РОССIЙСКАЯ ИМПЕРIЯ и||und DEUTCHES REICH (5)
Столп германофобии
Германофобия Николая Николаевича была известна задолго до начала войны.
Автор первой биографии Великого Князя, один из ближайших его сотрудников генерал Ю.Н. Данилов совершенно безуспешно пытался опровергнуть давно сложившееся, на основании отнюдь не домыслов, а фактов, мнение о политической ориентации Николая Николаевича.
Для обоснования его было бы достаточно напомнить его решающую роль в торпедировании Бьоркского соглашения 1905 г. между Русским и Германским Императорами, после чего началось неудержимое сползание к войне.
Вернемся однако к попытке генерала наложить грим голубя мира на лицо одного из поджигателей мiровой бойни: «С именем Великого Князя Николая Николаевича у многих, особенно в Германии, связано представление о лице, мощно влиявшем на русскую внешнюю политику в годы, предшествовавшие войне. Часть германского общества приписывает даже его якобы настойчивому влиянию на Царя и даже на французское правительство создание такой обстановки, которая делала возникновение войны с Германией в 1914 г. неизбежным. […]
…Эти лица […] ищут доказательств своего мнения в предположении о наличии какой-то особой миссии, выполненной Великим Князем Николаем Николаевичем в период посещения им в 1912 г. Франции, равно в содержании тех мимолетных бесед, которые президенту Французской республики г. Пуанкаре пришлось вести с Великим Князем Николаем Николаевичем во время пребывания первого в России в 1914 г., накануне войны. Великому Князю приписывается также роль какого-то тайного воинствующего инспиратора в переговорах, которые были вполне естественны между случайно [sic!] встретившимися министрами иностранных дел двух дружественных и союзных наций. Я решаюсь категорически опровергнуть это предвзятое мнение» (Ю.Н. Данилов «Великий Князь Николай Николаевич». С. 128-129). Знакомая картина: грозилась синица море зажечь.
Пребывание Великого Князя Николая Николаевича во Франции в сентябре 1912 г. Серия французских открыток.
Фотографии маневров 1912 г. см.: https://sudilovski.livejournal.com/77859.html
«…Все его стремления, - замечал еще П.А. Столыпин, - направлены только к войне, что при его безграничной ненависти к Германии очень опасно. Понять, что нам нужен сейчас только мир и спокойное дружное строительство, он не желает и на все мои доводы резко отвечает грубостями. Не будь миролюбия Государя, он многое мог бы погубить» (М.П. Бок «П.А. Столыпин. Воспоминания о моем отце». С. 230). Слова эти были произнесены зимой 1910-1911 гг.
По словам бывшего до революции сотрудника «Нового времени», а затем монархиста Н.В. Снессарева, ориентация Великого Князя «на Францию, на французские капиталистические круги и на деятелей кадетской партии делало имя Николая Николаевича для России неприемлемым», также как и впоследствии, уже в эмиграции, его «базирование для свержения Московской власти на военную интервенцию исключительно» (Н.В. Снессарев «Кирилл Первый Император… Кобургский». Берлин. 1925. С. 19).
По словам генерала Н.А. Епанчина, Великий Князь вообще «легкомысленно смотрел на вопрос о войне с Германией» (Н.А. Епанчин «На службе трех Императоров». С. 405). Развязать ее, по свидетельству лиц находившихся у власти, а потому хорошо информированных, Николай Николаевич мечтал еще перед Русско-японской войной.
Вспоминая об этом времени, граф С.Ю. Витте отмечал: «В это время в отношении военных приготовлений мы гораздо более заботились о военных приготовлениях на западной границе, нежели на Дальнем Востоке. На западной границе мы как будто чего-то ожидали. В это время остро поднялся вопрос о командовании армией в случае войны на Западе. Было решено, что главнокомандующим армией, которая должна будет идти против Германии, будет Великий Князь Николай Николаевич, а главнокомандующим армией, которая будет действовать против Австрии, будет Военный министр генерал-адъютант Куропаткин» («Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания». Т. 1. Кн. 2. СПб. 2003. С. 635-636).
По свидетельству современников, Николай Николаевич «всегда ненавидел немцев, и его радовала перспектива войны с ними» (Князь Д. Чавчавадзе. «Великие Князья». Екатеринбург. 1998. С. 171).
Ближайшие его сотрудники и родственники не помнили его иным. Так, Князь Гавриил Константинович, рассказывая о случившемся задолго до войны «столкновении, происшедшем между нашими уланами, стоявшими на прусской границе, и прусской кавалерией», вспоминал, что «Николай Николаевич, не любивший немцев, был очень доволен, что мы их “наклали”, и выразил надежду, что “в будущей войне мы их тоже накладем”» (Князь Гавриил Константинович «В Мраморном дворце». С. 90).
Кроме разговоров были также вполне конкретные действия. «Великого Князя, - отмечал один из его ближайших сотрудников во время войны, - хорошо знали и за границей. Перед войной, за несколько лет, он посетил Францию, где произвел сильное впечатление и где на него смотрели также как на будущего Главнокомандующего Русской Армией» (Ю.Н. Данилов «На пути к крушению. Очерки последнего периода Российской Монархии». М. 2000. С. 35-36).
«В сентябре 1912 г., - описывает тот же автор эту поездку в другой своей книге, - Великий Князь Николай Николаевич во главе многочисленной свиты, в которую в числе других входили начальник штаба войск Гвардии и Петербургского военного округа и специалисты различных родов оружия, был командирован во Францию на маневры, происходившие в западном районе названного государства. […]
Встреча Великого Князя Николая Николаевича в Париже носила весьма торжественный характер. Прибыв в столицу Франции на Северный вокзал 11 сентября в 5 часов дня в специально высланном для него на границу поезде, Великий Князь был приветствован на перроне от имени президента республики и встречен всеми находившимися в Париже министрами. Отбыв с вокзала посреди восторженных криков огромной толпы народа в одной коляске с председателем Совета министров Пуанкаре, Великий Князь направился прямо в Елисейский дворец с официальным визитом к президенту республики Фальеру. Маневры продолжались с 11 по 17 сентября и происходили в местности Touraine и Poitou» (Ю.Н. Данилов «Великий Князь Николай Николаевич». С. 120-121 Иными словами происходили вблизи территорий, на которые претендовали французские реваншисты после поражения в Франко-прусской войне 1870-1871 гг.
«В Париже, - утверждал известный юрист-международник и дипломат профессор барон Таубе, - была своя группа “воинствующих” политиков и военных, не забывавших о “реванше”, а в Петербурге группа единомышленников Великого Князя Николая Николаевича, неприязнь которого к Германии поддерживалась и ненавистью к ней и к Австро-Венгрии со стороны обеих черногорских Великих Княгинь» (М.А. Таубе « “Зарницы” воспоминания о трагической судьбе предреволюционной России (1900-1917)». С. 181).
Супруга Николая Николаевича, Великая Княгиня Анастасия Николаевна, по словам людей, близко ее знавших, была «настроена совершенно антинемецки» (Ю. Кантакузина Революционные дни. Гл. 10). Присутствовавшая в 1912 г. на больших маневрах во Франции, она «решила разыграть роль сверхфранцузской патриотки и, к великому смущению французского правительства, пожелала совершить специальную поездку на границу в Эльзас, что являлось настоящей нескромностью и провокацией. […] Черногорка, ни с кем не считаясь, разыграла на границе настоящую комедию: она стала на колени у ног французского пограничника, протянула руку на германскую сторону и, захватив горсточку земли, стала ее целовать. Она стяжала этим большой успех у дешевых репортеров парижских бульварных газет» (Гр. А. Игнатьев. 50 лет в строю. «Воспоминания». М. 2002. С. 303).
Нужно ли говорить, что германская сторона самым внимательным образом следила за всеми обстоятельствами этой поездки. По словам немецкого историка Вернера Бемельбурга, «осенью 1912 года Великий Князь Николай Николаевич, который присутствовал на больших французских маневрах, как представитель Империи Царей, поднял на прощальном ужине свой полный бокал шампанского и воскликнул под восторженные аплодисменты французских офицеров: “Я пью за нашу общую будущую победу! До встречи в Берлине, господа!”» (П.В. Мультатули « “Господь да благословит решение Мое…” Император Николай II во главе Действующей армии и заговор генералов». СПб. 2002. С. 25. Со ссылкой на кн.: W. Beumelburg «La Guerre de 1914-18 racontee par un Allemand». Bartillat. Paris. 1998).
Новый импульс германофобии Великого Князя дали события на Балканах 1912-1913 гг. Николай Николаевич, по жене, приходился близким родственникам Черногорским и Сербским Королям, жаждавшим территориальных приращений за счет соседей. Не зря уже во время Великой войны Королевич Сербский Александр Карагеоргиевич, «любящий и преданный племянник» (как он подписывался в письмах, адресованных своему «дяде», Верховному главнокомандующему), обращался к Николаю Николаевичу в таких превосходнейших выражениях: «генералиссимус Российской Армии, держащий в своих руках судьбу славян» («Дневники и документы из личного архива Николая II». Минск. 2003. С. 142-144). Как говорится, умри, Денис, лучше не скажешь.
Королевич Александр Карагеоргиевич на одном из фронтов Балканской войны.
Напрасно один из его адептов (генерал Ю.Н. Данилов) пытался утверждать: «Бывшие старшие чины Министерства иностранных дел […] еще совсем недавно категорически свидетельствовали мне о чрезвычайно тактичном и сдержанном поведении в балканских вопросах Великого Князя Николая Николаевича, предпочитавшего полнейшее невмешательство в искания Великих Княгинь. Эти свидетельства совпадают вполне и с моими личными наблюдениями, но в более поздний период времени, в 1914-1915 гг. Нейтральность Великого Князя Великого Князя Николая Николаевича к черногорским притязаниям была настолько велика, что даже в вопросе о будущих границах Черногории (в 1915 г. дипломатия держав Согласия занималась весьма усердно вопросами о границах!) Великий Князь предпочел предоставить определение желаний Черногории Великой Княгине Милице Николаевне, которая и изложила их по предложению Императора Николая II в особом письме от 5 апреля 1915 г. из Киева, где проживали обе черногорские княгини» (Ю.Н. Данилов «Великий Князь Николай Николаевич». С. 135-136).
В действительности всё обстояло иначе. Боснийский кризис, в известной мере, способствовал возникновению первой Балканской войны (9.10.1912-30.5.1913), застрельщиком которой явился тесть Николая Николаевича - Король Никола Черногорский, объявивший 8 октября войну Турции. Через свою дочь, Великую Княгиню Анастасию Николаевну, последний пытался воздействовать на Императора Николая II (Ю.Я. Соловьев «Воспоминания дипломата 1893-1922». Минск. 2003. С. 204-205).
Причастность к этому Великого Князя подтверждается свидетельствами многих авторитетных лиц. Морской министр адмирал И.К. Григорович в воспоминаниях, относящихся к 1912 г., писал: «Я мечтал отдохнуть, даже заказал себе билеты на два-четыре месяца за границу, но меня не пустил Государь Император. В Черном море завязываются военные осложнения на Балканском полуострове. Его Величество просит обождать, так как военная партия требует вмешательства, это именно Великий Князь Николай Николаевич, которому всё равно, готов флот или нет, лишь бы начать войну с готовой армией (без артиллерии и проч.)».
Болгарская пехота обстреливает крепость города Адрианополя с прилегающих высот.
Сербские и черногорские офицеры.
«Волнения на Балканах, - вспоминала А.А. Вырубова, - начались в 1912 году. Эта часть света прославилась как наиболее безпокойная в Европе. Многие предвидели в 1912 году, что огонь, уже готовый охватить Европу, вспыхнет именно здесь. Те русские дипломаты, которые были под влиянием англичан и французов, делали всё возможное, чтобы вовлечь Россию в балканскую авантюру. Великий Князь Николай Николаевич и Черногорская Великая Княгиня пытались воздействовать на общественное мнение и повернуть его в пользу войны. Моя мать, на одном из приемов у Великой Княгини Анастасии, слышала слова: “C`est si beaux, la guerre!” (“Война - это так красиво!”)» («Неопубликованные воспоминания А.А. Вырубовой» // «Новый Журнал». № 131. Нью-Йорк. 1978. С. 145).
16 марта 1913 г. на улицы С.-Петербурга вышли «славянские манифестации». Толпы росли как снежный ком. Шли по Невскому. Пели «Боже, Царя храни» и «Шуми, Марица». Шли к болгарскому, а потом к сербскому посольствам. По существу такие действия провоцировали серьезные неприятности с Австро-Венгрией, чье посольство действительно сделало представление Председателю Совета Министров В.Н. Коковцову. Три дня продолжались хождения толп. А тем временем пытались оказать давление на Государя. Имеем в виду, прежде всего, возглавлявшего партию войны Великого Князя Николая Николаевича. «Война будет встречена с радостью и поднимет престиж власти», - пытался убедить Государя и председатель Думы М.В. Родзянко. В ответ на всё это красноречие Царь «упорно молчал» (М.В. Родзянко «Крушение Империи и Государственная дума и февральская 1917 года революция. Полное издание записок председателя Государственной думы. С дополнениями Е.Ф. Родзянко». М. 2002. С. 87).
Противостоять таким всеобщим настроениям было нелегко. Еще во время Русско-японской войны Государь признавался Германскому Императору: «По-видимому, континентальным державам приходится в подобных случаях выдерживать натиск общественного мнения, могущего заставить правительство сойти с занятой им более разумной позиции. Вынужденное следовать желаниям страны, оно предпринимает рискованные шаги и рассылает громовые ноты с совершенно неприемлемыми условиями. Вот последствия действий, предпринятых сгоряча!» («Переписка Вильгельма II с Николаем II. 1894-1914». М. 2007. С. 341).
«Мало кто сознает и помнит, - писал уже после крушения Империи монархист полковник Ф.В. Винберг, - что Европа в 1912 году всецело была обязана нашему Государю тем, что бедствия, ниспосланные 1914 годом, были в последний раз предотвращены благостным правлением несчастнейшего и благороднейшего Монарха. Тогда в последний раз Русское Государево Дело смогло одержать верх над натиском сил сатанинского наваждения» (Ф.В. Винберг «Крестный путь». Ч. 1. Корни зла. 2-е изд. Мюнхен. 1922. С. 47).
Близко наблюдавший в то время Государя С.Д. Сазонов отмечал, что Он «проявил в эту тревожную минуту ясность политической мысли и твердость воли, кои положили конец тем интригам, которые толкали нас на путь европейской войны, при самых неблагоприятных для нас условиях, и из-за интересов, не оправдывавших тяжелые жертвы со стороны России» (С.Д. Сазонов «Воспоминания». Париж. 1927. С. 93).
Греческие войска из Эпира.
Турецкая милиция на отдыхе.
Курс Царя на мирный выход из Балканского кризиса вызвал у французских союзников неподдельную ярость. «Этот неожиданный поворот Царской России, - писал историк Н.П. Полетика, - привел французских империалистов в неистовство. Ведь международное положение было исключительно выгодным: балканский союз еще не успел перессориться и мог быть направлен против Австро-Венгрии. Но в Царском Генеральном Штабе заявили французскому военному агенту, что даже в случае нападения Австрии на Сербию Россия не будет воевать» (Н.П. Полетика «Подготовка империалистической войны 1914-1918 гг.» М. 1934. С. 46).
Французский генерал и сербские офицеры пьют за победу Сербии. Обложка парижского «Le Perit Journal» от 15 декабря 1912 г.
В подтверждение этих своих мыслей исследователь приводил цитату из донесения русского посла во Франции А.П. Извольского, датированного 18 декабря 1912 г.: «Подобный ответ поверг Пуанкаре и всех французских министров в крайнее удивление. По всем получаемым здесь сведениям Австрия заканчивает в настоящий момент полную мобилизацию 10 корпусов… Можно ожидать со дня на день какого-нибудь решительного выступления со стороны Австрийского кабинета. Выступление это, как здесь думают, может вызвать отпор со стороны России, а это в свою очередь автоматически неизбежно вовлечет в войну сперва Германию, а затем и Францию. К подобной возможности Французское правительство относится вполне спокойно, сознательно и с твердой решимостью исполнить свои союзнические обязательства. Все необходимые меры с его стороны приняты. Мобилизация на восточной границе проведена. Материальная часть в полной готовности и т.п. И как раз в эту минуту Франция сталкивается с совершенно иным отношением к положению со стороны своей союзницы, наиболее казалось бы в ней заинтересованной» (Там же. С. 46-47).
Вторая Балканская война. Карикатура из английского журнала «Punch».
Всё было «на мази», и вдруг сорвалось! Обидно. Еще более невыносимым для «средних европейцев» было то, что за этой резкой сменой курса стоял темный русский мужик. В это невозможно, унизительно поверить. Но, увы, это было так!
О том, что стояло за такой твердой позицией Государя, тогда мало кто знал, а если кто и догадывался, предпочитали ограждать свои уста молчанием. В связи с этим покушение на Царского Друга летом 1914 г., сразу же после убийства Наследника Престола Австро-Венгрии в Сараеве, выглядит событием вполне закономерным.
Продолжение следует.