РОССIЙСКАЯ ИМПЕРIЯ и||und DEUTCHES REICH (51)
Витте, Распутин и европейский мир (продолжение)
Середина октября 1914 г. Письмо графа С.Ю. Витте Великому Князю Константину Константиновичу, обращавшееся в Петрограде в списках: «Не ведет ли Англия нас на поводе и не приведет ли в такое положение, которое затем потребует от нашего потомства массы жертв, чтобы избавиться от нового друга?» (А.Ф. Кони «На жизненном пути». Т. 5. Л. 1929. С. 287).
И еще одна запись в дневнике французского посла (29.10/10.11.1914): «Граф Витте, со свойственной ему невозмутимостью и высокомерием, не перестает агитировать в пользу заключения мира. Он повсюду повторяет:
“Торопитесь покончить с этой абсурдной авантюрой! У России никогда вновь не появится столь благоприятной возможности для заключения мира. Мы только что разбили австрийцев и отбросили назад немцев. Это самое большое, на что мы способны. Начиная с этого времени наша военная мощь может только убывать. Нам потребуются месяцы и месяцы для того, чтобы докомплектовать личный состав войск, привести в порядок артиллерию, наладить снабжение войск. Но еще раньше, уже через три недели, немцы, используя сеть своих железных дорог, перейдут в наступление против нас, послав в бой обновленные армии, превосходящие нас в численности и снабженные в избытке боеприпасами. И на этот раз они нас прикончат! Именно это Император и Его министры должны понять - если они вообще способны что-либо понимать!”
Эта лицемерная речь, произнесенная неторопливо, взвешенно и высокомерно, производит сильное впечатление. Я пожаловался Сазонову.
- Что особенно делает интриги графа Витте несвоевременными и нечестными, так это тот факт, что во Франции и в Англии политики всех партий добровольно подчинились строгой дисциплине в интересах национальной солидарности. Посмотрите на наших социалистов. Они - безукоризненны. Единственная фальшивая нота слышна здесь. И тот, кто произносит ее, более того, выкрикивает ее на всех перекрестках, не частное лицо, но бывший Председатель Совета министров, по-прежнему один из статс-секретарей Его Величества, член Государственного Совета и председатель Высшего комитета по финансам!
- К сожалению, вынужден сказать, что вы совершенно правы! Интриги графа Витте не просто нечестны, они преступны. Уже несколько раз я осуждал их в беседах с Императором, и Его Величество был очень возмущен.
- Но почему Император не накажет его? Почему Он не лишит его звания статс-секретаря, не исключит его из состава Государственного Совета. и, во всяком случае, не сместить его с поста председателя Высшего комитета по финансам?
- Потому… Потому… - его слова окончились вздохом, полным отчаяния.
- Но вы должны принять меры против этой пацифистской пропаганды; она легко может стать весьма опасной, - продолжал я.
- В течение ближайших дней я увижусь с Императором и предложу Ему встретиться с вами, чтобы вы сами могли сказать Ему, что болтовня графа Витте не имеет под собой никаких веских оснований» (М. Палеолог «Дневник посла». С. 160-161).
Уборка убитых на поле боя у города Блоне Варшавской губернии. Октябрь 1914 г.
В паре с французским дипломатом действовал и английский посол Бьюкенен. Вот отрывок из мемуаров последнего на эту тему: «Помимо того, что все испытывали чувство уныния, вызванное военными неудачами, кампания в пользу заключения мира, которую вел граф Витте и его германофильская клика [1], внушала также немалое безпокойство. Граф Витте […] всегда считал, что интересы России диктовали ей тесный союз с Германией, и теперь он открыто заявлял, что Россия ничего не выиграет от продолжения войны и ей следует немедленно заключить мир. Во время одного из наших разговоров с Сазоновым в начале ноября [1914 г.], мой французский коллега настаивал на том, чтобы Государь принял некоторые меры по отношению к кампании, которая принимала слишком опасные размеры [2]. На это Сазонов высказал мнение, что французскому послу следовало бы самому обратить на это внимание Государя и обещал похлопотать об аудиенции на этот предмет. Во время этой аудиенции, имевшей место неделю спустя, Государь не упомянул имени Витте, а потому Палеолог не решился сам затронуть этот вопрос.
[1,] Нельзя представлять дело так, как это делает (в пропагандистских, конечно, целях) Дж. Бьюкенен, говоря о некой опять-таки мифической «германофильской клике» графа С.Ю. Витте. Позиции всех этих разных людей (Г.Е. Распутина, П.Н. Дурново, князя В.П. Мещерского, барона Р.Р. Розена и графа С.Ю. Витте) сходились в предвоенное время только в одном: отрицании выгоды для России разрыва с Германией и союза с Францией и Англией. В остальном все перечисленные лица были весьма далеки от единомыслия. Среди русских дипломатов, которые «с надеждой взирали на сближение России с Германией», кроме упомянутого барона Р.Р. Розена, называли русского посланника в Лиссабоне П.С. Боткина, брата известного Лейб-медика (А.П. Извольский «Воспоминания». С. 102). - С.Ф.
[2.] Не было, разумеется, никакой «кампании»; «опасность» же, конечно, наличествовала. Она проистекала не столько из масштабов личности и влиятельности самого графа С.Ю. Витте, сколько силы его аргументов, находившейся в прямой связи с доступным каждому здравым смыслом. - С.Ф.
Так как нападки графа Витте были главным образом направлены против Великобритании, я решил воспользоваться его вызовом и дать ему ответ в речи, произнесенной мною в Английском клубе в канун Нового года. “Нас обвиняли, - сказал я, - некоторые хорошо известные германофилы, что мы толкнули Россию в войну ради наших своекорыстных целей, а теперь в несчастьи оставили ее. Эти господа постоянно спрашивают нас: ‘Где ваш флот? Что делает ваша армия?’ Я им скажу, - продолжал я, - что сделали британская армия и флот”, и перечислив все услуги, которые они оказали делу союзников, я привел Германию, особого друга наших критиков - как свидетельницу, подтверждающую достоверность моих слов. Германские поэты посвящали Англии целые гимны ненависти, и немецкие профессора изливали на Англию всю свою злобу и негодование. Делали они это потому, что знали, что Британская империя заградила им дорогу к мiровому владычеству, о котором мечтала Германия. Эта речь имела огромный успех. Она не только была напечатана in extenso [Полностью, дословно (лат.).] во всех руководящих русских газетах, но послужила темой передовых статей, поздравлявших меня за решимость вскрыть те раны, от которых страдала Россия. Государь, Которого я видел вскоре после этого, сказал мне, что Он очень доволен, что я так откровенно высказался.
Это имело свои последствия. Несколько дней спустя ко мне явился с визитом один очень известный журналист. Он сказал мне, что его прислал ко мне граф Витте, который болен, чтобы узнать, относилось ли к нему то, что я сказал в своей речи. Я ответил, что отказываюсь отвечать на подобный вопрос, так как в Петрограде очень много германофилов и каждый из них может потребовать от меня таких же объяснений. Мой газетный приятель, однако, не удовлетворился этим и сказал, что граф Витте настаивает на получении ответа. Тогда я сказал ему: “Можете передать графу Витте, что когда я произнес свою речь, я имел в виду всех тех, которые говорили то, на что я жаловался, и если шапка пришлась по его голове, он может носить ее”» (Сэр Джордж Бьюкенен «Моя миссия в России. Воспоминания дипломата». Т. 1. Берлин. 1924. С. 161-162).
Эвакуация русских раненых после боя в Галиции. Немецкая открытка.
Но граф, по словам исследователей, «не только говорил. С ноября 1914 года он через Стокгольм находился в переписке с Робертом Мендельсоном-Бартольди, главой немецкого банка “Мендельсон и Ко”, который уже более ста лет обслуживал русские интересы» (А. Амальрик «Распутин». С. 176).
В одном из двух сохранившихся посланий, относящихся, как полагают, к концу 1914 г. и пересланных через посредство шведской миссии в Германии, Сергей Юльевич откровенно писал: «Что до меня лично, то я очень сожалею об этом огромном несчастье, которое произошло, это ад на земле, и если бы я был у власти, этот ад, вероятно, не имел бы места. Если я лишен в настоящее время возможности действовать, то это делает мало чести тем, которые формально объявили эту войну, заранее подготовленную вашими самыми ярыми врагами за морем. Я вижу единственный способ приблизиться к миру, это откровенное объяснение двух Императоров и такие предложения, которые могли бы дать России и Франции удовлетворение и полные гарантии на будущее. Но нельзя дать войне затянуться, нужно действовать быстро и энергично. В завязывании переговоров могли бы помочь Фамильные связи» (Б.В. Ананьич, Р.Ш. Ганелин «Сергей Юльевич Витте и его время». С. 388). Отчасти это потом и имело место.
Приводящие последнее письмо С.Ю. Витте Мендельсону от 25 января/7 февраля 1915 г. исследователи отмечают: «…Вряд ли мог Витте написать их без всяких оснований», снабжая эту фразу прозрачным примечанием: «Отметим, что у Мендельсона хранились также деньги Царской Семьи» (Там же. С. 389, 392. Со ссылкой на: Б.В. Ананьич, Р.Ш. Ганелин «С.Ю. Витте - мемуарист». СПб. 1994. С. 86-87).
Трудно, конечно, согласиться с профессором С.С. Ольденбургом, считавшим, что «только граф С.Ю. Витте, весьма далекий как от правых, так и от придворных кругов, открыто высказывался за прекращение войны и пророчил великие бедствия в случае ее продолжения» (С.С. Ольденбург «Царствование Императора Николая II». Вашингтон. 1981. С. 546). Были, как мы об этом писали, и другие. Правда, однако, заключается в том, что наиболее влиятельные из близких Государю людей, были выведены из строя: князь В.П. Мещерский неожиданно простудился и умер, а Г.Е. Распутин - случайно ранен.
Конвоирование русских пленных в Скерневицах (Царство Польское). 1914 г.
Личность графа С.Ю. Витте, в связи с открыто занятой им позицией, привлекала людей, мысливших так же, как и он.
Вот выписка из письма из Риги, перлюстрированного Департаментом полиции, за подписью «Скептик», отправленного Сергею Юльевичу 5 февраля 1915 г.:
«Не пора ли заблаговременно думать о почетном мире? Притязания японцев в Китае, кажется, резко изменили положение. Укрепление их на материке крайне опасно для России. Вместо безопасного соседа будем иметь хитрого “попечителя”, на дружбу которого нельзя надеться. Будет восточный милитаризм, более опасный западного, а одни американцы с новыми завоевателями не справятся. А какой отпор может дать истощенная Россия через пару лет Японии?
Вовнутрь Германии мы не проникаем. Немцы дерутся за свою шкуру, а полтора миллиона добровольцев показывают народный подъем. Сколько жертв потребуется, чтобы форсировать восточные крепости. А наша армия уже не та, какой была раньше, воодушевления нет, нет веры в победу, солдаты тяготятся войною. Повсюду заметно уже утомление. А что будет весною, когда пахарей, лошадей, скота, семян не хватит? А когда разорение обширных областей, истощение народа, когда, вообще, раны войны потребуют неотложного лечения? Эти косвенные расходы, пожалуй, будут не меньше прямых. Россия как малонаселенная земледельческая страна в сравнении с Германией, с избытком населения, с преобладающей промышленностью, не разоренная, находится в невыгодном положении.
Какая цель войны “до конца”? Проливов не получим: англичане после войны покажут другое лицо, а для итальянцев появление русских на Средиземном море совсем не желательно. Что ожидать нам от южных народов - стаи шакалов вокруг добычи? Они в последнюю минуту перекинутся на сторону победителя, а будем ли мы им? Франция - слабый союзник, а Англия - неверный.
У Германии на севере есть друзья, не желающие ей разорения. Не лучше ли сговориться с Германией заранее, а потом это будет трудно, а угнетение опасно для будущего. Германский милитаризм для нас не опасен, у него другие враги - англичане, французы. Мы можем даже утилизировать этот милитаризм; не будь у нас союза с его врагами, у нас была бы дружба с немцами, как до Александра III. Нет существенных причин для войны. Дать Германии колонии для избытка ее населения, и она будет спокойна. Немцы в России, как культурный навоз, всегда будут полезны, даже трудно без них обойтись. Что будет, если вместо германского милитаризма появится японский, английский?
Что Россия может ожидать от войны? Новые области ей не нужны, возвратить расходы Германия будет не в состоянии. С другой стороны, нас ожидает долгое ослабление, полное истощение народа, и, очень вероятно, смута. Ведь, кроме поляков, и другие предъявят свои счета к правительству. Население не желало войны и теперь ее проклинает. Она слишком тяжела и считается ненужной. Ведь ясно, что вся война из-за сербов и других славян, которые уже в 1877 году оказались очень “дорогими братьями”. Знают, что эти братья безпокойны и что не так уж трудно им жилось под австрийским игом» («Последний год жизни Сергея Юльевича Витте. По дневникам наружного наблюдения. 1914-1915 гг.» // «Исторический Архив». 2004. № 5. С. 46-47).
Можно по-разному оценивать сказанное в послании, фантазировать на тему личности автора. Конечно, Рига предполагает автора-немца. Однако в предвидениях «Скептика» слишком много правды, чтобы его игнорировать.
Министр финансов П.Л. Барк, принимавший участие в конференции союзников в Париже, проходившей в январе 1915 г., свидетельствовал о напряженном внимании, которое государственные деятели Антанты придавали личности графа С.Ю. Витте («Международные отношения в эпоху империализма». Серия III. Т. VI. Ч. 2. М.-Л. 1935. №№ 485, 501, 551, 634, 724. Прим. 3).
Пленные австрийские и германские солдаты на привале. На переднем плане - немецкий солдат беседует со своим русским конвоиром.
Во время одной из бесед президент Франции Пуанкаре «остановился на личности графа С.Ю. Витте и спросил меня, каково его влияние в русских правительственных сферах. По донесениям французского посла в Петрограде и по другим сведениям, у Пуанкаре создалось впечатление и убеждение, что гр. Витте - опасный для Франции человек во время настоящей войны с Германией. Всем известно, что гр. Витте был и остался германофилом, при его же кипучей энергии и необузданном характере нельзя думать, что он останется пассивным зрителем развертывающих событий. Он нисколько не скрывает своего мнения, что вооруженный конфликт с Германией чрезвычайно не выгоден России, и все его помыслы направлены к достижению скорейшего сепаратного мира России с Германией.
Я заметил президенту, что гр. Витте не занимает никакого официального положения в Правительстве, он - рядовой член Верхней законодательной палаты, и деятельность его в Государственном Совете у всех на виду, а так как регулярные сессии Государственной думы и Государственного Совета прерваны, то и гр. Витте лишен возможности выступать в настоящее время публично с трибуны Государственного Совета. В качестве председателя Комитета финансов он пользуется, конечно, большим авторитетом при обсуждении этим Комитетом вопросов, относящихся до финансовой политики Империи, но дальше заседаний Комитета влияние гр. Витте по этим делам не распространяется, так как решения Комитета финансов докладываются Государю не его председателем, а министром финансов.
Мои объяснения не успокоили президента, он мне возразил, что выдающиеся личности, занимавшие долгое время ответственные посты в государственном управлении сохраняют много лет свой престиж и, не участвуя более официально в составе правительства, всё же благодаря старым и твердо установившимся отношениям могут оказывать огромное влияние на ход государственных дел; поэтому во Франции очень опасаются, как бы гр. Витте не отвлек Россию от ее союзников и не подготовил почву для сближения с Германией. Пуанкаре добавил, что имеется очень хороший способ удалять на время таких политических деятелей, которые в известные периоды могут создавать своей агитацией или интригами большие неудобства для правительства. Во Франции тоже есть такой enfant terrible, также бывший министр финансов, Калльо, и ему придумали долгосрочную командировку для изучения некоторых вопросов в экзотических странах; в данное время он находится в Бразилии и, вероятно, не так скоро вернется на родину.
Я ответил, что у меня самого была мысль обратиться к гр. Витте с просьбой взять на себя труд по подготовке в Соединенных Штатах благоприятной почвы для производства там кредитных операций, но не с целью удаления гр. Витте из России, а для использования его огромного государственного опыта и блестящих способностей; с разрешения Государя я начал приводить свое намерение в исполнение, но натолкнулся на полное нежелание графа покидать Россию, пока длится война. Все же я глубоко убежден, что гр. Витте, оставаясь в России, ничего не предпримет, что могло бы повредить общим союзническим интересам, и уверен, что опасения, имеющиеся во Франции относительно его личности, совершенно напрасны» (П.Л. Барк «Воспоминания» // «Возрождение». № 164. Нью-Йорк. 1965. С. 86-88).
20 января 1915 г. французская газета «Le Temps» в статье «Происки пацифистов в России», согласно информации Департамента полиции, писала о том, что «в последнее время немецкие газеты уделяют особое внимание стараниям вышеуказанного лица [графа С.Ю. Витте] популяризировать в Петрограде идею о скорейшем заключении мира. Отмечая попутно то обстоятельство, что, по сведениям берлинской прессы, названное лицо, после своего возвращения из Портсмута, представило Императору Вильгельму проект русско-германского соглашения, упомянутая французская газета наряду с этим констатирует факт, что предпринятая названным лицом агитация в пользу мира ведется им исключительно в среде сгруппировавшихся вокруг него убежденных противников войны и что поэтому русские руководящие сферы не склоны вообще придавать таковой его деятельности серьезное значение» («Последний год жизни Сергея Юльевича Витте. По дневникам наружного наблюдения. 1914-1915 гг.» // «Исторический Архив». 2004. № 5. С. 39).
О группировке вокруг графа С.Ю. Витте противников войны - это, по крайней мере, сильное преувеличение. Внимательно просмотрев ежедневные дневники наружного наблюдения, удалось найти всего лишь несколько подходящих свидетельств:
8 сентября «в 2 ч. 10 м. дня к “Хозяину” приехал на извозчике Петр Николаевич Дурново, который пробыл 30 мин.» (То же. № 3. С. 131).
В период с 12 сентября по 6 октября С.Ю. Витте посетил барона Р.Р. Розена (Там же. С. 150).
Наконец, 17 декабря 1914 г. на Каменноостровский с визитом приезжал Н.Ф. Бурдуков, наследник князя В.П. Мещерского (Там же. № 4. С. 81).
Граф С.Ю. Витте в своем петербургском особняке на Каменностровском проспекте.
Факты сами по себе, согласитесь, слишком незначительные. Однако фигура Сергея Юльевича вполне могла стать притягательным центром противников войны с Германией, которых, особенно среди монархистов, было еще немало.
Схожие с графом С.Ю. Витте мысли, как мы уже писали, высказывал, например, князь Н.Д. Жевахов. Во время Высочайшей аудиенции 10 октября 1915 г. он так изложил Ее Величеству суть событий: «Это война между Францией и Германией, на русской почве, задуманная Англией, которая всегда боялась нашей дружбы с немцами».
Однако гораздо более значимым является ответ Государыни: «Россия ведь всегда попадала в такие положения…» («Воспоминания товарища обер-прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахова». Т. 1. С. 69).
Гораздо большую опасность для «союзников» с этой точки зрения представлял Царский Друг. Именно ему в своих антивоенных планах большое место отводил и граф С.Ю. Витте.
Сергей Юльевич обратил внимание на Г.Е. Распутина еще во время кризиса на Балканах в 1912 г. Один из видных русских дипломатов вспоминал «замечание, сделанное им [С.Ю. Витте] во время разговора […] в Париже в эпоху Балканской войны, когда он заявил, что если Россия не вмешалась в войну, этим она обязана усилиям Сазонова, политикой которого он чрезвычайно возмущался, но который действовал под влиянием распоряжений Императора, продиктованных Распутиным, в целях сохранения мира; и я вспоминаю, как я был удивлен в то время слышать столь странное утверждение с его стороны» (А.П. Извольский «Воспоминания». С. 103).
«Пришел Распутин, - говорил Сергей Юльевич, имея в виду времена Балканского кризиса, - в пламенной речи, лишенной, конечно, красот присяжных ораторов, но проникнутой глубокой и пламенной искренностью, он доказал все гибельные результаты европейского пожара - и стрелки истории передвинулись по другому направлению. Война была предотвращена» («Биржевые Ведомости». СПб. 1914. 11 июля).
В понедельник 5/18 мая 1914 г. в выходившей в Берлине газете «Vossische Zeitung» (сотрудником этой газеты был один из литературных агентов графа С.Ю. Витте, берлинский издатель некоторых его сочинений Иосиф Мельник) появилось интервью графа С.Ю. Витте с положительным отзывом о Г.Е. Распутине как человеке, пытавшимся предотвратить войну.
«…Весь мiр хулит Распутина, - заявил Сергей Юльевич, - а знаете ли вы, что Распутин спас нас от войны?
- Когда? Каким образом? Мы все знаем, что влияние Распутина очень значительно, но никогда нельзя было бы предположить, что он в состоянии предотвратить войну. Как может человек, с трудом умеющий подписать свое имя и не имеющий представления об иностранной политике, что-либо подобное совершить. Это непостижимо!
- И всё-таки это факт. Ваши слова доказывают лишь одно: вы слишком мало знаете Распутина. Его сила и тайна его влияния заключается именно в том, что он не такой человек, как другие. Наши представления о человеке к нему не приложимы. Совершенно верно, он не образован и своим таинственным влиянием на женщин высшего света - довольно сомнительная величина. Можно думать о нем как угодно, можно быть его другом или его врагом - безразлично, одно необходимо признать: он обладает крепкой волей и природным умом, которому позавидовали бы многие образованные люди. И я могу вас уверить, что в трудное время, какое мы переживали во время Балканской войны, когда боролись между собой самые разнообразные влияния, именно Распутин сказал решающее слово.
Само собой разумеется, он был не один против войны. Я допускаю, что он не имел достаточно ясного представления о политической ситуации того времени и был кем-нибудь инспирирован об опасностях войны с Австрией. Заслуга его заключается в том, что среди разных течений он остановился на правильном и сумел защищать его с такой силой и с таким успехом, что его мнение сделалось решающим. Вы поражаетесь тому, что человек, едва умеющий писать, при решении подобных вопросов играет роль. Но это разве единственное необъяснимое в его жизни? Нет, помощью одной логики вы не объясните себе этого человека. То, что делает Распутин, никто другой сделать не сможет. Он - воплощенное чудо. С ним нужно считаться, как с фактом, который существует, как бы он ни противоречил нашим обычным представлениям. […] …Я могу вам сказать, что его влияние значительно больше, чем это обычно полагают» («Григорий Распутин» // «Голос Москвы». 1914. № 106. 9 мая. С. 4).
«“Поистине нет ничего более талантливого, чем талантливый русский мужик, - приводила слова графа немецкая газета “Berliner Tageblatt”. - Какой это своеобразный, какой самобытный тип! Распутин абсолютно честный и добрый человек, всегда желающий творить добро и охотно раздающий деньги нуждающимся”. Витте слегка улыбнулся и продолжал: “[…] Я беседовал с Распутиным всего один раз - около пяти лет тому назад. Его привел ко мне, не предупредив меня об этом, господин С. [Журналист Г.П. Сазонов. - С.Ф.] […] …С тех пор я его больше не видел. Но он по-прежнему присылает ко мне людей, которым желает оказать какое-нибудь одолжение”» («Покушение на Гр. Распутина» // «День». СПб. № 180. 5 июля. С. 3-4).
Казаки на одной из улиц губернского города Кельцы в Царстве Польском.
Русская пресса на все лады обсуждала это необычное интервью: «Благодаря старцу Россия избежала войны» («Видный сановник о Григории Распутине» // «Вечерние Известия». № 461. М. 1914. 7 мая. С. 4).
Слова эти произвели также большой международный фурор.
«Находящиеся в близком контакте с посольствами, иностранные журналисты, - писали в русской прессе, - передают, что и в дипломатических кругах, трактующих это убийство [покушение на Г.Е. Распутина. - С.Ф.] как политическое, несмотря на его явно религиозно-изуверский характер, чрезвычайно интересуются ходом расследования этого дела. Причиной этого выставляется то, что в свое время граф Витте в серьезной беседе с представителем видной берлинской газеты позволил себе утверждать, что Г.Е. Распутин имел определенное влияние по некоторым вопросам иностранной политики» («Иностранные корреспонденты и покушение» // «Петербургский Курьер». 1914. № 159. 2 июля. С. 2).
Продолжение следует.