ВОЗВРАЩЕНИЕ В БЕССАРАБИЮ (34)
Бюст А.П. Ганнибала в селе Петровском. Пушкинские Горы.
«В родню свою неукротим…» (продолжение)
Помимо отмеченных в дневнике А.Н. Вульфа «молдаванской красной шапочки» и «тетрадей в черном сафьяне… мрачной наружности» (т.н. «масонских тетрадей», оставшихся от усыпленной кишиневской ложи «Овидий № 25»), в которых Пушкин записывал первые главы романа о своем предке, существовали, как выяснилось, и другие обстоятельства, связывавшие это незавершенное произведение с Бессарабией.
Страница рукописи А.С. Пушкина романа «Арап Петра Великого».
В самом центре одной из страниц черновика второй главы романа Пушкин нарисовал человека в пестрой шалевой чалме, в пушкиноведческой литературе ошибочно трактуемой как «боярская шапка» (Р.Г. Жуйкова «портретные рисунки Пушкина. Каталог атрибуций. СПб. 1996. С. 395).
Николай Росетти-Розновану. Рисунок А.С. Пушкина в рукописи романа «Арам Петра Великого». Август 1827 г. Атрибуция Г.Ф. Богача.
В конце 1980-х пушкинист Г.Ф. Богач опознал его благодаря портрету на имевшейся в его распоряжении ксерокопии страниц из вышедшего перед второй мiровой войной в Бухаресте двухтомника члена Румынской Академии генерала Раду Р. Росетти (1877-1949), закончившего свои дни в бухарестской тюрьме Вэкэрешты, устроенной коммунистами в разогнанном ими православном монастыре. (О самой книге мы писали в самом начале этой главы.)
Сегодня, имея в распоряжении саму эту книгу, мы приводим этот портрет уже не фрагментарно, как в статье Г.Ф. Богача в кишиневском журнале «Кодры» (1990. № 12. С. 189), а в полном виде.
Николай Росетти-Розновану. Собрание портретов Румынской Академии (R. Rosetti «Familia Rosetti». Vol. I. Bucureşti. 1938. Pl. VI).
Среди других беженцев из Дунайских княжеств человек этот вместе со всем своим многочисленным семейством появился в Кишиневе в 1821 году.
Отец великий вистерник (казначей) Иордаке / Георгий (1764-1836) и его сын Николай (1794-1858), запечатленный в черновике «Арапа Петра Великого», представляли разные срезы бежавшего из-за Прута от вызванной Этерией резни молдавского боярства.
Красочные характеристики этих групп содержатся в «Замечаниях на нынешнее состояние Бессарабии», составленных в октябре 1823 г. вице-губернатором Ф.Ф. Вигелем. По его мнении, край, всего лишь несколько лет назад присоединенный к Российской Империи, представлял «зрелище, единственное теперь в мiре».
«Путешественники, - пояснял далее этот близкий знакомый Пушкина, - с удовольствием посещают просвещенные государства, другие смелейшие ездить за моря, чтобы видеть народы дикие и человеческой род еще в младенческом состоянии; но что может быть любопытнее для наблюдательного ока, как рождающееся общество, в котором видны остатки восточных обычаев и начало европейской образованности? Сие можно видеть теперь в Кишиневе и других маленьких городах Бессарабии, так точно как сие было с небольшим сто лет тому назад в нашем отечестве.
Сходство между образом жизни богатейших молдаван и наших предков, к стыду нашему, разительное; и потому Кишинев еще более заслуживает внимания русских. Название бояр, длинная их одежда, длинные бороды, высокие шапки, богатые меха, коими они покрываются, их невежество, грубость, всё напоминает древних наших царедворцев.
В домашнем быту сходство сие еще заметнее: недостаток в самонужнейших предметах для удобства и приятности жизни, низкие комнаты, коих убранство состоит в широких лавках покрытых коврами; столы отягощенные множеством невкусных блюд, многочисленная, оборванная и засаленая услуга, между стариками ревность и удаление женщин от всякого участия в общежитии, великолепные наряды сих последних, алмазы, жемчуги, и вместе с тем неопрятность, всё как было у нас в старину. Если быть в судебном месте, то легко счесть себя в приказной избе; а деловые бумаги, на молдавском языке с крючками и под титлами писанные, похожи ни дать ни взять на древние столбцы Московского Архива. Одним словом, всё мысленно переносить нас в семнадцатое столетие и дает более чувствовать всю цену просвещения.
Факсимиле росписей Иордаке Росетти-Розновану и его сына Николая на официальных бумагах.
Молодые люди обоего пола принадлежать уже к другому веку России, которого конец мы сами видели. По мнению их французский язык, которым они очень дурно говорят, танцы и несколько песенок, мазурок и вальсов на гитаре или фортепиано, составляют совершенство воспитания. В сравнении с сим за ничто почитаются ум, познания, честность, добродетель. От такого образа мыслей родилась безнравственность, которую, по крайней мере у нас, никогда и не подозревали. Распутство и жадность к интересу молодых женщин, невежество и вечная праздность молодых людей, их мерзкие интриги, их подлые ссоры и драки представляют порок в столь отвратительном виде, что он теряет всю силу примера. Весьма жаль, если сему ужасному поколению достанется управлять Бессарабией. Старики всё еще лучше!»: https://biography.wikireading.ru/hKmrdiG37a
Написавший это Ф.Ф. Вигель - человек, несомненно, наблюдательный, но при этом, как мы уже однажды отмечали, тенденциозный и язвительный.
И все же гораздо более пристрастными являются характеристики, которые дал Росетти-Рознованам другой кишиневский знакомый Пушкина - офицер И.П. Липранди. Впервые по находящейся в Центральном Государственном историческом архиве (Ф. 673. Оп. 1. Е.х. 344) рукописи: «Свойства и характер некоторых бояр Молдавии», датированной 31 января 1828 г., опубликовал их в 1990 году Г.Ф. Богач:
Г.Ф. Богач «К истории создания романа “Арап Петра Великого”» // Кодры. Кишинев. 1990. № 12. С. 188-189.
Однако для того, чтобы верно оценить этот текст, нужно помнить, что Иван Петрович в то время был военным разведчиком, из чего нетрудно вычислить прикладное значение рукописи: определение полезности или опасности того или иного лица, возможности подходов к нему для дальнейшей разработки. Характерно и время составления записки: канун очередного столкновения России с Турцией (война была объявлена уже в апреле 1828-го), большая роль в котором отводилась Дунайским княжествам.
Общение же Пушкина с Росетти-Розновану относилось к более раннему времени, да и значение этих людей, в частности, сына Николая, для поэта было совершенно иным.
Как когда-то прадед Пушкина, в 1818 г. он вернулся из Парижа, где учился (был он также в Вене и Лондоне), привезя из заграницы немало книг для своей обширной библиотеки в имении Стынка на правом берегу Прута; состоял в переписке с некоторыми европейскими учеными.
Считавшийся человеком либеральных убеждений, Николай был, несомненно, среди «конституционных друзей» Пушкина, о которых поминал в своих письмах с юга поэт.
Александр Сергеевич посещал семейства Росетти-Рознованов в Кишиневе и Одессе (отец и сын жили каждый своим домом), был знаком с маленькими дочерьми Николая, родившимися в первом браке и определенными некоторое время спустя в Смольный институт благородных девиц в Петербурге: Руксандрой (ок. 1814-1897), бывшей впоследствии замужем сначала за приятелем Лермонтова Михаилом Ивановичем Сабуровым (1812-1897), а потом за генералом Константином Андреевичем Лишиным (1833-1906), племянником дочери Великого Князя Константина Павловича; Марией (1813/1815?-1899) - супругой генерала графа Льва Львовича Соллогуба (1810-1872); Пульхерией (1818-1874) - женой гвардейского офицера Константина Оттовича фон Розена (1818-1874): https://www.academia.edu/36861530/Călătoria_lui_Nicolae_Rosetti-Roznovanu_la_Paris_în_1853_The_journey_of_Nicolae_Rosetti-Roznovanu_to_Paris_in_1853_
Екатерина Росетти-Розновану (1785-1840), урожденная Гика. Первая жена Николая Росеттти-Розновану (с декабря 1811 г.); женщина, писали современники, «тонкая и культурная». До этого была замужем за ворником Константином Стурдзой из Хелештень. Измены второго мужа привели к разводу (1819).
Миниатюрный портрет Екатерины Росетти-Розновану начала XIX века. Кость, акварель, гуашь. Перед революцией находился в собрании графов Олсуфьевых в имении Красные Буйцы (Епифанский уезд Тульской губернии). Воспроизведен в одной из книжек, издававшихся Тульским отделом Общества защиты и сохранения в России памятников искусства и старины: «Памятники искусства Тульской губернии. Материалы». Год I. Вып. 2. М. Синодальная Типография. 1913.
Что же, однако, имел в виду А.С. Пушкин, рисуя профиль Николая Росетти-Розновану в черновике «Арапа Петра Великого»? Почему, работая над романом несколько лет спустя, он вдруг вспомнил его?
Г.Ф. Богач обращал внимание на то, что эпизод, который послужил Пушкину завязкой этого произведения (любовь Ибрагима Ганнибала и графини D. в Париже), имел место и в биографии этого кишиневско-одесского знакомого поэта.
Речь идет об описанной в первой главе романа подмены сразу же после рождения черного ребенка графини D. белым. «А вот и факт из биографии Николая Росетти, - пишет Г.Ф. Богач. - Вторая его жена якобы родила близнецов, сына и дочь. В обществе стали распространяться разные слухи. Одни утверждали, что, выполняя волеизъявление отца иметь сына, она заменила одну из родившихся девочек мальчиком. Наконец, еще одна версия: жена родила только одного ребенка, девочку, а мальчика ей уступила другая женщина» (Г.Ф. Богач «Как Пушкин Арапа “водил” по Парижу» // «Восточно-Сибирская Правда». Иркутск. 1986. 13 апреля).
Правда, в более подробной статье 1990 г., насыщенной богатой фактурой из упомянутого двухтомника Раду Росетти, Георгий Феодосьевич пишет, что эпизод с подменой новорожденного случился уже …после гибели Пушкина.
Однако и предыдущая бурная личная жизнь Николая Росетти-Розновану, многочисленные связанные с ним скандальные истории (одна из них уже была упомянута в 14-м посте нашей публикации) и помимо того разительно схожего случая, о котором писал Богач, несомненно, предоставляли поэту богатый материал и пищу для размышлений, когда он взялся за свой роман. Да и сама атмосфера, царившая в Бессарабии, сильно напоминавшая русскую старину, которую отмечал в процитированной нами записке Ф.Ф. Вигель, безусловно давала Пушкину дополнительный импульс для описания России начала XVIII столетия…
Мария / Маргьолица (1805-1887), урожденная Гика-Комэнешть - вторая супруга (с 14 ноября 1842 г.) Николая Росетти-Розновану. Эта женщина, считавшаяся одной из самых красивых в Молдавии, в первом браке была за Николаем Стурдзой, сыном Господаря Иоанна Санду Стурдзы; во втором - за великим логофетом Константином Стурдзой. Брак ее с Росетти-Розновану вызвал в свое время большой скандал в Княжестве из-за недопустимо близкой их родственной связи: Маргьолица была женой дяди брата родной матери Николая. У них родилось трое детей: Мария (1840-1890), Николае (1842-1891) и Смаранда / Эмма (1842-1899).
Остается пояснить, почему на рисунке А.С. Пушкина Николай Росетти-Розновану изображен явно без бороды. Ведь на приведенном нами портрете она у него была.
Красочное описание существовавшей в то время в Дунайских княжествах традиции находим мы в повести одного из знакомых поэта по Бессарабии, офицера и писателя Александра Фомича Вельтмана «Странник» (1831, гл. 166):
«Вообразите себе бояра валахского, сидящего на пространном диване. Вот он… Одежда его пышна, разноцветна, роскошна, как на картинке в книге описания костюма народов… Положение его неподвижно, как ваятельное изображение монгольского божества Шагэ-муни… Ноги, как вещь простонародную, он свернул и скрыл под благоденствием и здравием целого своего корпуса. Наружность его скопирована с важности последнего паши, на которого он осмелился взглянуть, приближаясь к нему со страхом и трепетом.
Он важен, важен, очень важен!
Усы в три дюйма, и седа
Его в два локтя борода,
Янтарь в аршин, чубук в пять сажен;
Он важен, важен, очень важен!»
Молдавский боярин Рэдукану Росетти (1762-1838). Коллекция генерала Раду Росетти (R. Rosetti «Familia Rosetti». Vol. I. Bucureşti. 1938. Pl. XVI).
«… В Молдавии, - комментируя пушкинский рисунок, отмечал Г.Ф. Богач, - борода все еще была признаком благородства. И чем длиннее она была, тем, значит, выше было и место, занимаемое ее носителем в боярской иерархии. Степеней же здесь было за полтора десятка. Однако бороду имели право носить только первые шесть чинно. По этому поводу Вигель писал: “У нас в России с молдавским платьем всякий мог бы отпустить ее; но такова была сила обычая и уважения к нему, что, исключая имеющих на то право, никто не дозволял себе того”.
В Молдавском княжестве и в Бессарабии после присоединения ее к России соответствие бороды и чина по традиции соблюдалось еще некоторое время. И притом строго! А раз Пушкин нарисовал Н. Росетти безбородым, значит так и было: иммигрант поддался моде той страны, за сторонника которого он себя постоянно выдавал» (Г.Ф. Богач «К истории создания романа “Арап Петра Великого”». С. 188).
Не стоит при этом сбрасывать со счетов также и долговременное пребывание перед этим Николая Росетти-Розновану в Европе, серьезно повлиявшее на его мiровоззрение.
Продолжение следует.