ВОЗВРАЩЕНИЕ В БЕССАРАБИЮ (5)
Огюст Раффе. Прибытие в Кишинев. 4 августа 1837 г.
«…Она была феатром наших вечных войн» (окончание)
Встраивание в Империю вновь присоединенной к ней Бессарабской области происходило постепенно. Долгое время общего взгляд на способы интеграции не было. Сначала этому мешала Отечественная война 1812 г., потом заграничные походы 1813-1814 г., тревога, связанная с побегом Наполеона с острова Эльба, устройство общеевропейских дел на Венском конгрессе и, наконец, революционные события, охватившие континент, в том числе и Балканы. Огонь подбирался уже к самым границам России.
Подробнее с этими планами и историей этих попыток, непосредственным участником осуществления которых, как мы уже отмечали, был А.С. Пушкин, можно познакомиться в работах, написанных бессарабцами: уже упоминавшегося нами в прошлом по́сте ученого правоведа Л.А. Кассо и автора первой «Истории Бессарабии» А.Н. Накко. (В течение нескольких лет каждый день ходил я, будучи в Криулянах, мимо того места, где когда-то, пока не взорвали после войны церковь Архангела Михаила, находилась могила дедушки последнего - питара, молдавского боярина, ведавшего выпечкой хлеба при дворе Господаря, Алексея Наку, скончавшегося 10 марта 1806 года.)
По интересующему нас вопросу Алексею Николаевичу Накко принадлежат основополагающие труды: «Очерк гражданского управления в Бессарабии, Молдавии и Валахии во время Русско-турецкой войны 1806-1812 гг.» и «Очерк гражданского устройства Бессарабской области с 1812 по 1828 гг.». Обе работы увидели свет в «Записках Императорского Одесского общества истории и древностей»: первая в 1879 г. в XI томе, вторая в 1900-м в XXII-м.
Известно еще о двух рукописных работах А.Н. Накко на ту же тему. Одна из них еще в 1920-е гг. хранилась в личном архиве историка Павла Горе (1875-1927) в Кишиневе: «Бессарабская область от присоединения ее к России до Бухарестского трактата, с точки зрения экономической, статистической и исторической» (1871). Другая - «Бессарабская область со времени присоединения ее к России по Бухарестскому миру 1812-го года» (Кишинев, 23.2.1879) - до сих пор находится в Научной библиотеке Одесского национального университета имени И.И. Мечникова.
Алексей Николаевич Накко (1832-1915) - историк, поэт, драматург и переводчик. Родился в селе Бэлэнешты (в нынешнем Ниспоренском районе) в семье отставного штабс-капитана. Род его происходил от одной из ветвей молдавской боярской семьи, переселившейся за Днестр в 1711 г. Обучение проходил в Петербурге в Дворянском полку (в 1855 г. переименованном в Константиновский кадетский корпус, а в 1859 г. - в училище). Выпущен (1850) офицером в артиллерию. В 1853-1854 гг. вместе с полком находился в Бессарабии неподалеку от Прута, а во время войны 1854-1855 гг. - в Скулянах. Выйдя после женитьбы в отставку (1858), занимал различные административные посты: служил в канцелярии Бессарабского губернатора, был исправником в Бендерском уезде (1879), старшим советником Бессарабского губернского правления (1881), редактором неофициальной части «Бессарабских губернских ведомостей» (1881-1884). Кроме указанных ранее исторических исследований о гражданском управлении Бессарабией А.К. Накко был автором двухтомной «Истории Бессарабии с древнейших времен» (Одесса. 1873-1876), обзора книги П.Н. Батюшкова «Бессарабия» (1872) и очерка «Бессарабская старина» (обе работы вышли в «Бессарабском Вестнике»: первая в 1890-м, вторая - в 1892-1893 гг.). Были и работы, оставшиеся в рукописи: «О происхождении европейских евреев» (Кишинев. 1883), «Автобиография» и др. Вскоре после выхода в отставку (1892) переселился в Одессу, где и скончался в январе 1915 г. Похоронен на Новом кладбище.
Супруга его Ольга Егоровна Накко (1840-1919) - русскоязычная бессарабская писательница (историк Штефан Чобану называл ее «румынкой») родилась в Одессе в семье надворного советника Георгия Александровича Гурцова. Училась в Одесской женской гимназии (1854-1857), вышла замуж за А.Н. Накко (венчались 2.11.1858 г. в Одесской уездной церкви Архангела Михаила при женской обители). Переселилась в Бессарабию в имение супруга Фрэтештий де Сус (ныне Сынджерейский район). В 1870-е училась в Варшаве и Париже. Работала учительницей на юге Бессарабии. Писала прозу на русском языке. Сотрудничала в газетах «Бессарабский Вестник», «Новороссийский Телеграф», «Одесский Вестник» и «Одесский Листок». Автор четырех сборников, вышедших в Одессе в 1900-1913 гг. Ее очерк «Пушкин в Кишиневе», был помещен в «Пушкинском юбилейном сборнике» (СПб. 1899), а рассказ «Дни молодости» опубликован в «Пушкинском сборнике» петербургских литераторов (1899). Скончалась в Одессе.
Другим важным для нас трудом является книга Льва Аристидовича Кассо «Россия на Дунае и образование Бессарабской области», вышедшая в Москве в 1913 году. Значение ее заключается не только в том, что она была написана человеком, хорошо знавшим местные реалии. По словам известного русского юриста и ученого-правоведа В.А. Удинцева (1865-1945), автор ее «принадлежал к лучшим русским юристам. Своими научными вкусами и методами разработки юридических тем он возвращает нас к прошлым временам оживления интереса к отечественному праву. Его монографии напоминают нам диссертации старых юристов, уступающих Л. А. Кассо в отношении материала, метода и изящества построений, но несомненно усвоенных им в качестве элемента образования и служивших образцами при изучении родного права».
Не удивительно, что впоследствии его труды (и этот и те, о которых мы упоминали ранее) были переведены на румынский язык и изданы в Королевстве. Первой в Бухаресте была издана книга Л.А. Кассо о Петре Манеге - составителе законов Бессарабии и знакомом А.С. Пушкина: «Petru Manega, un codificator uitat al Basarabiei». Tipografia Cărţilor Bisericeşti. Bucureşti. 1923. Позднее в Яссах, где скончался и был похоронен этот «забытый кодификатор», вышли еще две книги Л.А. Кассо: «Византийское право в Бессарабии» («Dreptul bizantin în Basarabia». Cu note biobibliografice despre Leon Casso şi un comentariu asupra lucrării de I. Popescu-Spinei, profesor de drept roman la Facultatea de Drept din Iaşi. Editura tipografică Alexandru A. Ţerec. Iaşi. 1940) и «Россия на Дунае и образование Бессарабской области» («Rusia şi bazinul dunărean». Editura tipografică Alexandru A. Ţerec. Iaşi. 1941). Все три книги перевел профессор Штефан Берекет (https://sergey-v-fomin.livejournal.com/625419.html):
После знакомства с этими трудами проясняется та переломная обстановка, когда решалось, по какому пути должно было пойти управление присоединенной к Российской Империи Бессарабской областью, свидетелем и участником чего был как раз находившийся там в это время А.С. Пушкин.
Причиной всех этих колебаний стало, как мы уже отмечали, расползание Революции по Европе, в орбиту которой включились и Балканы: Молдавское и Валашское княжества и Греция. Всё это заставило Императора Александра I пересмотреть первоначальные планы относительно администрирования Бессарабии, которые Он - было время - ставил даже в пример Королю Людовику XVIII:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/418514.html
Протагонистом смены курса выступал назначенный 19 мая 1823 г. на пост Новороссийского губернатора и полномочным наместником Бессарабской области граф Михаил Семенович Воронцов (1782-1856), обладавший на тот момент подходящим опытом: в 1815-1818 гг. он командовал Русским оккупационным корпусом во Франции, а в 1818 г. представлял Россию на Аахенском конгрессе.
Граф М.С. Воронцов. Рисунок А.С. Пушкина на черновике пятой строфы третьей главы «Евгения Онегина». 8 или 9 февраля 1824 г. Одесса.
У каждого из подходов (старого и нового) были свои резоны. Вот отрывок из заметок сопровождавшего графа в его объезде Бессарабии летом 1823 г. начальника канцелярии Н.М. Лонгинова:
(Н.М. Лонгинов «Путевые письма. Июнь-сентябрь 1823» // «Русский Архив». 1905. № 12. С. 569-570).
А вот описание позиции другой стороны в записках чиновника (с мая 1823 г.) по управлению Новороссийской губернии и Бессарабской областью (а в 1824-1826 гг. вице-губернатора) Ф.Ф. Вигеля, являвшегося - что весьма важно подчеркнуть - сторонником воронцовской линии (в мемуарах он пытался представить себя даже ее изобретателем):
« Когда, в конце 1815 года, Государь вторично воротился из Парижа, вспомнил Он о сделанном Им в эти шумные годы небольшом завоевании, на которое дотоле Он не обращал внимания. Бессарабия была сперва управляема, по гражданской части, престарелым молдавским бояром, русским действительным статским советником, Скарлатом Дмитриевичем Стурдзою, по военной генерал-майором Иваном Марковичем Гартингом. Первый скоро умер, и обе власти соединились в руках последнего.
Неустройствам там не было конца, самоуправление было чрезмерное. Сын умершего Стурдзы, столь известный Александр Скарлатович, находился тогда при уважаемом Государем статс-секретаре Каподистрии, был его другом и сотрудником. Исполненный тогдашних идей и зная склонность Александра отделять от России сделанные ею завоевания, он затеял из частицы своего отечества сделать маленькое образцовое государство с представительным правлением.
Граф Иоанн Антонович Каподистрия (1776-1831) - уроженец греческого острова Корфу, выпускник медицинского и философского факультетов Падуанского университета. После Тильзитского мира 1807 г был принят на русскую службу в Министерство иностранных дел (1809). Секретарь русского посольства в Вене (1811), управляющий дипломатической канцелярией русской Дунайской армии (1812), получив там поручение выработать проект административного устройства Бессарабии. В следующем году в качестве начальника Императорской канцелярии сопровождал Александра I. Заметно проявил себя на Венском конгрессе 1815 г., что повлияло на его стремительную карьеру. В 1815 г. он статс-секретарь, а с августа следующего года уже управлял Министерством иностранных дел. Должность эту он занимал вплоть до 1822 г., когда из-за сочувствия революции в Греции был сначала отправлен в отпуск для поправки здоровья, а в 1827 г. получил формальную отставку. В апреле 1827 г. был избран правителем Греции. Убит в результате нападения на него 9 октября 1831 г.
Через Каподистрию он успел в том: подольский военный губернатор Алексей Николаевич Бахметев назначен полномочным наместником в Бессарабскую область, и она сделана независимою от власти Сената и наших министров. Еще хотелось ему, чтобы, по примеру Польши и Финляндии, назначен был для нее особый министр-статс-секретарь, и это желание отчасти исполнилось. Граф Каподистрия согласился докладывать Государю по делам нового края, а Стурдза, заправляя ими, приготавливать доклады, и некоторым образом сделался статс-секретарем по сей части.
Таким образом продолжалось до 1821 года, до возвращения Государя из Лайбаха. Когда греки восстали на турок, положение России в отношении к сему делу было самое затруднительное. Возмущение сие совпадало с другими совершившимися на Западе, казалось, в тайной связи с ними и как бы продолжением мятежной цепи от Тага до Босфора. Стараясь усмирять одних, как можно было явно помогать другим против султана, законного владыки, в нарушение святости трактатов?
Католический мiр, французское правительство и особенно Австрия открыто держали сторону турок; Англия, по обыкновению, смотрела спокойно на резню народов. Нам же, с другой стороны, без всякого участия внимать воплям наших братий, наших единоверцев, наших первых наставников и учителей во святой нашей вере, было невозможно. Все народы европейские, вся Россия взывали к Государю; а Турция, тайно подстрекаемая, вероятно, самими же либералами, своими дерзкими поступками сама вызывала нас на бой.
Демократический дух этого возмущения один уже должен был нас от того удерживать. Целому свету известна тут умеренность Александра; по моему мнению, никогда не поступал Он столь осторожно, столь благоразумно и, смею прибавить, столь справедливо. Греку Каподистрии, которого турки подозревали, обвиняли и который явно показывал республиканские наклонности, оставаться при нем долее было бы трудно. Он оставил и нашу службу и Россию; за ним последовал и Стурдза, вышел в отставку и поселился в южном крае» (Ф.Ф. Вигель «Записки». Кн. II. М. 2003. С. 1028).
Портрет А.С. Стурдзы из фондов Одесского художественного музея.
Александр Скарлатович Стурдза (1791-1854) поступил на службу в Министерство иностранных дел Российской Империи 1810 г. сначала на должность писца, потом чиновника особых поручений, а в 1811 г. драгомана (переводчика), поскольку, кроме русского и румынского, свободно владел греческим, немецким, французским и латинским. В 1812 г. он занимал пост секретаря при главнокомандующем Дунайской армией адмирале П.В. Чичагове, а в 1814 г. его прикомандировали к российскому посольству в Вене. Здесь он принимал участие в Конгрессе 1815 г., после которого уехал в Париж в качестве секретаря графа И.А. Каподистрии. По поручению Императора Александра I во время Аахенского конгресса 1818 г. написал для его участников записку о германских университетах, как рассадниках революционного духа и атеизма. В 1820 г. для делегатов конгресса в Троппау составил замечания о революциях в Испании и Неаполе и о внутренних делах в Австрии. В 1821 г. принимал участие в работе конгресса в Лайбахе. Испросив в октябре 1821 г. в Петербурге безсрочный отпуск, поселился в Одессе. Оттуда он внимательно следил за развертывавшейся в Греции Этерией, помогал беженцам. В связи с этим он составил и издал специальную записку на французском языке «Греция в 1821 и 1822 гг.» (Лейпциг. 1822). Скончался 13 июня 1854 г. в бессарабском имении своей сестры в Манзыре. Похоронили Стурдзу на Воскресенском кладбище в Одессе.
При случае Ф.Ф. Вигель представил графу М.С. Воронцову свою «Записку о Бессарабии». «Прочитав ее, дня через два сказал он мне: “знаете ли вы, что вы с глаз моих как будто сняли повязку; так явственно изображены положение края и характеры людей”. Можно представить себе что я почувствовал, услышав такие слова из уст человека, которого мнение так высоко я ценил. Надобно знать, что в это время необыкновенно-умный и хитрый Брунов, с большими, основательными теоретическими познаниями, имел великое влияние на графа. Настроенный Александром Стурдзой, с коим имел тесные связи, он настаивал, чтобы в Бессарабии молдавские права и обычаи были не только сохранены, но еще более распространяемы, и чтобы там введено было какое-то новое судопроизводство; одним словом, чтобы страна сия еще более отрезана была от России. Доводы его были так сильны и умны, что должны были нравиться человеку, воспитанному в конституционном государстве» (Там же. С. 1075).
При таких обстоятельствах весьма важным для Ф.Ф. Вигеля было свести знакомство и с самим А.С. Стурдзой. Путь к этому лежал через весьма влиятельную его сестру (с обоими в свою бытность в Одессе общался поэт):
«…Под именем графини Эделинг находилась тут женщина, которой Каподистрия обязан был доверенностью Александра […] При Дворе, где почти всегда красота предпочиталась уму, в Роксандре Скарлатовне Стурдзе видели только безобразнейшую из фрейлин, и все от неё отдалялись, как нечаянный случай сблизил ее с Императрицей Елисаветой Алексеевной. Тогда ее распознали и невольно стали благоговеть пред необыкновенным превосходством её ума.
Графиня Р.С. Эдлинг-Стурдза: литография из собрания князя А. Гагарина и первое из обнаруженных изображений графини в кишиневской рукописи А.С. Пушкина, датирующееся апрелем 1821 г. (Л.А. Краваль «Графиня Роксандра Эдлинг в жизни Пушкина» // «Кодры». Кишинев. 1991. № 6. С. 194).
Графиня Роксандра Скарлатовна Эдлинг (1786-1844), урожденная Стурдза - после переезда ее семьи в Петербург в 1801 г. близко сошлась с братьями графами де Местрами, графом Каподистрией, Инсиланти. В 1811-1816 гг. состояла фрейлиной при Императрице Елизавете Алексеевне. Во время пребывания в Веймаре познакомилась со своим будущим мужем - графом Альбертом Каэтаном фон Эдлингом (1792-1841), министром иностранных дел и гофмаршалом Веймарского герцога, вместе с которым в 1822 г. поселилась в пожалованном ей Государем имении Манзырь в Бессарабии, время от времени выезжая для лечения за границу. Скончалась 16 января 1844 г. и была похоронена на Воскресенском кладбище в Одессе.
Государыня взяла ее с Собой за границу, и на Венском конгрессе все отличные мужи и многие принцессы искали её знакомства, а некоторые и сдружились с ней. Лишившись надежды выйти за Каподистрию, встретила она человека, с которым была счастливее, чем бы, может быть, с этою знаменитостью. Граф Альберт Эделинг, обер-гофмейстер Саксен-Веймарского двора, был один из тех старинных немецких владельцев - баронов, честных, добродушных, благородных, коих тип сохранился ныне только в романах Августа Ла-Фонтена, которых также едва ли ныне найти где можно. Он душою полюбил девицу Стурдзу, и она его; сочетавшись с нею браком, он согласился оставить отечество и поселиться с нею в южной России.
Манзырь - так назвала поместье, образованное после пожалования Царем 10 тыс. десятин земли, его владелица графиня Р.С. Эдлинг. Находилось оно в Бендерском уезде Бессарабской области (с 1945 г. село Лесное Тарутинского района Одесской области). Переселенцами из Центральной России (людьми свободными, не крепостными) здесь была образована земледельческая колония, образцовая для того времени: с храмом, садом, приходским училищем, аптекой и госпиталем.
Наружностью её плениться было трудно: на толстоватом, несколько скривленном туловище, была у неё коровья голова. Но лишь только она заговорит, и вы очарованы, и даже не тем, что она скажет, а единственно голосом её, нежным, как прекрасная музыка. И когда эти восхитительные звуки льются, льются, что выражают они? Или глубокое чувство, или высокую мысль, или необыкновенное знание, облеченное во всю женскую грациозность, и притом какая простота! Какое совершенное отсутствие гордости и злобы! Превосходство души равнялось в ней превосходству ума.
Из Бессарабии, где у неё были родные, писали к ней обо мне чудеса, и оттого-то сею четою был я принят, можно сказать, с отверстыми объятиями. Во мне оставалось еще довольно греколюбия, филлэлинства, чтобы и с этой стороны ей угодить. Как любил я ее в эти минуты, когда, всегда спокойная, она вдруг приходила в восторг при имени геройски борющейся тогда Греции. Ну, право, житье мне было: посмеявшись с графиней Гурьевой, наглядевшись на графиню Ланжерон, спешил я наслушаться графиню Эделинг. Лишивши меня полуцарских милостей Воронцовой, судьба послала мне взамен большие утешения.
Графиня Р.С. Эдлинг. Портрет, приложенный к журналу «Русская Старина» (1896), и рисунок А.С. Пушкина 1835 г. Поэт мог встречаться с графиней Р.С. Эдлинг еще в Царском Селе, когда та была фрейлиной Императрицы Елизаветы Алексеевны; затем в 1819-1820 гг. в Петербурге. Выйдя замуж, в 1822 г. она поселилась в подаренном ей имении Манзырь в Бессарабии, где в это время находился и А.С. Пушкин.
На изображении из пушкинской рукописи ей в это время 49 лет. «Портрет легко узнаваем: выступающий подбородок, крупный нос; излюбленной формы чепец и большой воротник приняли вид средневекового монашеского капюшона с оплечьем, как бы подчеркивая углубленность в религию Роксандры Скарлатовны. […] Печально она рассматривает сквозь очки нечто на своих растопыренных пальчиках. Но что? Крупным планом дается рисунок части руки с перстнем-печаткой.. Считается, что это пушкинская рука и пушкинский перстень-талисман. Возможно. Но ведь известно, что из Одессы Пушкин получал письма, запечатанные подобным перстнем. Предполагается, что это были письма графини Е.К. Воронцовой. Но портрет Р.С. Эдлинг рядом с зарисовкой кольца-печатки подтачивает эту легенду» (Л.А. Краваль «Графиня Роксандра Эдлинг в жизни Пушкина». С. 197).
Почти также, как у г-жи Эделинг, был я принят у брата ее, Александра Скарлатовича Стурдзы. Сперва два слова о матери и о жене его. Первая казалась весьма умна и всегда сердита, имя ей было Султана. Другая, дочь знаменитого немецкого врача Гуфланда, принадлежала к числу тех прежних немок, кои, будучи домашним сокровищем, единственно супругами и матерями, не имели никакой наружной цены и не искали её.
Отца его, Скарлата Димитриевича, лет десять как не было на свете. Преданный России, он в последнюю войну с турками при Екатерине бежал из Молдавии и, кажется, лишился части своего имения; за то щедро был он вознагражден богатым поместьем близ Могилева, чином действительного статского советника и Владимiрской звездой. Он был женат на вышереченной Султане, дочери Молдавского государя князя Мурузи.
Три поколения из сей фамилии за Россию в Цареграде прияли мученическую смерть. И сия пролитая кровь, налагая на нас долг благодарности, должна бы и в них возродить привязанность к нашему отечеству; но не совсем оно так было. В глубокой старости на Скарлата Стурдзу возложено было тяжкое бремя управления новоприобретенной Бессарабии; он, видно, изнемог под ним, ибо вскоре умер.
Изобразить самого Александра Стурдзу не безделица: в этом человеке было такое смешение разнородных элементов, такое иногда противоречие в мнениях, такая выспренность в уме; при мелочных расчетах в действиях, он так весь был полон истинно христианских правил и глубокого, неумолимого злопамятства, осуждаемого нашею верою, что прежде чем начертать его образ, надлежало бы, если возможно, химически разложить его характер.
Грек по матери, он более сестры принимал участие в судьбе эллинов; молдаван по отцу, он искренно любил своих соотечественников и всегда горячо за них вступался, забывая, что они враги его любезным грекам. Едва не сделавшись в Германии жертвою преданности своей к законным престолам, он обожал её философию и женился на немке. Желая светильник наук возжечь на Востоке, он сей священный огонь хотел заимствовать у поврежденной уже в рассудке Европы. Друг порядка и монархических установлений, он мечтал о республике под председательством Каподистрии. Друг свободы, он ненавидел Пушкина за его мнимо-либеральные идеи. [Это последнее ядовитое замечание весьма предвзятого и язвительного мемуариста было весьма далеким от действительности. - С.Ф.]
Он был всё; к сожалению только совсем не русский. Воспитанный в Могилевской губернии, не понимаю, как он мог приобрести запас учености, с которым вступил на дипломатическое поприще; в знании языков древних и новейших мог бы он поспорить с Меццофанти. С 1815 года сделался он известен вместе с покровителем и другом своим, Каподистрией, в 1822 вместе с ним сошел со сцены (как где-то уже я сказал), и на покое, также как ныне я, строил историческо-политические воздушные замки.
Фрагмент черновой рукописи А.С. Пушкина второй главы романа «Евгений Онегин». Одесса. Начало ноября 1823 г. Слева два профиля графа И.А. Каподистрии. За ними изображение графини Р.С. Эдлинг. Под профилями графа Каподистрии изображение ее брата - А.С. Стурдзы. Под ним фрагмент автопортрета А.С. Пушкина (Л.А. Краваль «Графиня Роксандра Эдлинг в жизни Пушкина». С. 194-198).
Мне весьма памятны его беседы со мной; ибо, вследствие их, мнения мои о делах Европы и Востока начали изменяться. Он не скрывал желания своего видеть Молдовлахию особым царством, с присоединением к ней Бессарабии, Буковины и Трансильвании. Освобождением одной Греции, по мнению его, дело на Востоке не должно было кончиться.
Из слов его заметить было можно надежду, что греки, окрепнув, через несколько лет одолеют окончательно прежних притеснителей своих, восстановят по прежнему Императорское достоинство в Константинополе, и что, исключая Молдовлахии, все народы, живущие на Север от сей столицы вдоль по Дунаю, войдут в состав сей возобновленной империи. Угадывая его мысль, я отвечал на нее тем, что сие весьма было бы желательно, но что исполнение мне кажется невозможным. В кратковременное пребывание мое в Кишиневе (сказал я ему), мог я убедиться от живущих в нём болгаров, сербов, арнаутов, как все славянские народы не терпят греков, и уверен, что их владычеству предпочтут они даже турецкое иго. “Мудрое правление - отвечал он - будет всегда уметь заставить полюбить свою власть”.
И поныне сии господа уверены, что восстановят Греческую империю. Да когда же была Греческая империя? Был новый Рим, Римская Восточная империя; и Константин, и Феодосий, и Юстиниан, и даже Ираклий были римляне. Гораздо позже, когда завоевания готов, славян и турецких племен сузили сие царство до того, что во владении своем имело оно только то, что составляло древнюю Грецию, тогда только начали появляться на престоле Комнины, Дукасы и Палеологи. По мнению г. Тютчева, сия Восточная Римская, отнюдь не Греческая, империя никогда не переставала существовать, а перенесена только с Босфора на берега Москвы-реки, а потом на Неву» (Там же. С. 1081-1083).
Эту узость мышления пытался в свое время преодолеть известный русский мыслитель и дипломат К.Н. Леонтьев (1831-1891), скончавший свои дни монахом у стен Лавры Преподобного Сергия.
«Цветущая сложность», каковой Константин Николаевич почитал Империю, не есть построенное по ранжиру, стриженное под одну гребенку единообразие. Это не Армия - один из главных институтов и важнейший инструмент Империи, но, тем не менее, вовсе не ее модель. Не машина (пусть даже идеальная), а живой, меняющийся организм.
В самом общем виде (без нюансов, иногда очень важных) К.Н. Леонтьев грядущее освобождение Царьграда, которое он считал неизбежным, связывал с созданием вокруг него Великого Восточного Союза, в состав которого должны были войти не только греки, славяне и румыны, но и нехристианские народы: персы и те же турки.
М.М.Иванов. «Российская эскадра под командованием Ф.Ф. Ушакова, идущая Константинопольским проливом 8 сентября 1798 года». Бумага, акварель. 1799 г. Русский музей.
Одним из ближайших его сотрудников в последние годы жизни был любимейший ученик Леонтьева - Иван Иванович Кристи (1861-1894), сын богатого бессарабского помещика, племянник настоятеля Ново-Нямецкого монастыря игумена Феофана, возрождавшего в Бессарабии традиции старца Паисия Величковского. Вполне понятен в связи с этим интерес, который он уделял осмыслению возможного участия в этом будущем проекте своих соотечественников.
Выпускник Катковского лицея и Московского университета (кандидатское сочинение писал под руководством В.О. Ключевского) И.И. Кристи. Впоследствии он слушал лекции в Гейдельберге, был вольнослушателем Московской духовной академии. В Троице-Сергиевой Лавре часто посещал старца Варнаву Гефсиманского, близко сошелся с будущим епископом Никоном (Рождественским). (Сведения О.Л. Фетисенко.)
В одном из первых своих писем К.Н. Леонтьеву, написанном в имении своего отца 2 июня 1883 г., И.И. Кристи делится своими мыслями:
«Знаете, между прочим, о чем я думаю здесь много? Какое место займет и должна занять молдаво-валахская нация после взятия Царьграда, каким элементом она должна стать в будущей православной культуре. Я не говорю о румунах княжества, которые стали такими же пошлыми буржуа, как и французы, но там, в простом народе, и у нас есть миллионы православных менее горячих, чем греки, менее мягких, чем славяне. Притом нужно сказать, наши бессарабские, под влиянием ли русских, стали более апатичны, а также эгалитарны, в особенности интеллигенция, которая почти не отличается от русской, разве известной грубостью (внешней). А вот кто мне по нескольким образцам страшно понравился, это дворянство молдавское, перешедшее к Австрии при разделении Буковины. […]
Буковинские румыны у традиционного дома:
https://humus.livejournal.com/4009918.html
Представьте себе что-то среднее между хорошим польским паном и нашим дворянином. Меньше чванства, чем у поляка, но оттенок такой боярства. Да и по рассказам, знаете, видно - феодализма еще у них в нравах много: замки, псарни, охоты, словом - хорошего типа барин и притом православный. Вероятно, они заразились немного слепой верой в конституцию, но все-таки я видел, что это элемент, эгалитарности не сочувствующий и к России расположенный, Это может пригодиться нам, и это меня наводит на мысль, что действительно наш путь в Царьград через Вену не оттого, чтобы иначе нельзя было взять его, но чтобы не потерять тамошних православного и славянского элемента» (К.Н. Леонтьев Полн. собр. соч. в 12 томах. Приложение. Кн. 2. СПб. 2016. С. 56-57).
Буковинские румынки.
Такого рода взгляды открывали для Имперского проекта новые горизонты. Однако решающего влияния на реальную политику, увы, не оказали. Как писал тот же И.И. Кристи (Леонтьеву эта мысль была особенно близка; он ее особо выделял): «Можно рисовать в воображении очень красивые и даже правдоподобные картины будущего, но из них нельзя выводить исторических законов и ими обусловливать необходимость того и другого шага в настоящем» (К.Н. Леонтьев. Полн. собр. соч. в 12 томах. Приложение. Кн. 2. СПб. 2016. С. 174).
То, к чему вело последовательное проведение в жизнь победившей точки зрения (размывание народа, атрофия языка), понимали и сторонники такого подхода, не чувствуя в этом, однако, угрозы, находя запущенный ими процесс если и не полезным, то, по крайней мере, безвредным, естественным.
Для примера приведем отрывок из тех же записок Ф.Ф. Вигеля, содержащий размышления, возникшие у него весной 1826 г. в связи с увиденным после пересечения Днестра - административной и естественной границы Бессарабской области:
«Переправившись чрез сию реку, которая от неё, казалось, навсегда меня отделила, я стал дышать свободнее. Городок Дубоссары до присоединения Бессарабии был значительным пунктом: в нём находилась пограничная почтовая контора, через которую проходила вся русская переписка с Константинополем. Пока линии таможенная и карантинная не были сняты на Днестре, городок сей всё еще казался оживленным; ныне же, будучи заштатным, безуездным, говорят, приходит в упадок.
Многие думали, и я в том числе, что эта сторона Новороссийского края населена выведенными из Украины крестьянами; но нет: в двух уездах, Ольвиопольском и Тираспольском, остались первобытные жители, молдавские хлебопашцы. После Ясского мира, с 1792 года, частые сношения их с земляками заднестровскими должны были прекратиться, и в тоже время начали они сближаться с соседями своими, малороссиянами, с коими и в обычаях, и в одеянии, и в образе жизни имеют совершенное сходство. Время ныне до того уподобило их украинцам, что они забыли молдавский язык.
Вот что случилось, как утверждают, и в трех северных цинутах бессарабских; вот что неизбежно последует с целою Молдавией, если она присоединена будет к России, не составляя особого, отдельного княжества» (Ф.Ф. Вигель «Записки». Кн. II. М. 2003. С. 1190).
Филипп Филиппович Вигель (1786-1856) - в 1815-1818 гг. член парамасонского кружка «Арзамас» («Арзамасского общества безвестных людей»); состоял на службе в Московском архиве Колллегии иностранных дел. По протекции графа М.С. Воронцова получил назначение вице-губернатором Бессарабии (29.12.1825-21.6.1826). Позднее был Керчь-Еникальским градоначальником и директором Департамента иностранных исповеданий. Автор известных «Записок», полное издание которых (в семи частях) вышло в 1892 г.
Такая участь уготована была не только людям простым, но и высокообразованным интеллектуалам, носителям национальной культуры и идентичности.
Тот же историк и писатель А.Н. Накко, когда-то высокопоставленный бессарабский чиновник, выехал в конце концов в Одессу, где издавал свои труды и скончался. Л.А. Кассо также жил и скончался не на родине, а в Петербурге. Книги, написанные ими об истории края и изданные ими по необходимости на русском языке, как оказалось, не утратившие с годами своей значимости, были впоследствии переведены на румынский и напечатаны в Бухаресте и Яссах.
Запечатленное Вигелем в его записках положение вещей на примыкавших к Бессарбии землях на левом берегу Днестра нашло отражение в бытовавшей там поговорке: «Мама рус, папа рус, а Иван - молдаван».
В годы последовавшей вслед за большевицким переворотом смуты это породило нешуточные проблемы, до сих пор должным образом не осмысленные:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/162421.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/162938.html
У войны на Днестре 1992 г. - те же корни.
Однако значение этого явления и еще много шире; оно вовсе не ограничивается одним Приднестровьем/Транснистрией.
Всё это «человеческое море» к востоку от Днестра является составной частью гигантского явления (сущность которого то ли не хотят, то ли боятся изучить или уж не в состоянии и осмыслить) под условным названием «Новороссия», по временам дающего о себе знать Urbi et orbi: говорящая на т.н. суржике общность людей, ментально и морально готовая к формовке хоть в «советский народ», хоть в «Русский мiр», связь которого с Исторической Россией, однако, весьма и весьма условна.
Утрата языка и денационализация по всем прочим параметрам, приводящая якобы к обретению «новой идентичности», вещь соблазнительно-иллюзорная и весьма опасная, ибо ведь не зря говорят: кровь в воду не превращается, - что отсылает нас к Св. Писанию: «душа тела в крови», «кровь есть душа» (Лев. 17, 11; Втор. 12, 13).
Продолжение следует.