сибири. Дзержинский поставил перед ним задачу “безпощадного подавления Красным террором любых контрреволюционных поползновений местного населения”. […] Крайней жестокостью отличалась и жена Павлуновского, Мильда Дзелтынь, лично расстреливавшая приговоренных.
Иван Петрович Павлуновский 16 июля 1921 г. приказом Реввоенсовета Республики был награжден орденом Красного Знамени. Лег он на том же подмосковном полигоне Коммунарка, что и его заместитель Ошмарин.
Летом 1921 г. Павлуновский руководил подавлением крестьянского восстания в Новониколаевском уезде. Основную роль в крестьянском движении сыграли отряды Р. Унгерна, выступавшего за восстановление Монархии: среди многих крестьян такая идея была очень популярна, и окончательно подавить его Павлуновский смог к 1923 г. [Эти факты - весомый повод задуматься тем исследователям, которые до сих пор утверждают, что, затевая поход на подсоветскую Россию, Барон-де ошибался, рассчитывая на поддержку местного населения, по причине отсутствия у него достоверной информации о положении дел или поведясь на дезинформацию советских агентов, выманивавших его из Монголии. - С.Ф.].
Десятки деревень после карательных экспедиций Павлуновского опустели навсегда: Иван Петрович приказывал сжигать населенные пункты, поддерживавшие повстанцев, дотла. Захоронения жертв Павлуновского до сих пор находят в Новосибирской, Томской, Курганской областях. И. Павлуновский выполнял политические и оперативные приказы И.Н. Смирнова, руководившего “покорением Сибири” в целом.
Преступный характер этих приказов был для него очевиден, тем не менее, он всегда их исполнял и нередко сам проявлял “инициативу”. Так, он приказал расстрелять бывшего начальника Пермской железной дороги Н.И. Бобина и известную героиню Первой мiровой войны Марию Бочкареву, как “непримиримую контрреволюционерку”. Бочкареву подвергли пыткам и издевательствам, пытала и казнила ее Мильда Дзелтынь в присутствии Павлуновского.
За этот “подвиг” И. Павлуновского назначили руководителем “пятерки по изъятию хлеба” в Сибири: сибирское крестьянство не желало отдавать хлеб комиссарам безплатно, и Павлуновский должен был отнять его силой. За отказ сдавать хлеб Павлуновский, с одобрения И.Н. Смирнова, приказал расстреливать старшего работника в семье. Известны десятки его резолюций и предписаний такого рода.
Во внутрипартийной борьбе И.П. Павлуновский сначала поддерживал Троцкого, но вскоре увидел, что тот проигрывает борьбу за власть, и переметнулся к Сталину, за что в 1927 г. был избран членом Центральной ревизионной комиссии ВКП(б).
В 1926-1928 гг. Павлуновский был полномочным представителем ОГПУ в Закавказье, но там ему “развернуться” не удалось: попытки устроить массовые репрессии по образцу Сибири встретили отпор Л.П. Берии и В.Н. Меркулова. Берия и Меркулов неоднократно жаловались на него В.Р. Менжинскому, указывая на полное непонимание Павлуновским местных условий, применение недопустимых методов следствия, фальсификацию уголовных дел. Поскольку Менжинский не реагировал, Берия и Меркулов обратились в ЦК ВКП(б), и Сталин распорядился разобраться в этой истории. Из ОГПУ Павлуновского уволили “по собственному желанию”: проверка жалоб подтвердила их обоснованность. От суда Павлуновского спасло заступничество Г.К. Орджоникидзе, которому он чем-то приглянулся. […]
В 1932г. вошел в подпольную троцкистскую группу И.Н. Смирнова, сблизился с Г.Л. Пятаковым. Он и дал показания на Павлуновского, и в июне 1937г. его арестовали. 29 октября 1937 г. его приговорили к расстрелу, но приговор не был исполнен, а затем дело направили на новое рассмотрение: Павлуновский многое знал, и руководство НКВД намеревалось “выстроить” с его помощью очередное громкое “дело”. Подвергался пыткам. Какого рода показания Павлуновский дал - неясно, его дело остается засекреченным. В ноябре 1940 г. Л. Берия распорядился его расстрелять.
В 1955 г. И.П. Павлуновский был полностью реабилитирован и восстановлен в КПСС.
Его жена, Мильда Дзелтынь, также арестованная в 1937 г., была приговорена к 20 годам лишения свободы, освободилась в 1956 г., затем ее реабилитировали. (По странному совпадению, ее обвинили в тех же самых “преступлениях”, за которые ею была убита Мария Бочкарева.) Раскаивалась в том, что делала в годы Гражданской войны, стала верующей. Автор мемуаров с символичным названием: “Аз воздам”. Мемуары эти ходили в рукописных списках и считались “антисоветскими». (Известны различные версии ее мемуаров, очень отличающиеся друг от друга и по форме, и по содержанию. Вероятно, некоторые из них написаны не ею, и являются типичными “апокрифами”.) М. Дзелтынь до самой смерти находилась под наблюдением КГБ»: https://protivpytok.org/?page_id=1750
Продолжение следует.