Любовь Шапорина: «ПРАВО НА БЕЗЧЕСТЬЕ» (23)
Любовь Васильевна Шапорина.
CARTHAGO DELENDA EST
1956 ГОД
«Сейчас просмотрела прекрасное чешское издание “Прага” с безчисленным количеством великолепных фотографий города, и у меня сердце сжалось до боли. Люди чтят свою культуру, религию, искусство, родину, а мы - злополучные Иваны, не помнящие родства, потеряли даже свое исконное имя. Что сделали с старой Москвой, с ее церквами и башнями?!
Верочка Колпакова, архитектор, как-то сказала мне: «Высотные дома заменяют в силуэте города церкви и колокольни». Заменят! Как же.
А храмы Ярославля, церкви Пскова, Михайловский златоверхий монастырь? Что говорить!
И моя вера в Россию пошатнулась. Прекраснодушный Хрущев говорит сладкие речи, а ему в ответ «гром аплодисментов» и ни одного живого слова. И за 38 лет ни одного живого слова».
24 января 1956 г.
«Вспомнились мне наличники и кокошники на окнах наших деревень. По дороге из Шуи в Палех у всех изб различные узоры. Старый Котухин рассказывал мне в Палехе: “Устанешь, бывало, за целый день работы в мастерской (иконописной), придешь домой, возьмешь кусок дерева и вырезаешь что Бог на душу положит. Вот оттого-то у всех наличники и разные”.
А шитье, вышивки женские, плащаницы. Революция прошлась раскаленным утюгом по стране, уничтожила деревню, веселье, песни, народное искусство. Нивелировала все».
3 марта 1956 г.
«Разорвалась бомба! Наши управители разоблачили Сталина!! […]
Уже раньше, во время всего ХХ съезда партии, ни разу не было произнесено имя Сталина. Микоян в своем выступлении вбил осиновый кол в могилу бывшего диктатора, сказав: “…в нашей партии после долгого перерыва создано коллективное руководство…; в течение примерно двадцати лет у нас фактически не было коллективного руководства, процветал культ личности, осужденный еще Марксом, а затем Лениным”.
А теперь взрыв бомбы и всенародное покаяние. Хрущев говорит, что, уезжая после заседания ЦК, они не знали, везут ли их домой или в застенок. На мой взгляд, покаяние так покаяние. Надо было встать на колени и возопить, поклонившись на три стороны: “Простите нас, православные, что, за свою шкуру устрашась, отдали вас диким зверям на растерзание. Простите нас, православные, что мы слова не вымолвили, когда вас миллионами высылали да расстреливали, отдавали всякой сволочи на поругание, большого страха на нас нагнал чудесный грузин, онемели от страха, ушами прохлопали”. Но они не бьют себя в грудь и прощения не просят. Сваливают вину на умершего, и дело с концом. Это проще всего. И будет наша директория продолжать править нами по-прежнему, не слыша ни слова порицания и правды.
Вы жаждете критики и самокритики - дайте свободу печати, свободу религии.
Доживем ли мы до 18 брюмера? И почему сваливать все на одного Сталина? А при Ленине? Позорные заградительные отряды, позорнейшее, чудовищное умерщвление Царской Семьи в подвале… Не стоит вспоминать.
Я считаю, что вся эта комедия безтактна и неприлична.
Только что обыватель немного успокоился, остался очень доволен их внешней политикой и стал забывать о прошлом. А теперь обыватель потрясен: кому же верить? Тридцать лет вы нам твердили с утра до ночи: великий, премудрый, гениальный стратег, величайший полководец, корифей науки, добрейший, милейший… и вдруг оказалось все наоборот. Почему я должен вам верить, никто же за вас не поручится.
А дети, молодежь: “Вперед мы идем и с пути не свернем, потому что мы Сталина имя в сердцах своих несем. За родину, за Сталина” и т.д. (“Марш нахимовцев”).
Нехорошо. Сами себе могилу роют. Нехорошо и неумно. Вся та же унтер-офицерская вдова.
Но та секла себя камерным образом, а это сечение в мiровом масштабе. Неужели они этого не понимают, считают, что обеляют себя, выправляют партийную линию, чтобы скорее прыгнуть в коммунистический рай? Дурачки.
Пришла сегодня молочница Софья Павловна. “Я, - говорит, - совсем расстроена. Кому же верить?”
А Запад скажет: 38 лет вы нас уверяли, что у вас свободнейшая страна в мiре, а оказывается, что у вас лагеря не хуже гитлеровских, с той разницей, что там глумились над врагами, а вы уничтожали своих».
10 марта 1956 г.
«Говорят, будто бы, когда Хрущев читал это письмо на партийном собрании, кто-то передал ему записку: “Почему же вы молчали?” После доклада Хрущев спросил: “Кто прислал эту записку?” Молчание. “Ну вот, вы сами и ответили на свой вопрос”.
Никита очень умен и остроумен, но его доводы меня не убедили.
Вернувшись домой, нашла письмо от Е.М. Тагер. 7-го ей сообщили в Верховном суде, что она полностью реабилитирована. Два года прошло с момента подачи заявления. Восемнадцать лет человек провел за бортом жизни.
Реабилитировали Тухачевского и всю группу военных, расстрелянных вместе с ним.
Елена Михайловна пишет: “Умерщвленных товарищей не вернешь, но я счастлива, что дожила до отмены клеветы, тяготевшей над их памятью. Знаете, как называют нашу эпоху? Поздний реабилитанс”».
13 марта 1956 г.
«Вчера слушала разговор по телефону Веры Агарковой, Галиной подруги. Она говорит всегда громко, на всю квартиру. По-видимому, наставляла свою сослуживицу, преподавательницу истории: “О Петре надо теперь говорить, что он не новатор; все, что он сделал, было подготовлено при Алексее Михайловиче. Его очень превозносили последнее время, теперь не надо, он был жестокий тиран!”
Развенчан сейчас и Иван Грозный с Малютой Скуратовым, которых А.Н. Толстой изобразил в своей последней драме кристально чистыми патриотами. Наша интеллигенция - плюй ей в глаза, она скажет: Божья роса, и еще поблагодарит.
Сталин - полубог, бьем ему земные поклоны. Раскулачили его, бьем поклоны Хрущеву.
А что Вере Агарковой - вчера Петр герой, гений, первый большевик, а сегодня ничто - она же не может над этим задумываться, не должна. Le système est fait [Система готова (фр.)]. Привыкли. Фальсификация. Ersatz правды. Шамиль был герой, потом оказался английским диверсантом».
4 сентября 1956 г.
«Мама получала последнее время перед войной 14-го года “Le temps”. Первые годы войны газета приходила неаккуратно, а потом и вовсе исчезла. И вот я почему-то запомнила одно выражение, совет, как обращаться с немцами: “Il faut leur serrer la vis” [“надо держать их в ежовых рукавицах” (фр.)].
С нами, с российским народом, проделывают то же самое уже 39 лет. И только немного отпустят винт - народ вздохнет, и опять завинчивают.
Новый закон “О мерах борьбы с расходованием из государственных фондов хлеба и других продовольственных продуктов на корм скоту”. Можно подумать, что те, кто писал этот закон, прожили с 17-го года на Марсе и не знакомы с нашей жизнью и правительственными постановлениями. Говорят о сельхозналоге 53-го года, забыв, что его на другой же год отменили. Но лучше всего: “Вместо того, чтобы позаботиться о заготовке кормов путем сенокошения на незанятых землях…” Плюнуть хочется. За такое “сенокошение” людей ссылали, сажали в тюрьму, штрафовали. Люди по ночам воровали траву по канавам. На все это постановление можно ответить: разрешите косить и дайте фураж. До революции кормили если не хлебом, так мукой, мякинами и овсом, и у каждого было сено.
И все та же ложь: “Этот проект получил одобрение трудящихся”, - трудящиеся требуют закрытия церквей, смертную казнь и т.д. […]
Заплакал бы Христос, увидя, что сталось с крестьянством, с Божьими церквами, с замученными.
Господи помилуй».
7 сентября 1956 г.
«Под вечер звонок из Госиздата, вызывают меня завтра на совещание. Приехал из Москвы главный редактор Госиздата по современной западной литературе Палладин, просил меня вызвать. Почему бы это?»
20 сентября 1956 г.
«Вот что возвестил Палладин: “Бедный советский читатель уже многие годы совершенно не знакомился с современной западной литературой. Переводили только коммунистов. Выходили недоразумения. На нашу книжную выставку в Париже послали изданного у нас Лаффита. К распорядителю выставки подошли студенты Сорбонны и спросили: кто такой Лаффит, мы такого писателя не знаем. Послали Арагону список авторов, он вернул его и возмущенно ответил, что ведь это же не современная французская литература! Вот мы и решили теперь познакомить советского читателя с подлинной современной литературой!!”
Догадались через 40 лет».
21 сентября 1956 г.
«На днях у меня была Анна Андреевна. […] В ВОКС приходит много писем из-за границы с вопросами, жива ли Ахматова, как живет. Этот человек спрашивал ее также о Зощенко.
Побьют, а потом приходится ответ держать и заметать следы.
Рассказала, что был в Москве писатель Макарьев. Был арестован, сослан. Вера Инбер ходила с подписным листом по соседям его жены и дочери с требованием о выселении семьи врага народа. Он реабилитирован, дочь уже замужем и всем рассказывает о гражданском патриотизме Веры Инбер.
“Инженеры душ!”»
23 октября 1956 г.
«Весной или в начале лета пригородных молочниц и вообще владельцев скота обложили огромным налогом. Женщины с плачем продавали или резали своих коров. Обусловлено это новое постановление тем, что якобы города снабжаются вполне достаточно казенным молоком, а частная торговля - это спекуляция.
Коровы перерезаны и проданы, а в магазинах Молокосоюза и гастрономических уже с начала осени продают нам “восстановленное” молоко, т. е. молочный порошок, разведенный водой. На дне бутылки отстаивается белый песочек. Вот те и снабдили!»
21 ноября 1956 г.
«Что говорят и как острят.
“Что такое социализм? - Еврейская теория, грузинская практика и российское долготерпение”. “Допьем венгерское вино, там уже мало осталось”. “А ну, культ с ним”.
Попали советские ответственные грешники в ад и видят, там два сектора - социалистический и капиталистический. Куда идти? Сторож посоветовал: идите в социалистический, там всегда неполадки. То угля, то дров не хватает для поджаривания грешников. Всё передышки будут между мучениями.
“Говорят, Хрущев надорвался”. - “Что случилось?” - “Он хотел поднять благосостояние народа - ну и надорвался”.
“Ходит по Москве человек и все время жужжит - жжж… Что с вами, почему вы жужжите? Я глушу в самом себе «Голос Америки»” .
А что говорят? Неспокойно в умах. Венгрия и Польша подали пример.
В Союзе писателей должно было состояться обсуждение романа Дудинцева “Не хлебом единым” и не состоялось, а его самого вызвали в Москву. Испугались слишком бурной реакции молодежи при обсуждении книги в университете. Там очень резко говорили о ректоре Александрове, и ходят слухи, что пять студентов арестовано. Молодежь начинает бурлить. В “Ленинградской правде” выпады по адресу директора Эрмитажа Артамонова со стороны парткома за то, что мало обращает внимания на воспитание молодежи. Ходят слухи, что в Москве есть аресты.
Правительству пришлось сделать несколько шагов назад и отпустить вожжи Польше, Венгрии; хотели было обидеться на Тито за его слова, что “культ личности” по существу является продуктом определенной системы, но прикусили язычок.
Советские карикатуры на Тито сталинской поры.
Хрущев и Тито на кремлевских качелях. Карикатура из нидерландского журнала 1956 г.
http://jurashz.livejournal.com/2595360.html
Как трудно расстаться с абсолютизмом. Тирания - соблазнительная и засасывающая вещь. Очень хорошо это сказано у Г. Манна в «Der Tirann». […]
Ходят также печальные слухи о том, что не сумели у нас справиться с грандиозным урожаем на целинных землях. Не подготовили транспорта, сараев, мест для хранения, и теперь огромные горы зерна лежат на далеких станциях под дождем. Шофер с работы Ольги Андреевны пробыл там пять месяцев и приехал, возмущенный халатностью и бездарностью правительства, не сумевшего ничего подготовить для вывоза зерна. А пшеница была выше человеческого роста. Многие оттуда приезжают с огорчением и разочарованием. Недаром же покойный Старчаков говорил, что нет у нас дарований, чтобы справиться с хозяйственной жизнью страны».
4 декабря 1956 г.
«Мы привыкли за 39 лет слышать и видеть чудовищные проявления деспотизма, но у наших правнуков волосы будут шевелиться на голове, читая о нашем преддверии к коммунизму, предбаннике к той Badestube [бане (нем.)], как называли немцы свои газовые душегубки, о которых мне рассказывал Н.Н. Колпаков».
5 декабря 1956 г.
«Была у меня вчера Мария Михайловна Сорокина, обезпокоенная моим здоровьем. […] Рассказала она о судьбе своей приятельницы, вернувшейся из восемнадцатилетней каторги и реабилитированной. Каждый раз, когда слушаешь о судьбе этих страдальцев, кажется, что ужаснее быть не может. А на деле - может.
Знакомая М.М. была замужем за Гютине (сыном Сашиного воспитателя в Училище правоведения, французом Гютине). У них была дочь Марина. Гютине расстреляли, мне кажется, в начале 20-х годов, я прочла об этом в Париже.
Молодая женщина вышла замуж за Платау, норвежского консула. Я много о них слышала, Платау был постоянным гостем у Пельтенбурга, у Толстых. Юрий Александрович с ним встречался, выпивали в этой компании. В СССР их не захотели регистрировать, и они уехали в Норвегию, где и обвенчались. Платау усыновил девочку. Вернулись. Не знаю, что их заставило пойти в Большой дом, кажется, Платау хотел зарегистрировать их брак. Может быть, их вызвали туда. С ними поговорили, потом говорят ему: “Вы можете идти, а ваша жена еще побудет немного”. Больше он ее не видал.
Ее обвинили в шпионаже, и когда ее сослали на Колыму, то сестру, мужа и сына сестры расстреляли! С 45-46-го годов ей передавали деньги, которые Платау удалось ей переслать. Затем с 48-го года все прекратилось. Теперь красавица женщина вернулась трясущейся старухой. Пошла в норвежское консульство навести справки о муже. Ей сказали: в 48-м году ему официально сообщили, что его жена умерла, он сошел с ума и скоро умер. Ей важно было удостоверить, что она его вдова. Норвежцы отказались, имея официальное сведение, что жена Платау умерла. Она поехала в Москву, там ее желание исполнили, но прибавили: в норвежское консульство ни ногой.
Дочь, уехавшая с отчимом, кончила Сорбонну, вышла замуж. Прислала матери свою карточку с отцом и мужем в ссылку. Бедной женщине только показали фото и отобрали.
Обещают дать пенсию. Годы каторги засчитываются за “службу”. Какой-то grand guignol [Театр ужасов в Париже]».
18 декабря 1956 г.
«Одно меня радует: за 40 лет я ни от чего и ни от кого не отреклась; ни на кого не клеветала и в конце концов ничего и никого не боялась. И пока что je m’en suis bien trouvée [чувствую себя хорошо (фр.)]. Правда, карьеры я не сделала. Трусов презираю! Вот это уж зря я говорю. Есть мелкие трусы, которым ничего не грозит и которые все же предают; но тех, избиваемых до полусмерти, пытаемых самыми чудовищными пытками, разве можно осудить? За них нужно только Богу молиться.
Слава Тебе, Господи, что это позади, кажется».
20 декабря 1956 г.
Л.В. Шапорина «Дневник». Т. 2. М. 2017.
Продолжение следует.