АВГУСТЕЙШАЯ ЖЕРТВА РЕСТАВРАЦИИ (14, окончание)

[sergey_v_fomin]

Покушение на Герцога Беррийского. Париж. 13 февраля 1820 г.

РЕГИЦИД

Преемником бездетного Людовика XVIII стал младший брат, 67-летний Карл X. Это была единственная вполне регулярная смена власти во Франции на протяжении всего XIX века (до 1871 г. смена власти сопровождалась тем или иным переворотом, а затем ни один президент Французской республики с 1871 до 1906 года не пробыл на посту до конца срока):
https://ru.wikipedia.org/wiki/Людовик_XVIII
35-й Король Франции Карл Х (1757-1836) взошел на Престол Своих Предков 16 сентября 1824 года.
С первых дней революции 1789 г. Граф д`Артуа (будущий Карл Х) в спорах с Людовиком XVI настаивал на самых решительных мерах против своевольных депутатов третьего сословия. Последний иронически назвал младшего Брата «бо́льшим роялистом, чем Сам Король» (plus royaliste que le Roi); эти слова вошли в поговорку.
Твердые Его монархические убеждения были хорошо известны, вызывая к Нему особую неприязнь со стороны идейных противников: от революционеров и атеистов до республиканцев и либералов: «…Немедленно после падения Бастилии Он был вынужден удалиться за границу. Здесь Его Двор сделался настоящим центром контрреволюционной эмиграции. Карл был непременным организатором и участником всех основных ее военных акций против революционной Франции: кампании 1792 г., высадки десанта на полуострове Киберон и экспедиции в Вандею в 1795 г.
Поражение Монархической контрреволюции заставило Его умерить пыл. Он поселился в Англии, где и жил до 1814 г. Многие годы Он находился в связи с графиней де Поластрон [придворной дамы Королевы Марии-Антуанетты]. Умирая в 1803 г., она взяла с Карла слово, что Он прекратит разгульную жизнь, которую до сих пор вел, и обратиться к Богу. С этого времени Граф д`Артуа стал ревнителем нравственности, благочестия и попал под сильное влияния духовника Своей бывшей любовницы аббата Латиля.
В 1814 г. Карл активно участвовал в реставрации Монархии. В марте Он вел переговоры с союзниками, а 12 апреля въехал в Париж и в течение нескольких дней до прибытия Людовика XVIII управлял Францией в качестве Наместника. […]
По свидетельству современников, Граф д`Артуа, в отличие от вечно больного Людовика XVIII, всегда был полон величия и энергии, имел изящные манеры и считался воплощением придворной элегантности.
Он обладал рыцарским благородством, кротким нравом и сердечной добротой […], был связан множеством аристократических предрассудков, очень тверд и упорен в своих немногих целях. Он всегда считал чрезмерными те политические уступки, на которые пошел Его Брат, и не скрывал Своих ультра-роялистских взглядов. […]
Когда в 1824 г. Карл взошел на Королевский Престол, […] Он был полон решимости воплотить в жизнь все Свои политические проекты и восстановить во Франции тот режим, который существовал до 1789 г. Из армии были уволены 250 наполеоновских генералов» (К. Рыжов «Все Монархи мiра. Западная Европа». М. 1999. С. 260-261).



Коронационный портрет Короля Карла Х.

Сразу же по воцарении Карл Х, известный как набожный католик, заявил Себя верным Сыном Церкви. Он поддерживал наиболее консервативное крыло Римо-католической церкви - ультрамонтанизм. Особенно это было явно во время Коронации Его в Реймском Соборе 28 мая 1825 г. В отличие от Брата, Людовика XVIII, которого Он считал «безбожником, циником и отступником от идеалов Монархизама» и, между прочим, «так и не короновавшегося, Карл X решил подчеркнуть традиционные основы Монаршей власти […]
Грандиозная и роскошная церемония, воспроизводившая мельчайшие детали средневековых коронаций […] В частности, это касалось обряда исцеления золотушных больных, произведённого Карлом за два месяца до торжества, 31 марта, по настоянию провинциальных монархистов и части духовенства»:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Карл_X_(король_Франции)
О последнем обряде подробнее см. в кн.: М. Блок «Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере Королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии». М. 1998.



Франсуа Жерар. Коронация Короля Карла Х в Реймском соборе. Ок. 1827 г. Фрагмент.

Как и Его Предки, Французские Короли, Карл Х присягал во время Коронации на Реймском Евангелии, написанном на церковнославянском языке кириллицей и глаголицей. Традиция связывает его с личностью Анны Ярославны, ставшей около 1048 г. Королевой Франции. Во время французской революции драгоценные камни, украшавшие переплет, были содраны, но само Евангелие уцелело.
Учитывая все эти качества и взгляды Французского Монарха, неудивительно, что к Нему испытывал самые добрые чувства Император Николай I, взошедший на Престол год с небольшим спустя после Короля.



Серебряный коронационный жетон Императора Николая Павловича.

Свидетельством доверительных отношений между этими Монархами, которым не помешала даже существенная разница в возрасте (Карлу Х в 1825 г. было 68 лет, а Николаю I - 29), являются факты, приведенные в жизнеописании Русского Государя:
«Карл Х, желая засвидетельствовать Свои дружеские чувства к России, не замедлил отправить в С.-Петербург чрезвычайного посла виконта де Сен-При, прежде служившего в России, с поздравительным письмом Короля к Императору Николаю. Он прибыл сюда в первых числах января 1826 года и был принят Государем 8-го января.
В беседе Сен-При Государь коснулся и усмирения восстания на юге, в Черниговском полку, и заметил: “Я рад, что они обнаружили свои замыслы. Они сами выдали себя и понесут заслуженную кару. Меня могут убить, это правда. Каждый день Мне угрожают смертью в анонимных письма, но никто Меня не запугает. Да и в этом случае Я получил трогательные выражения преданности. Народ русский покорен, и Я горжусь тем, что повелеваю им”.
Сен-При коснулся также европейского союза, коего Император Александр был до некоторой степени создателем и опорой, выразив надежду, что Король найдет в Государе ту же поддержку. Император Николай ответил: “Король воздаст Мне справедливость: основные начала Брата исповедуются и Мною, и Я надеюсь найти во Франции столь же верную союзницу, какою она была в отношении Его”.
Сен-При на эти слова Государя сказал: “Союз этот так естественен, услуги, оказанные нам Императором Александром, до того живы в памяти Короля и Его подданных, что Вы можете вполне рассчитывать на нас. У Франции и России нет интересов, которые бы взаимно исключались, но не таковы соотношения прочих держав. Франция, Государь, правильнее других судила о намерениях покойного Императора в важном вопросе, который Ваше Величество призваны разрешить. Король охотно приступит ко всем мерам, которые, будучи приняты в общнм интересе Европы и ограждены от всех частных интересов, будут направлены к сохранению мира и к удовлетворению пользы человечества”. […]
“В настоящую минуту, - сказал Государь, Я не могу еще заняться внешними делами и трудной задачей, завещанной Мне Братом. Надо упрочиться внутри, прежде чем думать о предприятиях внешних, да сверх того, всё это для Меня слишком ново. Тем не менее Я смело ручаюсь вам за искренность Моего желания добра, желания действовать сообща с Моими союзниками и в особенности с Королем, от Которого Я получаю столько выражений драгоценного для Меня участия. Он еще недавно дал Мне величайшее доказательство в том, оставив здесь графа Лаферронэ. Он не мог сделать ничего, что было бы Мне более приятно”.
Во время прощальной аудиенции, последовавшей 17-го января, Чен-При не скрыл от Государя своих опасений за будущее, ввиду всеобщего стремления к преобразованиям в управлении, необходимость коих сознается даже людьми самыми преданными и благоразумными.
“Кому вы это говорите, - прервал его Император, - кто знает это лучше Меня? В сущности нельзя помешать вещам казаться такими, каковы они в действительности, и, быть может, Я Сам, - присовокупил Он, смеясь, - в бытность Великим Князем, был либералом в этом смысле. Но Я отличал и всегда буду отличать тех, кто хочет справедливых преобразований и желает, чтобы исходили они от законной власти, от тех, кто сам хотел бы предпринять их и вот знает какими средствами. Всё это, мой друг, очень трудно. В конце концов Я полагаюсь на помощь Провидения, Которое так видимо покровительствовало Нам доселе и которое, надеюсь, не оставит Нас”.
Посол воспользовался случаем, чтобы коснуться восточных дел.
- Государь, - начал он, - откровенность, с которой Вы удостаиваете беседовать со мною, вызывает и меня на таковую же. Ваше Величество знаете сущность переговоров, происходивших по поводу Греции. Одни хотели только примирительных попыток, другие сознавали необходимость понудительных мер против турок. И правительство Короля придерживалось в последнее время образа действий, наиболее близкого видам Императора Александра, Который в данном случае тем более заслуживал такого доверия, что Он принял мужественное обязательство не руководиться никакими личными соображениями, и что никакое реальное приращение не явится последствием его предприятий, и мне нет надобности настаивать пред Вашим Величеством на необходимости такого ручательства для Европы, и в частности для Франции.
- Я приму на этот счет те же обязательства, - отвечал Император, - вы можете быть в том уверены. Я дам те же ручательства и заявляю, что всякое приращение далеко от Моих мыслей. Но нужно, чтобы союзники Мои поддержали Меня, чтобы они искренно помогли Мне разрешить вопрос, последствия коего могут быть столь важны. Если Мне в том откажут, то Я вынужден буду действовать Один, и Я буду знать тогда, что Мне делать.
Последние слова Государь произнес с твердостью, обличавшей непреклонную решимость. Николай Павлович разрешил Сен-При передать Королю, что Он не хочет войны и желал бы уговориться с союзниками, прибавив: “Мне нужно согласие всех Моих союзников, без исключения. Впрочем, повторяю, Я не могу еще заняться этим важным делом. С Меня пока довольно, что вы знаете о Моих чувствах и доведете до сведения Короля, одобрение Которого всегда Мне будет дорого. Я говорил с вами с полной откровенностью потому, что, несмотря на носимый вами синий мундир, Я не могу отвыкнуть от того, чтоб ныне считать вас Своим”.
Покидая Россию, Сен-При был очарован приемом, сделанным ему Императором Николаем, и заявлением Его, что безкорыстие Александра I и соглашение с европейскими державами будут служить и впредь основанием русской политики. “Во всем. что Он говорит, - доносил Сен-При своему правительству, - звучит правдивость и искренность, которые в соединении с даром слова, с видом, полным благородства и доброжелательства, пленяют и убеждают. При покойном Императоре достоинства Его не имели случая выказаться, Он был занят мельчайшими подробностями службы, в которой проявлял строгость, не умножавшую числа Его друзей. Его держали в удалении от дел. Тем поразительнее видеть Его ныне на высоте важных событий, среди коих Ему приходится действовать”» (Н.К. Шильдер «Император Николай I. Его жизнь и Царствование». М. 2008. С. 158-160).



Император Николай I.

Между тем во Франции росла оппозиция Карлу Х. Лафайет, Манюэль и другие ее вожди встречали повсеместно восторженные прием, в их честь устраивались банкеты. Страна покрылась множеством обществ, иногда легальных, но чаще тайных, преследовавших политические цели («Общество друзей печати», «Общество карбонариев» в Париже, «Рыцари свободы» в Сомюре, «Aide toi et le ciel t'aidera» и другие). Правительство, зная это, не могло ничего поделать за отсутствием улик и невозможностью их отыскать при хорошей конспиративной организации обществ.
Несмотря на стеснительные законы о печати [1], общественное недовольство находило выражение в прессе, среди которой только оппозиционные газеты имели действительное распространение и влияние; тюрьмы и штрафы для редакторов и авторов не действовали.
[1.] Двумя законами 1819 г. о печати и о преступлениях печати. отменялись цензура и предварительное разрешение журналов. Последнее заменялось высоким денежным залогом (в 10000 франков и выше; цифра эта впоследствии подвергалась изменениям), и за преступления печати назначались весьма строгие наказания - например, за оскорбление Короля от 6 месяцев до 5 лет тюрьмы и штраф от 500 франков до 10000 франков, за оскорбление Члена Королевской Семьи - до 3 лет тюрьмы и до 5000 франков штрафа.
В 1825 г. был проведен закон о вознаграждении эмигрантов миллиардом франков. Сумма эта должна была быть покрыта займом. Многие из крайних находили эту меру недостаточной, требуя возвращения им самых имуществ, в чьих бы руках они ни находились; но так далеко не могло пойти даже министерство Виллеля. И этот подарок на средства государственного казначейства вызвал сильное недовольство, хотя финансы к тому времени были настолько упрочены, что одновременно Виллель мог приступить к конверсии 5 % государственных облигаций в трёхпроцентные. Эта мера вызвала недовольство среди собственников облигаций, то есть как раз в том классе, который властвовал в стране в силу избирательного закона:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Реставрация_Бурбонов



Король Карл X.

20 апреля 1825 г. был проведён закон о святотатстве. «…Смертная казнь грозила уже не только за кражу со взломом, но и за осквернение священных сосудов; этот закон […] назначал “казнь отцеубийц”, т.е. отсечение кисти и обезглавление, за осквернение Святых Даров» («История XIX века под ред. Лависса и Рамбо». Т. 3. С. 128). Принятие этого закона вызвало активное сопротивление в обществе и среди депутатов, что еще раз демонстрирует неизлечимую болезнь народа Франции.
Будучи на острове Св. Елены Наполеон, как закоренелый безбожник, глумился над подобного рода мероприятиями эпохи Реставрации: «“Я не сомневаюсь, - заявил император, что после меня будут приняты другие принципы. Во Франции возможно, дождутся ‘религиозной повинности’ - набора священников и монахинь, как в мое время дождались рекрутского набора для исполнения воинской повинности. Мои казармы, возможно, будут превращены в монастыри и духовные семинарии. Так устроен мiр. Бедные народы!”» (Граф Лас-Каз. «Мемориал Святой Елены». Т. II. С. 77).
«…Шаткое положение французского правительства […] огорчало Императора Николая, - сообщает Его биограф, - ввиду того обстоятельства, что отношения России и Франции были самые дружественные. Государь с признательностью относился к Карлу Х за дружественную политику, которой Он придерживался во время русско-турецкой войны. Насколько Николай Павлович относился благосклонно к тогдашнему французскому правительству, можно видеть из слов, сказанных барону Бургоэну (французскому поверенному в делах) в Красном Селе во время учения гвардейской артиллерии: “Французы взяли Алжир. [В июле 1830 г., спустя несколько недель после отправки в мае военной экспедиции, Франция завладела Алжиром. - С.Ф.] Напишите вашему Королю, что это завоевание наполнило Меня такой радостью, как бы оно было совершено пушками, выстрелы которых раздаются в настоящий момент”» (Н.К. Шильдер «Император Николай I. Его жизнь и Царствование». С. 338).
Тот же дипломат в дни кризиса русско-французских отношений (после июльской революции в Париже 1830 г.) напомнил Императору о днях тесных союзнических отношений при Короле Карле Х: «Не мне напоминать Вам, что французы сделали для Вас во время последней Турецкой войны. Наша политическая поддержка сопровождала Вас до Адрианопольского трактата, а что касается до нашего военного братства, то Вы помните, сколько французов служило в рядах Вашей армии и сколько других хотели последовать за ними. […] Лаферронэ и Ларошжакелены храбро дрались за Вас, бросались в первые ряды Ваших авангардов. Пруссаки и французы, Государь, вот кто были в тяжелых обстоятельствах 1828 и 1829 годов Вашими единственными друзьями» (Там же. С. 344).
Закон о печати в 1827 году хотя и прошёл в палате депутатов, но вызвал такое негодование в обществе, что палата пэров сочла нужным подвергнуть его изменениям, а правительство взяло его обратно, взыскав с чиновников и членов академии, протестовавших против законопроекта.
За манифестацию в пользу Хартии времен Людовика XVIII Национальная гвардия была распущена. Чтобы получить вотум доверия от страны, министерство распустило палату депутатов, но ошиблось в своих расчётах: в новой палате либералы имели весьма значительное число сторонников; безусловных приверженцев министерства было всего 125.
Вскоре после выборов (январь 1828 г.) министерство Виллеля должно было уступить место министерству умеренного роялиста Мартиньяка. Король громко выражал сожаление о необходимости дать отставку Виллелю, говорил, что политика Виллеля - Его политика, и неохотно уступил Мартиньяку, требовавшему, чтобы в Тронной речи Короля были обещаны реформы. Жан Батист Мартиньяк несколько облегчил положение печати, уничтожил чёрный кабинет (в котором производилась перлюстрация частной переписки) и вынудил у Карла Χ два ордонанса, коими иезуитские школы подчинялись государственному контролю. В 1829 г. Мартиньяк внес проект закона о местном самоуправлении, коим система назначения генеральных и муниципальных советов заменялась системой избрания, на основе высокого имущественного ценза. Против закона восстали роялисты, видевшие в местном самоуправлении торжество революционного принципа, но также и многие либералы, сторонники централизации. Проект был отклонён этой коалицией, что дало Королю повод дать отставку кабинету.
В августе 1829 г. было сформировано ультрароялистское министерство князя Полиньяка. Его назначение вызвало в стране протесты; стали основываться общества для отказа от уплаты налогов в случае ожидавшейся отмены хартии. Поездка Лафайета обратилась в триумфальное шествие, и на обедах в его честь были произнесены угрожающие по адресу правительства речи. Правительство начало ряд процессов против членов обществ и ораторов, но суды в основном оправдывали обвиняемых.
В «Journal des Débats» была напечатана статья, в которой говорилось: «Хартия имеет ныне такую силу, что об неё разобьются все поползновения деспотизма… Одновременно с незаконным взысканием податей народится новый Гампден, который сокрушит беззаконие… Несчастная Франция, несчастный Король!» Редактор газеты, привлечённый к суду, был оправдан в апелляционной инстанции.
В январе 1830 г. возникла новая оппозиционная газета «National», во главе которой стояли Тьер, А. Каррель, Минье. Её программой была верность Бурбонам, если они будут соблюдать хартию - а так как они не хотят этого, то лучшим кандидатом на Трон является герцог Орлеанский. Газета говорила крайне вызывающим тоном по адресу правительства и пользовалась громадным успехом.



Сорок золотых франков 1830 года.

Сессия палат 1830 г. была открыта тронной речью, в которой заключалась угроза прибегнуть к особенным мерам для поддержания общественного мира. Палата депутатов избрала своим президентом либерала Ройе-Коллара и приняла, большинством 221 против 181 голоса, адрес, в котором протестовала против недоверия, выраженного к ней Королём, и выражала опасение за вольности французского народа. Король отвечал отсрочкой сессии парламента, а затем роспуском палаты депутатов.
Исход новых выборов мог быть только неблагоприятным для министерства, а так как Король отожествлял Себя с ним, то личное вмешательство Его в выборы не могло достигнуть цели. Почти все депутаты, подавшие голос за адрес, были переизбраны; общее число сторонников оппозиции возросло до 272.
Не созывая палат и не предвидя никакой серьёзной опасности, Король подписал Ордонансы 25 июля 1830 г. (введение цензуры, изменение избирательного закона в смысле отнятия избирательных прав у собственников движимых имуществ и предоставления их только землевладельцам и проч.), ответом на которые была июльская революция:
https://ru.wikipedia.org/wiki/Реставрация_Бурбонов
Июльские Королевские Ордонансы вызвали революцию и падение Монархии.



Леон Конье. Флаги (этюд времён Июльской революции 1830 года).

В марте 1833 г., уже после падения Монархии во Франции, А.С. Пушкин вместе с князем П.А. Вяземском написали совместное стихотворение «Надо помянуть, непременно помянуть надо», в котором среди прочих они упомянули:
Всех членов старшего и младшего дома Бурбонова,
И супруга Берийского неизвестного, оного…