РОССIЙСКАЯ ИМПЕРIЯ и||und DEUTCHES REICH (15)
«Николаевцы» (окончание)
«Чем ближе узнаете наших Владык, тем дальше от них будете...»
Митрополит Киевский ФЛАВИАН (Городецкий)
(«Воспоминания товарища Обер-Прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахова». Т. I. М. 1993. С. 62).
Третьим лицом, о котором в связи с Великим Князем Николаем Николаевичем мы считаем необходимым сказать особо, был протопресвитер военного и морского духовенства о. Георгий Шавельский. О нем мы уже не раз писали. Наиболее подробно в предпоследней книге нашей серии о Царском Друге «Ложь велика, но правда больше...» (М. 2010), в главе с характерным названием: «Оборотень». Вот почему на сей раз мы скажем о нем немного - лишь в связи с его взаимоотношениями с Великим Князем и некоторыми последующими фактами его биографии, которые как нельзя лучше высвечивают нутро этого неискреннего двуличного человека.
Протопресвитер Георгий Шавельский. Рисунок художника И.К. Дряпаченко (1881-1936) для Ратной Палаты в Царском Селе. 1916 г.
По словам адмирала А.Д. Бубнова, «в деятельности Великого Князя по ведению войны и в его заботах о благе России два лица занимали место в непосредственной его близости и могли иметь на него влияние; эти лица были: генерал Ю.Н. Данилов и о. Георгий» (А.Д. Бубнов «В Царской Ставке». С. 33). Обычно за обеденным столом Великий Князь сидел рядом с Янушкевичем и о Георгием (П.К. Кондзеровский «В Ставке Верховного». С. 32).
Во многом именно благодаря этому особому влиянию Шавельского на Николая Николаевича, в Ставке, по словам М.К. Лемке, «все относятся к нему с большим внешним почтением» (М.К. Лемке «250 дней в Царской Ставке. 1914-1915». С. 47). «Великий Князь, - замечал генерал П.К. Кондзеровский, - особенно ценил и почитал о. Георгия, с которым вообще был близок, а в тяжелые минуты особенно любил искать у него утешения, открывая свою душу» (П.К. Кондзеровский «В Ставке Верховного». С. 25).
Такое почитание оказывало влияние и на ближайших сотрудников Николая Николаевича. «Редко когда можно было встретить среди иерархов [sic!] Церкви, - утверждал адмирал А.Д. Бубнов, - столь проницательного, мудрого и обаятельного по своим высоким качествам человека. […] …О. Георгий имел большое влияние на Великого Князя, которому он был чрезвычайно предан, видя в нем спасителя России» (А.Д. Бубнов «В Царской Ставке». С. 33).
Великий Князь Николай Николаевич и члены его штаба перед походной церковью в Ставке. Барановичи. Март 1915 г.
Благодаря малоизвестности сей личности о нем и до сих пор выдумываются невесть какие легенды. Так, ссылаясь на воспоминания неназванных, к сожалению, авторов, утверждают, что о. Георгий был якобы «человеком простым, при этом в его поведении чувствовался аристократизм» (Е.В. Дроботушенко «Православие в малоизвестных трудах богослова и историка Церкви протопресвитера Г.И. Шавельского» // «Гуманитарный Вектор». Чита. 2011. История и политология. № 3 (27). С. 80). На основании изучения архивного фонда протопресвитера тот же исследователь (декан исторического факультета гуманитарно-педагогического университета в Чите), навеличивая своего героя «богословом и историком Церкви», приходит к выводу, что Шавельский «являлся лидером, своеобразным знаменем для ярых монархистов» (Там же. С. 83).
Трудно, конечно, судить, какой смысл вкладывают люди в понятие аристократизм, но всё же есть, как нам представляется, некоторые параметры, которые не в силах преодолеть даже пресловутая политкорректность.
Вот, между прочим, свидетельство в связи с этим человека, в течение длительного времени имевшего возможность наблюдать за о. Георгием едва ли не каждый день: «Протопресвитер Шавельский - по виду совершенный еврей, отдаленно он и есть его потомок» (М.К. Лемке «250 дней в Царской Ставке. 1914-1915». С. 47 Не мог, конечно, подлинный аристократ и с превосходящими его по положению особами быть сахаром-сахаровичем, а с зависимыми - брезгливо презрительным. Отец же Георгий был. «Он был неприятен, - свидетельствовал один из его современников, - сосредоточен, неприветлив и угрюм» («Воспоминания товарища Обер-Прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахов». Т. I. С. 51).
«Мне знаком был этот тип людей, - писал в другом месте своих мемуаров князь Н.Д. Жевахов, - и психология о. Шавельского меня не удивляла... Случайные сановники редко привыкают к своему положению настолько, чтобы не иметь нужды подчеркивать его, и часто делают это такими способами, какие только выдают их скромное прошлое. Не заносчивость и самоуверенность о. Шавельского, граничившая с невоспитанностью, шокировали меня, а удивляло меня то искусство, с которым этот маловерующий и ловкий человек мог войти в доверие к столь глубоко религиозному и мистически настроенному Государю» (Там же. С. 46).
Смотр войск в Ставке в Барановичах. Слева колокольня.
«Психология духовных сановников всегда казалась мне странной, - заявил во время разговора о Шавельском один из сослуживцев князя. - По мере движения вверх по ступеням иерархической лестницы, они старались все глубже проникать в доныне чуждую им среду, приноравливаться и приспособляться к ней и все более заражались мiрскими настроениями, удалялись от веры, а затем и перестали даже выносить верующих мiрян. Они забывали при этом, что, стремясь к одной цели, достигали как раз противоположную... Разве “духовный сановник” не есть нечто взаимно друг друга исключающее!.. И неужели ленты и звезды на рясе могут кому-нибудь импонировать!.. Они только унижают рясу... И насколько простенький, смиренный батюшка, если он, к тому же, сельский, в заброшенном каком-нибудь селе, притягательнее пышных Владык”...» (Там же. С. 61).
Обстановка в Ставке, сохранившаяся здесь по инерции и при Государе, хорошо видна из слов архиепископа Могилевского Константина: «Таков, уже заведенный здесь порядок. Шавельский - здесь всё... Он безотлучно при Государе, и завтракает, и обедает, и вечера там проводит; а я и мой викарий - мы в стороне, разве только в высокоторжественные дни увидим Государя в соборе, или к завтраку, иной раз, позовут...» (Там же. С. 50).
Архиепископ Константин (Булычев, 1858-1928) - происходил из купеческой семьи Вятской губернии. Окончил физико-математический факультет С.-Петербургского университета со степенью кандидата (1881) и С.-Петербургскую Духовную академию со степенью кандидата богословия (1894). Пострижен в монахи (1892), рукоположен в иеромонаха (1893). Архиерейская хиротония (1901). Епископ Могилевский и Мстиславский (4.11.1911). Возведен в сан архиепископа (6.5.1915). Награжден бриллиантовым крестом для ношения на клобуке (5.10.1916). Участник Поместного Собора 1917-1918 гг. В связи с захватом Могилева немцами в октябре 1918 г. переехал в Гомель. Арестован 29 июля 1919 г. за служение панихиды по убиенному Государю и «выступления с кафедры против советской власти». Содержался в Бутырской тюрьме. В декабре 1919 г. приговорен к лишению свободы вплоть до окончания гражданской войны. Освобожден по ходатайству верующих в мае 1920 г. В 1923 г. уклонился в обновленческий раскол. Скончался 26 июня 1928 г. в Москве без воссоединения с Церковью
На снимке Владыка запечатлен в парке штаба Царской Ставки в Могилеве. 1916 г.
Князь Н.Д. Жевахов так прокомментировал эти слова Владыки: «Архиепископ Константин и его викарий, Преосвященный Варлаам, епископ Гомельский, не только не играли никакой роли в Ставке, но и находились под гнетом всесильного протопресвитера Шавельского, крайне недружелюбно относившегося к монашеству вообще... Во избежание трений, они оба сторонились от Г.И. Шавельского, как сторонились от него и все прочие епископы, не скрывавшие, притом, неприязни к нему...» (Там же).
Епископ Варлаам (Ряшенцев, 1878-1942) - родился в купеческой семье в Тамбовской губернии. Окончил Казанскую Духовную академию со степенью кандидата богословия (1900). Принял монашеский постриг (1901). Тогда же рукоположен в иеромонаха. Хиротонисан во епископа Гомельского, викария Могилевской епархии (13.1.1913). При наречении в архиерейский сан сказал: «Времена ныне наступили тяжкие: многие отступают от веры, восстают на Христа и на Его Святую Церковь. Ныне... нужно защищать истину и громко свидетельствовать о ней, быть как бы исповедником. А быть исповедником - значит быть и священномучеником. Таков и есть путь святительский». Впоследствии архиепископ. Арестовывался. Скончался в тюремных узах. Русской Православной Церковью Заграницей причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских (1981).
Вскоре Н.Д. Жевахов убедился, что власть о. протопресвитера распространялась много дальше Ставки и фронта. Вступив в должность товарища Обер-Прокурора Св. Синода он понял, что дела там «в сущности, решались архиепископом Арсением Новгородским и протопресвитером Шавельским, которого иерархи хотя и очень недолюбливали, но, из-за близости его к Государю Императору, изрядно побаивались» (Там же. С. 144).
К сожалению, Владыки не могли знать, что отношения Царя к о. Георгию были на самом деле более чем сдержанными. Государь это, по Своей скромности и деликатности, не афишировал. При этом - по разным причинам - не принимал Он и никаких решительных мер, дабы оградить добропорядочных людей от действий этого лишь слегка маскировавшегося злонамеренного человека. Осознававшему вред, который может нанести Шавельский, князю Жевахову оставалось лишь с горечью вздыхать: «Да ведь этот один человек погубит всю Россию... Бедный Царь, бедная Россия”...» (Там же. С. 46).
Что же до «монархизма», веры и смысла богословствования отца протопресвитера, о которых совершено бездумно пишут сегодня некоторые историки, то эта тема заслуживает отдельного, более обстоятельного разговора.
После отъезда Великого Князя на Кавказ их связи с о. Георгием не прервались, они только вынужденно приостановились, хотя переписка - через верных людей, с оказией - продолжалась.
В силу служебных обязанностей часто выезжавший в войска, на Кавказском фронте протопресвитер до октября 1916 г. ни разу не был. «От поездки туда, - признавался он, - меня удерживали особые обстоятельства. Дело в том, что с отъездом на Кавказ Великого Князя Николая Николаевича мне, по завету самого же Великого Князя, приходилось с особой осторожностью относиться к всему, что могло возбудить подозрение в Государе касательно моей близости и моего тяготения к Великому Князю. А моя поездка на Кавказ легко могла быть истолкована, как поездка не к войскам, а к опальному, враждебному Царице и будто бы опасному для Царя Великому Князю. Великий Князь, всегда чутко и тонко разбиравшийся в обстановке, хотя и очень хотел увидеть меня, но до конца сентября 1916 г. ни разу, ни в одном письме не намекал мне о своем желании. Он понимал всю опасность такой поездки. К октябрю 1916 года острота отношений между Царем и им сгладилась. За это же время успели рассеяться у Государя все подозрения и относительно меня. Только теперь Великий Князь определенно высказал свое желание, чтобы я побывал на Кавказском фронте. “Кавказские войска стоят того, чтобы вы посетили их”, - писал он мне в конце сентября 1916 г. Получив письмо Великого Князя, я тотчас доложил Государю о своем желании отправиться на Кавказский фронт» (Протопресв. Георгий Шавельский «Воспоминания последнего протопресвитера Русской Армии и Флота». Т. 2. М. 1996. С. 179-180).
Чудотворная Владимiрская икона Божией Матери рядом с Александровским (ныне Белорусским) вокзалом в Москве перед отправлением ее в Могилев, в Царскую Ставку.
Святыню отправили туда по желанию Императрицы Александры Феодоровны и Ее сестры, Великой Княгини Елизаветы Феодоровны в сопровождении протопресвитера Московского Успенского Собора Н.А. Любимова, протоиерея Н. Пшенишникова и протодиакона К. В. Розова.
Получив разрешение, о. Георгий отправился в путь. «Поезд наш должен был прибыть в Тифлис 11-го около 7 ч. вечера, а мы прибыли в 11 ч. вечера. Я был поражен множеством военных, выстроившихся на перроне вокзала. Оказалось, - по приказанию Великого Князя, встретить меня явились все чины огромного его штаба, с начальником штаба, генералом Л.М. Болховитиновым во главе, и все начальники частей. […] Я был уверен, что Великий Князь лег спать, - шел 12-й час ночи. Мою уверенность разделил и генерал Крупенский, сообщивший мне, что Великий Князь, по предписанию врача, ложится не позже 10 ч. вечера. Мои спутники очень удивились, когда, подъезжая к дворцу, мы увидели, что весь он залит огнями. Не оставалось сомнения, что Великий Князь, по случаю моего приезда, нарушил предписанный ему режим и поджидает меня. […] Эта встреча еще раз показала мне, какая за время совместного служения нашего в Ставке тесная связь образовалась между нами, и как он ценил ту нравственную поддержку, которую я оказывал ему» (Там же. С. 181, 183).
Для Великого Князя это, несомненно, был вопрос о власти, для отца Георгия - дворцовый переворот (нужно называть вещи своими именами) был только шагом на пути к крушению Русского Самодержавия и установлению любезного ему республиканского строя.
Прибытие Владимiрской иконы Пресвятой Богородицы в Царскую Ставку в Могилеве в субботу 28 мая 1916 г. перед праздником Пресвятой Троицы.
Но вот и встреча, разговор с глазу на глаз, быть может, в присутствии брата и обеих черногорок. Гость сам пишет, что, прежде всего, он «кратко ориентировал Великого Князя в положении дел, касавшихся, главным образом, Государя и Ставки» (Там же. С. 183-184).
Впоследствии «Великий Князь в беседах со мной проявлял чрезвычайный интерес ко всему, происходящему в Ставке после его увольнения, касавшемуся личности Государя, взаимоотношений лиц, Его окружающих, хода военных и государственных событий, влияния Распутина на Царскую Семью и на дела государственные и пр. Я, конечно, со всей искренностью отвечал на вопросы Великого Князя. Такой же искренностью и он отвечал мне, при оценке сложившейся в Ставке и Царском Селе обстановки.
- Положение наше катастрофическое; мы идем верными шагами к гибели. И Она (Императрица) всему причиной, - так можно резюмировать тогдашние рассуждения Великого Князя» (Там же. С. 185).
Тут же в мемуарах о. Георгия приводятся вот такие соображения: «Несмотря на то, что в положении Великого Князя был один для его возраста непоправимый дефект, - у него не было наследника, - мне кажется, что ни на одном из Великих Князей так легко не сошлись бы самые разнородные партии, как на Николае Николаевиче, если бы пришлось выбирать Царя для России. Все нутром чувствовали большие достоинства этого Великого Князя» (Там же. С. 182).
Как видим, всё предельно ясно и четко.
Чудотворная Владимiрская икона среди войск на позициях в районе сосредоточения IV армии (командующий генерал от инфантерии А.Ф. Рагоза) на Западном фронте. По возвращении с фронта Святыня оставалась в Ставке в храме Пресвятой Троицы вплоть до апреля 1917 г., когда, по приказу генерала М.В. Алексеева, была возвращена в Москву.
В последний раз о. Георгий видел Великого Князя осенью 1918 г., когда в течение недели, с 6 по 13 ноября, он гостил у Николая Николаевича в Крыму, в Дюльбере (Там же. С. 82).
Этому визиту предшествовали злоключения Шавельского, в результате пошедшей «не туда» революции. «30 сентября 1918 г., спасаясь от террора, я после трехнедельного, полного всевозможных приключений и опасностей, путешествия, пешком, на лошадях, на пароходе и по железной дороге, в одежде оборванца, с паспортом давно умершего крестьянина Скобленка, прибыл из Витебска в гетманский Киев» (Там же. С. 315).
Окончательно рассорившись там с митрополитом Антонием (Храповицким), о. Георгий и отправился в Крым искать поддержки Великого Князя (А.А. Кострюков «Протопресвитер Георгий Шавельский и Карловацкий Синод» // «Церковь и Время». М. 2006. № 1. С. 144). Но бывший его патрон сам находился в неопределенном положении и пришлось протопресвитеру ехать дальше. Прибыв 9 декабря в Екатеринодар, уже на следующий день, приказом генерала А.И. Деникина, о. Георгий Шавельский был назначен на должность протопресвитера военного и морского духовенства Добровольческой армии. С приходом генерала барона П.Н. Врангеля и частичной коррекцией политического курса Белого движения на Юге о. Георгий вынужден был оставить свой пост. 28 марта 1920 г. в качестве главы военного духовенства Вооруженных сил юга России его сменил епископ Вениамин (Федченков).
Не задержавшись ни на день в России, Шавельский в апреле 1920 г. выехал из Феодосии в Болгарию. Не успев толком там водвориться, он тут же вступил в конфликт с управляющим русскими церквями в Болгарии епископом Серафимом (Соболевым). Он демонстративно отказался встречать архиерея на вокзале (А.А. Кострюков «Преодолевший разделение. К жизнеописанию архиепископа Серафима (Соболева)» // «Церковь и Время». М. 2006. № 3. С. 102-103). Не умел и не хотел о. Георгий никому подчиняться, таково уж было врожденное свойство его жестоковыйного характера. Владыка не стал углублять конфликт, не обратив на это внимание, но необрезанное сердце протопресвитера это нисколько не тронуло.
Такое нахальное поведение не могло, разумеется, остаться без ответа. В эмиграции мнение об отце Георгии в традиционной церковной среде как о масоне, шпионе и ренегате ещё более укрепилось (А.А. Кострюков «Протопресвитер Георгий Шавельский и Карловацкий Синод». С. 141). Он не смог участвовать в Соборе Зарубежной Церкви 1922 г. в Сремских Карловцах, поскольку не получил въездной визы в Королевство СХС. Более того, с кафедры Собора в адрес Шавельского открыто звучали обвинения в соучастии в разложении Русской Армии (Там же. С. 143-144). Епископ Вениамин (Федченков) вообще заявил, что «революция в России произошла благодаря стараниям паствы о. Георгия»:
https://omiliya.org/article/sluzhenie-protopresvitera-georgiya-shavelskogo-v-emigratsii-andrei-kostryukov.html
Главнокомандующий армиями Северного фронта генерал Н.В. Рузский с офицерами своего штаба. Слева за ним - о. Георгий Шавельский.
Возможно, речь шла о русском генералитете, который в свое время тщательно окучивал о. Георгий, но скорее всего, имелся в виду Николай Николаевич, предательская роль которого уже тогда была многим ведома.
Среди эмигрантов имели хождения листовки, в которых о. Георгия открыто называли одним из виновников трагедии России. Текст одной из них с истерической реакцией на нее Шавельского мы уже приводили в одной из наших книг (С.В. Фомин «Ложь велика. Но правда больше…». М. 2010. С. 391).
Однако едва ли не самый сильный удар нанес по нему напечатанный в 1923 г. в Мюнхене первый том мемуаров товарища Обер-Прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахова, автор которого обвинил главу военного и морского духовенства Российской Империи в маловерии и даже в глумлении над верою, в гордыне, высокомерии и заносчивости. Николай Давидович прямо писал о нем, как о «мало верующем человеке, одном из тех прогрессивных батюшек, для которых священнодействие являлось только обязанностью службы…» («Воспоминания товарища Обер-Прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахов». Т. I. С. 36).
Всё это были отнюдь не наговоры и не клевета. Сегодня даже официальные православные историки (с каким знаком неважно) пишут, что о. Георгий «всегда защищал идеи церковной демократии», активно поддерживал экуменизм и введение григорианского календаря. (А.А. Кострюков «Протопресвитер Георгий Шавельский и Карловацкий Синод». 137-139).
https://omiliya.org/article/sluzhenie-protopresvitera-georgiya-shavelskogo-v-emigratsii-andrei-kostryukov.html
Отец Георгий в эмиграции.
Исследовавший личный архив Шавельского историк Е.В. Дроботушенко отмечает, что в своем неопубликованном труде «Православная Церковь и экуменическое движение» о. Георгий «рассуждает о необходимости для православия экуменизма», приходя к выводу о «полезности» для православных участвовать в этом движении. В работе «О календаре» он уповал на то, что «недалеко то время, когда все Православные Церкви перейдут на Григорианский календарь». Наконец, в заметках «Наша церковная современность и уроки прошлого» Шавельский прямо пишет, что Русская Православная Церковь нуждается в реформе (Е.В. Дроботушенко «Православие в малоизвестных трудах богослова и историка Церкви протопресвитера Г.И. Шавельского». С. 81, 82, 83).
Словом, Шавельский был одним из тех гасителей духовного, которых еще в предреволюционную эпоху много расплодилось в Церкви.
Причину этого явления, исходя из примера пресловутого протопресвитера, весьма точно указал в своих мемуарах князь Н.Д. Жевахов, писавший, что главное «не в том, что пастыри плохи, а в том, что мiросозерцание всего человечества оторвалось от своей религиозной основы, что разорвалась нить, связывающая небо и землю, и нет потребности связать ее; что дух времени побеждает духа вечности, что утрачена вера в безсмертие и загробную жизнь... Отсюда все беды и несчастья каждого в отдельности и всех вместе... Отсюда это “некогда заниматься пустяками”, иначе - молиться Богу, глумление над явлениями высшего порядка, пренебрежение к голосу Божьему... Нужно вернуться и повернуть жизнь к ее религиозному центру, к ее источнику - Богу. Тогда все станет ясным и понятным; тогда не будут называть сумасшедшими тех, кого называют сейчас за то, что они порвали с этим центром; тогда другими станут и наши идеалы, одухотворится жизнь, люди перестанут говорить на разных языках... Обратите внимание на те слагаемые, из которых теперь составляется человеческая мысль, требующая общего признания. Там не только трафареты, но и трафареты преступные: там теории, черпающие свои корни в талмуде и ведущие к одной цели - уничтожению христианства.
И эти теории добросовестно изучаются и проводятся в жизнь близорукими христианами; на этих теориях зиждятся наука и литература; эти теории заложены в основу государственных преобразований, составляют фундамент прессы, руководящей общественным мнением и направляющей ее в заранее намеченное русло. Это называется “прогрессом”; в порабощении христианского мiра юдаизмом сказывается движение вперед, к которому так лихорадочно стремятся все, кто боится прослыть отсталым; а попытки охранить вековые начала христианской культуры осуждаются как невежество, как возвращение к “старому”, к предрассудкам, якобы созданным темнотою и суеверием, какое из корыстных целей поддерживается “попами”...
Разве вы не замечаете, что теперь христианину стало даже стыдно признаваться в том, что он христианин, что он еще верен Богу и считает себя обязанным выполнять заповеди Божии!.. Нет, дело не только в недостатках пастырей, а в самом духе времени, отравленном гонителями христианства. Здесь уже не единичные грехи и преступления, а массовая хула на Духа Святого, что не простится”...» («Воспоминания товарища Обер-Прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахов». Т. I. С. 61-62).
Эту ущербную духовность выдавали сам вид и стать протопресвитера, которую не могли скрыть ни шелковые рясы важного батюшки, ни лохмотья беглеца. Не случайно встретившийся с ним у Николая Николаевича в 1918 г. в Крыму капитан I ранга А.А. Свечин (1877-1933), женатый на дочери убитого в 1906 г. террористами адмирала Г.П. Чухнина, заявил в лицо о. Георгию, что тот «более похож на протестантского пастора, чем на православного священника» (Протопресв. Георгий Шавельский «Воспоминания последнего протопресвитера Русской Армии и Флота». Т. 2. С. 318).
Жесткая критика со стороны своих собратьев и соотечественников, от которой теперь, после исчезновения устроенной и защищенной жизни в Империи, негде было укрыться, заставили озлобленного, но при этом изрядно струсившего недавно еще всесильного протопресвитера искать себе более или менее безопасную норку.
В 1926 г., панически боясь прещений Зарубежного Синода, он спешно перешёл в юрисдикцию Болгарского экзархата и фактически порвал отношения с Зарубежной Церковью (А.А. Кострюков «Протопресвитер Георгий Шавельский и Карловацкий Синод». С. 135, 148).
Отец Георгий Шавельский в Болгарии.
Из этого примера ясно, что о. Георгию вновь было не до канонов, как еще совсем недавно, во время Великой войны, не до молитв перед чудотворной иконой Божией Матери (вспомним его знаменитое: «некогда заниматься пустяками»). Дело в том, что положение Болгарской Православной Церкви было в то время канонически ущербным из-за отлучения, наложенного на нее Вселенским Патриархом.
В Болгарской Церкви он получил место священника в храме Святой Седмочисленницы (семи святых просветителей болгарского народа - Кирилла , Мефодия и их учеников - Климента, Наума, Саввы, Горазда и Ангелария). Здесь о. Георгий служил до самой своей кончины.
Перед этим, правда, он предпринял еще одну попытку изменить свою судьбу. Случилось это уже после второй мiровой войны.
В июле 1946 г Патриарх Алексий (Симанский) пригласил Шавельского вернуться в СССР и занять должность профессора Московской Духовной академии. Шавельский сразу же согласился. Однако возвращение не состоялось.
Недавно стала известна характеристика, которую в письме от 7 мая 1948 г. дал священнику поверенный в делах СССР в Болгарии К. Левычкин: «…Белоэмигрант (комиссия отказала ему в восстановлении в советском гражданстве за активную антисоветскую деятельность), сторонник экуменизма, имеет сомнительные связи с американскими представителями в Болгарии, оказывает большое влияние на экзарха Стефана» («Власть и Церковь в Восточной Европе. 1944-1953. Документы российских архивов». Т. 1. М. 2009. С. 688).
В связи с планами Экзарха использовать Шавельского (а также протопресвитера Стефана Цанкова) для выступления на Совещании Глав и представителей Православных Церквей в Москве против Московской Патриархии, К. Левычкин предлагал прямо сказать Владыке Стефану, что кандидатура Шавельского в составе делегации «нежелательна как белогвардейца, не восстановленного в советском гражданстве за его активную деятельность против Советского Союза» (Там же. С. 690-691). Так сорвалась еще одна попытка о. Георгия попасть на крупный церковный форум, на сей раз в СССР.
Сохранилось также письмо председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпова от 2 сентября 1949 г. в МИД СССР В.А. Зорину, в котором он рекомендовал «устранение от занимаемых постов, а может быть, и привлечение к ответственности проф. Цанкова и протопресвитера Шавельского как главную агентуру западных экуменистов» («Власть и Церковь в Восточной Европе. 1944-1953. Документы российских архивов». Т. 2. М. 2009. С. 267).
Так, всеми отвергнутый, о. Георгий Шавельский и закончил свои дни в Софии 2 октября 1951 г.
Могила отца Георгий на Центральном Софийском кладбище.
Говоря о Николае Николаевиче и его ближайшем окружении, нельзя, конечно же, обойти вниманием его младшего брата - Великого Князя Петра Николаевича. Командир конвоя Н.А. Бигаев писал: «Если Великий Князь Николай Николаевич служил предметом преклонения и страха, то его Августейший брат являлся образцом простоты и полной доступности. В его обществе, в его семье человек как-то чувствовал себя человеком, равным, свободным, без натяжки»:
http://feb-web.ru/feb/rosarc/rac/rac-402-.htm?cmd=2#Автор
«Великий Князь Петр Николаевич, - свидетельствовал генерал А.А. Мосолов, - был уравновешеннее брата и походил на родительницу меньше его. Слабого здоровья, почти чахоточный, он не проявлял никаких стремлений к власти. Хотя и человек одаренный, Его Высочество не вкладывал в свое дело генерал-инспектора инженерных войск той пылкости, которую проявлял Николай Николаевич к своей кавалерии. Женатый на Милице Николаевне, дочери Князя Черногорского, он мало вмешивался в политические интересы жены и держался в стороне от всяких интриг» (А.А. Мосолов «При Дворе последнего Российского Императора». С. 89).
«…Главным его призванием, - отмечают биографы этого Великого Князя, - безспорно, являлись живопись и архитектура. Он пробовал свои силы в этих направлениях и достиг немалого профессионализма. В 1913 г. Петр Николаевич даже участвовал в выставках Императорской Академии художеств, проходивших в Санкт-Петербурге. В области архитектуры особенно увлекался церковным зодчеством. По его проекту велось строительство храма-памятника русским-воинам, павшим в кампанию 1904-1905 гг. в Мукдене. В 1896 г. в киевской Покровской обители, основанной его матерью Александрой Петровной (в инокинях Анастасией), во время визита Императора Николая II был заложен собор во имя святого Николая по проекту Великого Князя Петра Николаевича. Также по его проекту был возведен и дворец в его крымском имении Дюльбере, больше похожий на средневековый замок»:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Пётр_Николаевич
Великий Князь Петр Николаевич в Ставке.
Несомненно, именно все эти черты привлекали в свое время к нему и Государя. «…Император, - писала баронесса С.К. Буксгевден, - нашел друга в лице Великого Князя Петра Николаевича, интеллектуала и художника, архитектора с неплохими способностями, который никогда не принимал участия в общественных делах и по причине своего нездоровья жил вдалеке от столицы» (Баронесса С.К. Буксгевден «Жизнь и трагедия Александры Феодоровны, Императрицы России. Воспоминания фрейлины в трех книгах». М. 2012. С. 111-112).
В годы Великой войны Петр Николаевич находился при штабе своего брата Николая Николаевича, сначала в Ставке, когда тот был Верховным главнокомандующим, а затем в Тифлисе, когда тот получил назначение Наместником Кавказа. Генерал П.К. Кондзеровский, имевший возможность наблюдать их взаимоотношения, вспоминал: «Самая трогательная дружба связывала братьев Великих Князей. Сам Верховный, кажется, называл брата своими “валерьяновыми каплями”. Великий Князь Николай Николаевич до войны был известен своей нервностью, вспыльчивостью, горячностью. На посту Верховного главнокомандующего ему пришлось много над собой поработать, чтобы сдерживать свои порывы раздражения и не проявлять их. […] Трудные дни на фронте, во время неудач, Великий Князь переживал очень нелегко, видно было, что он страдал. В эти дни младший брат буквально не отходил от него, успокаивал его, ободрял, я бы сказал заменял нежную, любящую жену» (П.К. Кондзеровский «В Ставке Верховного». С. 24-25).
Продолжение следует.