РОССIЙСКАЯ ИМПЕРIЯ и||und DEUTCHES REICH (50)

[sergey_v_fomin]

Витте, Распутин и европейский мир (продолжение)

Настроения графа С.Ю. Витте хорошо видны из перлюстрированных Департаментом полиции личных его писем.
Супруге в Биарриц (24.9.1914): «Когда кончится этот ад - Одному Богу известно. Все озверели так, что страшно на них смотреть. Я всё молю Бога, чтоб скорее быть вместе, но всё-таки я думаю, что хорошо, что ты со мной не поехала. […] Нахожу, что все разговоры про войну всё одно и то же и за целый день совсем искалечивают к вечеру мои нервы» («Последний год жизни Сергея Юльевича Витте. По дневникам наружного наблюдения. 1914-1915 гг.» // «Исторический Архив». 2004. № 3. С. 144).
Ей же (25.9.1914): «Теперь все гадают о продолжительности войны. Многие думают, что она будет очень продолжительна. Но Бог милостив, не может быть, чтобы этот ужас скоро не кончился, и для нас, России, благополучно» (Там же. С. 145).
Сестре Софии Витте в Одессу (13.9.1914): «На скорое окончание войны я мало надеюсь. Войной этой преимущественно руководит Англия, которая наживается страшно, а ей покуда не выгодно кончать войну» (Там же. С. 135).
Тому же адресату (29.10.1914): «Нужно просить Бога, чтобы скорее кончилась эта ужасная война - и кончилась для нас хорошо. Конечно, она оставит после себя много следов. А какие молодцы русская молодежь. Как умирает - мало сказать, геройски. Это мученики долга перед Царем и Отечеством. С такой молодежью России предстоит великое будущее» (То же. № 4. С. 53).



Германские солдаты на полях Фландрии. 1914 г.

Резко отрицательно высказывался граф С.Ю. Витте по поводу Манифеста Великого Князя Николая Николаевича 1 августа 1914 г., обращенного к полякам, вызвавшего неприятие также среди многих государственных деятелей Российской Империи (А.Ю. Бахтурина «Воззвание к полякам 1 августа 1914 г. и его авторы» // «Вопросы Истории». М. 1998. № 8. С. 132-136).
«Витте вернулся в Петербург из-за границы через несколько недель после начала Великой войны, - вспоминал журналист А.В. Руманов, - как раз во время, когда был обнародован знаменитый манифест к полякам о восстановлении Польши.
Витте расхаживает по своему огромному кабинету.
- Ничего не понимаю. Или я стар стал, или мiр с ума сошел! Представляю себе так: я - спаси Господь (и Витте крестится широким крестом [1]), - умер. Ну, меня похоронили. Вдруг приходят и стучат в крышку гроба: граф, вставайте.
[1.] Безстрастные данные наружного наблюдения за 1914 г. рисуют прямо-таки фантастическую духовную всеядность графа С.Ю. Витте. 7 сентября он молится в соборе Александро-Невской Лавры («Последний год жизни Сергея Юльевича Витте. По дневникам наружного наблюдения. 1914-1915 гг.» // «Исторический Архив». 2004. № 3. С. 130). 13 сентября посещает католическую церковь на Невском проспекте, где пробыл полтора часа (Там же. С. 134). 22 сентября Сергей Юльевич заходил в часовню Спасителя (Там же. С. 141). А 7 ноября - в еврейскую синагогу на Лермонтовском проспекте, где находился в течение 25 минут (Там же. № 4. С. 57). - С.Ф.
- В чем дело? - спросил бы я.
- Война.
- Как война, у кого с кем?
- Между Англией и Германией.
- Ну, - подумал бы я, - давно пора. Без войны это кончиться не могло.
- Франция вошла в войну.
- Вот, подумал бы я, сумасшедшие, до чего темперамент довел. Всё не могут не думать о реванше. Дорого за это заплатят.
- Россия вошла в войну.
- Как Россия? Причем тут Россия, из-за чего России воевать с Германией?
- Из-за Сербии и Польши.
- Сербия? Бог с ней, из-за этой чепухи мы воевать не стали бы, а Польша? Неужели наши болваны пошли на войну для того, чтобы уничтожить, наконец, Польшу?
- Нет, граф, для восстановления Польши. Россия объявила, что воюет, чтобы освободить поляков.
- Кладите меня немедленно обратно в могилу! В таком бедламе жить не хочу…» (А. Руманов А «Штрихи к портретам. Витте, Распутин и другие». С. 219).



Портрет С.Ю. Витте. Этюд Ильи Репина для картины «Торжественное заседание Государственного Совета 7 мая 1901 года, в день столетнего юбилея со дня его учреждения». 1903 г.

Кажется, вот-вот из уст страдавшего несдержанностью графа С.Ю. Витте сорвутся слова, записанные им некогда на полях машинописи бывшего статс-секретаря А.М. Безобразова в связи с предысторией русско-японской войны: «…Государь явно стал на сторону вневедомственных безответственных лиц и довел дело до войны» (Б.В. Ананьич, Р.Ш. Ганелин «Опыт критики мемуаров С.Ю. Витте». С. 318).
Эту свою мысль он уточнил и развил в другом неизданном мемуарном тексте: «Насколько Государь Император не ожидал разрыва, видно из того, что в сентябре месяце [1904 г.] Он уехал в Дармштадт и вернулся в Петербург поздней осенью. Когда Император Вильгельм предупреждал Его в Дармштадте, что японцы энергично готовятся к войне, Его Величество отвечал, что войны не будет, потому что Он воевать не хочет» (Там же. С. 320). Однако вряд ли всё это можно объяснить исключительно одной неприязнью. «От властителя не требуется, чтобы он был умен или непременно силен, - говорил Сергей Юльевич одному из своих собеседников. - Требуется, чтобы он был удачлив. Властитель должен быть felix..» (А. Руманов А «Штрихи к портретам. Витте, Распутин и другие». С. 218).
Но и самому С.Ю. Витте можно предъявить немало упреков. Ведь именно он, напомним, был главной действующей фигурой при разрыве Бьоркского соглашения, заключенного Императорами Вильгельмом II и Николаем II 23 июля 1905 г. на яхте «Гогенцоллерн». Платой за эту акцию был колоссальный французский заем России [2], контракт на который был подписан 3 апреля 1906 г.
[2.] Разъяренный большевистствующий писатель Горький разразился по этому поводу памфлетом «Прекрасная Франция», обращаясь к этому традиционному образу в нетрадиционных выражениях (вполне в стиле «Илиодора»): «Прими и мой плевок крови и желчи в глаза твои!» (М. Горький «Полн. собр. соч. Художественные произведения в 25 томах». Т. 6. М. 1970. С. 182).
Характеризуя договор в Бьорке как безчестный по отношению к Франции, сам Витте нисколько не конфузился, давая русскому представителю на Алжезирасской конференции 1906 г. инструкцию: «поддерживать безпрекословно все французские требования и голосовать всегда с французами» (Е.В. Тарле «Граф С.Ю. Витте. Опыт характеристики внешней политики» // Е.В. Тарле «Сочинения». Т. V. М. 1958. C 550-554, 557-563). Франко-еврейскими деньгами, по существу, было оплачено не только жесткое следование Российской Империи в продиктованном банкирами фарватере, но и русской кровью, которая должна была пролиться в их интересах.
Увы, память человеческая слишком коротка…



Австрийские уланы в наступлении.

Министр финансов П.Л. Барк в своих мемуарах дал обстоятельное описание взглядов графа С.Ю. Витте, высказанных им во время визита к нему: «По приезде в Петроград он зашел ко мне и долго излагал мне свои взгляды на развернувшуюся европейскую трагедию. Он был глубоко убежден, что Россия не в состоянии будет бороться с Германией, говорил, что эта война грозит России неисчислимыми бедствиями и полным разорением, и не возлагал никаких надежд на наших союзников.
Когда я ему указал на блестящие наши военные успехи в Галиции, а также на наше победоносное вторжение в Пруссию, он мне возражал, что это успехи мимолетные, что мы не будем в силах удержать за собой отвоеванные территории, и говорил, что единственное наше спасение может состоять в том, чтобы, воспользовавшись нынешними кратковременными успехами, заключить мир с Германией и Австро-Венгрией. Он не сомневался в том, что Германия охотно пойдет навстречу нашим пожеланиям и сделает нам серьезные уступки, чтобы иметь один только фронт для дальнейшего натиска на главных своих врагов - Великобританию и Францию. По его убеждению, Германия заинтересована в сохранении добрососедских отношений с нами; германский народ никогда не питал недружелюбных чувств к своему восточному соседу, искони жил с ним в мире и теперь не поднял бы на нас меча, если бы не был вынужден к сему агрессивными действиями с нашей стороны.
Я был совершенно удивлен такой аргументацией и напомнил графу, что не мы объявили войну Германии, а наоборот, Германия объявила нам войну. На это гр. С.Ю. Витте возразил, что Германия была поставлена нашей мобилизацией в положение человека, на которого замахнулись палкой. Что же должен был сделать человек, над головой которого занесен удар, если он дорожит своим существованием, - ожидать этого удара, или же, для самозащиты, ударить первому, чтобы предупредить нападение.
Я не мог согласиться с такой аргументацией, но не продолжал спора, так как с самого начала войны находил совершенно излишним словопрения о том, кто из народов несет ответственность за возникновение мiрового пожара. Эта народная трагедия подготовлялась долгие годы, причины ее коренились очень глубоко, исторические законы несомненно привели бы рано или поздно к этому ожесточенному столкновению и диагноз повода, из-за коего возгорелась давно назревавшая война, по моему мнению, не имел никакого реального значения. Необходимо было считаться с фактами и с их возможными последствиями, прилагать все меры к тому, чтобы оградить нашу родину от великих потрясений. Вследствие этого, избегая полемики с гр. Витте, я вместе с тем внимательно прислушивался к его словам, веря в его государственный опыт, прозорливость и чуткость ко всем жизненным явлениям. Прежняя его государственная деятельность позволила ему находиться в центре мiровых событий, заключение торгового договора с Германией и с другими странами, заключение Портсмутского мира и знакомство с выдающимися иностранными государственными деятелями открывало ему возможность правильной оценки международного положения, а нахождение его в течение нескольких лет вдали от активной политики, за коей он продолжал следить со свойственной ему вдумчивостью и большим вниманием, позволяло ему оценивать события в надлежащей перспективе, не впадая в ошибки, вполне свойственные лицам, погруженным в свое текущее дело и лишенным возможности составить себе безпристрастное суждение.



Немецкая пехота.

По мнению гр. Витте, нынешняя война это - единоборство Великобритании и Германии за мiровую гегемонию; давно уже Германия напрягает все силы, чтобы лихорадочной постройкой военных и торговых судов догнать английский флот и уничтожить превосходство Англии на морях; что же касается других областей, то огромные успехи, достигнутые германской торговлей и промышленностью, позволили немцам не только конкурировать с Англией на мiровых рынках, но вытеснять с них английские продукты и даже наводнять своими саму Великобританию. Всё же владычество Англии остается крепким, и Германия не успокоится до тех пор, пока не померится с нею вооруженными силами; блестящая же военная организация Германии дает ей надежду выйти победительницей из этой исполинской борьбы. Остальным державам суждено играть роль статистов в этой схватке, но, к сожалению, не простых очевидцев, а втянутых в бойню, ad majorem Dei gloriam [К вящей славе Божией (лат.). Девиз иезуитов. - С.Ф.].
Гр. Витте с иронией заметил, что Великобритания, конечно, не прочь биться до последней капли крови русского солдата, но едва ли нам приличествует идти на ее поводу, и мы обязаны вовремя остановиться, чтобы не подвергнуть гибели все благосостояние и бытие нашей родины.
Когда я заметил графу, что недавним соглашением с Англией и Францией союзники обязались между собой не начинать независимых переговоров о мире действовать вполне солидарно в течение всей войны, он очень заволновался, сказав, что прочитал об этом в газетах, но не хотел верить, что Россия приняла на себя такое обязательство [3], и спросил меня, была ли выговорена при этом надлежащая финансовая и техническая поддержка России со стороны союзников.
[3.] Ср. со словами Императрицы Александры Феодоровны, высказанными в октябре 1915 г.: «Мы ничего не можем сделать без союзников, мы связаны со всех сторон и, что ужаснее всего, не имеем мира внутри государства…» («Воспоминания товарища обер-прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахова». Т. 1. М. 1993. С. 69). - С.Ф.
Мне пришлось ответить, что о последовавшем соглашении я узнал так же, как и гр. Витте, только из газет, ибо, как графу самому хорошо известно, международная политика изъята из компетенции Совета Министров; министр иностранных дел ведет все переговоры и заключает соглашения по непосредственным указаниям Государя, и в данном случае не уклонился от обычного порядка. Мне также неизвестно, обещана ли России какая-нибудь военно-техническая помощь со стороны ее союзников, но я уверен, что о финансовой помощи не было речи, так как для ее выяснения был бы предварительно запрошен министр финансов, между тем со мной никаких письменных сношений не было и даже словесно С.Д. Сазонов меня не предупреждал о готовившемся соглашении.
Гр. Витте обрушился с ожесточенной критикой на действия С.Д. Сазонова, говорил мне, что никогда не сочувствовал его политике сближения России с Англией в ущерб нашим дружеским отношениям с Германией, и находил непростительным, что министр иностранных дел, во время такой небывалой войны, делает Государя ответственным за принятие важнейших решений по капитальным вопросам и не докладывает таковые предварительно Совету Министров. В чрезвычайных обстоятельствах единственным ответственным органом должно быть всё Правительство; и отдельные министры, способные легко ошибаться, не имеют права вести независимую политику, прикрываясь именем Монарха.
Гр. Витте долго говорил мне об узкой эгоистической политике наших обоих союзников, Англии и Франции, доказывал, что нам придется на своих плечах вынести главную тяжесть кампании и настаивал, несмотря на заключенное нами соглашение, на необходимости для нас без замедлений нащупывать почву для восстановления добрососедских отношений с Германией. Дипломаты найдут, наверно, какой-нибудь способ для облечения таких действий в правовую форму; что же касается честного маклера, то таковым может стать Италия [4], которая с самого начала войны заняла независимое от Германии положение и едва ли захочет воевать бок о бок с Австро-Венгрией.
[4.] Посредничество Италии не было просто теоретическим размышлением С.Ю. Витте. Согласно сообщению заведующего заграничной агентурой А.А. Красильникова, граф в первых числах августа 1914 г. имел в Риме «совещание с маркизом Сан-Джулиано, министром иностранных дел» Итальянского Королевства («Последний год жизни Сергея Юльевича Витте. По дневникам наружного наблюдения. 1914-1915 гг.» // «Исторический Архив». 2004. № 3. С. 125). - С.Ф.
Гр. С.Ю. Витте всё возвращался к этой теме и в заключение сказал, что если государственные люди не послушаются его предостерегающего голоса не предпримут немедленных шагов для приостановления кровопролития, хотя бы на нашем фронте, то всем державам, вовлеченным в эту трагедию, грозят неисчислимые бедствия, для России же она завершится катастрофой, и война, которая начата правительствами, будет закончена народами» (П.Л. Барк «Воспоминания» // «Возрождение». № 161. Нью-Йорк. 1965. С. 85-87).



Атакуют шотландские стрелки.

«17-го августа ст.ст. немцы окружили наши 13, 15 и часть 23 корпуса и взяли в плен до 90 000 ч. Пропал без вести ген. Самсонов. Говорили, что застрелился, - рисует обстановку в мемуарах генерал А.И. Спиридович. - Все эти сведения проникали от раненых и разными путями. Когда же появилось запоздалое сообщение Ставки, ему уже не верили. Над ним смеялись. […] Сильно стали бранить Генеральный штаб и вообще генералов. Бранили Ставку, что та, ради помощи французам, пожертвовала несколькими сотнями тысяч, заведомо зная, что наступлению на Восточную Пруссию обречено на неудачу. А те, кто был против войны с Германией, выставляли случившееся как первое доказательство их правоты. Заговорили о записке Дурново. Вернувшийся в Петербург Витте не стеснялся говорить о безумии войны против Германии. Доказывал, что нужно с ней покончить. Это доходило до Государя и очень Его сердило. Говорили о существовании у нас германофильской партии» (А.И. Спиридович «Великая война и Февральская революция, 1914-1917 гг.» Т. I. Нью-Йорк. 1960. С. 19-20).
Сергей Юльевич - надо отдать ему должное - и перед «союзниками» высказывался вполне открыто. Если бы граф, заметим, поступал иначе, его обвинили бы в тайном содействии Германии и ославили бы как немецкого шпиона, как это впоследствии проделали с Г.Е. Распутиным и Императрицей.
Некоторые из высказываний Сергея Юльевича, вызвавшие пароксизм ненависти и страха в стане «союзников», нашли отражение в т.н. «дневнике» французского посла в России М. Палеолога.
Вот описание встречи, произошедшей в Петрограде 28 августа/10 сентября 1914 г. [5]:
«Он напомнил мне о нашей встрече осенью 1905 года и сразу же, не став тратить время на предварительные общие темы, вступил со мной в дискуссию, держа прямо голову, устремив на меня взгляд и неторопливо выговаривая отчеканенные и точные слова.
[5.] Эта датировка находит полное подтверждение в дневниках наружного наблюдения: 28 августа «в 4 часа дня “Хозяин” на собственном моторе поехал на Французскую набережную, в д. № 10 (Французское посольство), пробыл 40 минут» (Последний год жизни Сергея Юльевича Витте. По дневникам наружного наблюдения. 1914-1915 гг. // Исторический архив. 2004. № 3. С. 128). 7 сентября в 4 часа дня С.Ю. Витте вновь приезжал во Французское посольство, пробыв там 10 минут (Там же. С. 130). После этого М. Палеолог посетил С.Ю. Витте с ответным визитом (Там же. С. 138).
- Эта война - сумасшествие, - заявил он. - Она была навязана Царю, вопреки Его благоразумию, глупыми и недальновидными политиканами. России она может принести только катастрофические результаты. Лишь Франция и Англия могут надеяться извлечь из победы какую-нибудь пользу… Во всяком случае наша победа представляется мне чрезвычайно сомнительной.
- Конечно, - отвечал я, - польза, которую предстоит извлечь из этой войны, также как и из любой другой, зависит от победы. Но я полагаю, что если мы одержим верх, то Россия получит свою долю, причем немалую, преимуществ и вознаграждений… В конце концов, - и извините, что я об этом напоминаю, - если весь мiр сейчас охвачен пламенем войны, то это происходит в угоду интересов в первую очередь и прежде всего России, интересов, которые затрагивают главным образом славян, но не Францию или Англию.
- Несомненно, вы имеете в виду наш престиж на Балканах, наш религиозный долг защищать своих кровных братьев, свою историческую и священную миссию на Востоке? Но это же романтическая, вышедшая из моды химера. Никто здесь, по крайней мере ни один мыслящий человек, теперь не принимает всерьез этот безпокойный и полный самомнения балканский люд, в котором нет ничего славянского. Они всего лишь турки, получившие ошибочное имя при крещении. Мы обязаны дать возможность сербам терпеть наказание, которое они заслуживают. Что им было до славянского братства, когда их король Милан сделал Сербию австрийским владением? Это всё, что касается причин происхождения этой войны!
А теперь поговорим о выгодах и наградах, которые она нам принесет. Что мы надеемся получить? Увеличение территории. Боже мой! Разве Империя Его Величества еще недостаточно большая? Разве мы не обладаем в Сибири, Туркестане, на Кавказе, в самой России громадными пространствами, которые всё еще остаются нетронутой целиной?.. Тогда каковы те завоевания, которые манят наш глаз? Восточная Пруссия? Разве уже у Императора не слишком ли много немцев среди Его подданных? Галиция? Она же полна евреями! Кроме того, как только мы аннексируем польские территории, входящие в состав Австрии и Пруссии, мы сразу же потеряем всю Русскую Польшу. Не совершайте ошибку: когда Польша обретет свою территориальную целостность, она не станет довольствоваться автономией, которую ей так глупо пообещали. Она потребует - и получит - свою абсолютную независимость. На что мы ещё должны надеяться? На Константинополь, на Святую Софию с Крестом, на Босфор, на Дарданеллы? Это слишком безумная идея, чтобы она стоила минутного размышления! И даже если мы допустим, что наша коалиция одержит полную победу, а Гогенцоллерны и Габсбурги снизойдут до того, что запросят мира и согласятся с нашими условиями, - то это будет означать не только конец господства Германии, но и провозглашение республики повсюду в Центральной Европе. Это будет означать одновременный конец Самодержавия! Я предпочитаю умалчивать относительно того, что может ожидать нас, в случае принятия гипотезы нашего поражения.



Русские солдаты перед отправкой на линию огня.

- К каким же практическим выводам вы приходите?
- Мои практические выводы заключаются в том, что мы должны покончить с этой глупой авантюрой и как можно скорее.
- Вы понимаете, что я не могу поддерживать вашу критику Русского правительства за то, что оно выступает в защиту Сербии. Но вы утверждаете, что оно несет ответственность за начало войны. Это не ваше правительство хотело войны, и не французское или британское правительства. Я могу гарантировать, что три правительства честно делали всё возможное, чтобы спасти мир на земле. В любом случае, сегодня вопрос состоит не в том, чтобы выяснить, можно или нельзя было избежать войны, а в том, чтобы добиться победы. Ибо выводы, к которым вы сами пришли, допуская предположение о нашем поражении, настолько ужасны, что вы не смеете упоминать о них! Что же касается вашего пожелания “скорой ликвидации этой глупой авантюры”, то эта идея, услышанная из уст такого государственного деятеля, как вы, меня только удивляет. Разве вы не в состоянии видеть, что гигантская битва, в которую мы вовлечены, является смертельной дуэлью и что компромиссный мир означал бы триумф Германии?
С недоверчивым видом он ответил:
- Итак, мы должны продолжать сражаться?!
- Да, до победы.
Он слегка пожал плечами. Затем, после минутного колебания, продолжал:
- Боюсь, господин посол, что вы верите определенным необоснованным слухам и считаете, что мною руководят недобрые чувства к Франции; именно этим объясняется все то, что вам нравится в сказанных мною словах.
- Если бы я верил, что вы испытываете недобрые чувства по отношению к Франции, особенно в данный момент, то я бы, господин граф, не принял вас у себя; во всяком случае, я бы давно прекратил нашу беседу. Все, что я знаю, так это то, что вы негативно относитесь к политике Тройственной Антанты.
- Да, но всегда был сторонником союза с Францией.
- При том условии, что этот союз был бы доукомплектован Германией.
- Я признаю это.
- А как насчет Эльзас-Лотарингии? Как это укладывается в рамки вашей комбинации?
- Трудность с решением этой проблемы не казалась мне непреодолимой. Во всяком случае, я никогда бы не пожертвовал союзом с Франции ради союза с Германией, и я предоставлял убедительное доказательство этому. […]
Витте, поднявшись с кресла, выпрямился с некоторой неловкостью, свойственной людям высокого роста, и весьма приветливо распрощался со мной.
Когда он ушел, я отправился на прогулку […] Перед моими глазами всё еще стояла высокая фигура пожилого государственного деятеля, личности загадочной и безпокойной, обладающей глубоким умом, деспотической, надменной, уверенной в своих силах, жертвой амбиций, ревности и гордости» (М. Палеолог «Дневник посла». С. 103-107).

Продолжение следует.