Лейб-медик Е.С. Боткин со своими детьми: Татьяной и Глебом. 1918 г.
Охотники за Царскими ценностями (начало)
В конце ноября 1917 г., находясь еще в Тобольске, Лейб-медик Е.С. Боткин получил письмо от одного из своих пациентов - подпоручика К.С. Мельника (ок. 1893-5.9.1977), находившегося в Красноярске. Тот сообщал, что работает в качестве транспортного рабочего, разгружая товарные вагоны. Писал, что надеется пробиться в Тобольск, пока стоят реки («Царский Лейб-медик». С. 357, 373).
«…До четырех лет он пас гусей, - рассказывала о своем будущем супруге Т.Е. Боткина. - Его родители были простые крестьяне […] Его дед был из… запорожских казаков…» (Там же. С. 410).
Происходя из простых, но зажиточных крестьян Волынской губернии, Константин Семенович окончил гимназию в Киеве, поступив на факультет естественных наук Киевского университета. С началом войны он вступил вольноопределяющимся в Стародубский драгунский полк. После контузии был зачислен в Константиновское военное училище. Выпущен прапорщиком в 5-й Сибирский стрелковый полк. После тяжелого ранения проходил лечение в Царскосельском Лазарете Их Императорских Высочеств Великих Княжон Марии Николаевны и Анастасии Николаевны в Царском Селе № 17. Поправившись, командовал батальоном. Вторично был ранен на реке Стоход. Е.С. Боткин принимал участие в его лечении. После выздоровления К.С. Мельник некоторое время даже жил в доме Лейб-медика.
После окончания Царскосельской Мариинской гимназии (1915) и курсов при ней на звание учительницы младших классов, Татьяна Боткина в 1916 г. поступила на службу сестрой милосердия в Царскосельский Дворцовый госпиталь, где и познакомилась с офицером Константином Мельником, за которого осенью 1918 г. вышла замуж.
«Он никогда не рассказывал мне о своей личной жизни, - признавался близкий друг и однополчанин К.С. Мельника, находившийся на излечении с ним в одном лазарете. - Даже в госпитале, когда был так близок к смерти» (Там же. С. 293).
Только выйдя замуж, в течение «нескольких домашних тихих вечеров», Т.Е. Боткина кое-что узнала о супруге. С чрезмерным усердием занимаясь приданием «приличного вида» своему мужу, Татьяна Евгеньевна пишет, порой, совершенно нелепые вещи. «Земля Мельника, - утверждала она, - находилась поблизости от Австрийской границы, в Волынской губернии. Повсюду были озера и пруды, их было свыше девяноста, как рассказывал Мельник, повсюду были мельницы…» (Там же. С. 410). Это уже, простите, напоминает, с одной стороны, анекдот про Василия Ивановича Чапаева с его мечтой о «консерваториях», а с другой, - сказку про Кота-в-сапогах. - Чьи это поля (леса, замки…)? - Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса!
Татьяна Евгеньевна утверждает (Там же. С. 411), что К.С. Мельник «закончил естественный факультет» Киевского университета, чему невозможно, разумеется, поверить. Ведь в 1914 г. Константину Сергеевичу только что исполнилось 17 лет. Замечая далее, что в Киеве он «без труда был принят в высшие круги городского общества» (Там же) - также, безусловно, значило выдавать желаемое за действительное.
Говоря о К.С. Мельнике, как «человеке исключительной храбрости и интеллигентности», Татьяна Евгеньевна признавала при этом, что «у него, правда, не было пажеского лоска, но элегантности ему хватало». И еще: «несмотря на свое провинциальное происхождение, он говорил по-русски чисто, без украинского акцента» (Там же. С. 251, 271).
Эту попытку «сотворения биографии» своего супруга, чисто по-человечески, конечно, можно понять: летом 1916 г. завершилась неудачей попытка Татьяны Боткиной связать свою судьбу с Михаилом Безобразовым (1895-1957) - сыном командующего войсками Гвардии генерал-адъютанта Его Величества Владимiра Михайловича Безобразова.
Однако еще более важным для Т.Е. Боткиной было представить приезд ее будущего супруга в Тобольск исключительно ради высоких, благородных целей: «Он собирался вернуться к своей семье на Украину, а поехал в Сибирь на помощь Царской Семье» (Там же. С. 396). «Быть рядом с Царской Семьей», - такую цель, по словам Глеба Боткина, ставил будто бы перед собой К.С. Мельник (G. Botkin «The real Romanovs». P. 206).
Но никаких конкретных свидетельств, а, главное, действий в этом направлении даже в мемуарах Татьяны Евгеньевны не приведено. Хорошо просматривается лишь участие Константина Семеновича в чисто семейном боткинском деле - интригах против зятя Царского Друга и духовника Их Величеств.
Более убедительным поводом для приезда К.С. Мельника в Тобольск была сама дочь Лейб-медика, к которой он был неравнодушен. С этой целью им было написано и письмо Е.С. Боткину, о котором мы упоминали.
«Если я последую за Государем, - сказал якобы незадолго до отъезда в Екатеринбург Евгений Сергеевич своей дочери, - а ты должна будешь остаться здесь, я прошу тебя обязательно выйти замуж за Константина Мельника; он необыкновенный человек. Если мы с тобой разлучимся, я буду спокойнее, если буду знать, что ты находишься под его защитой. […] Я уверен, он очень к тебе привязан. Я не требую обещания от тебя, но если он захочет жениться, не уклоняйся, возьми его в мужья» («Царский Лейб-медик». С. 373).
То же самое Е.С. Боткин сказал своему сыну: «Ни одна женщина не может быть счастлива без любви. Ничего я не желал бы я так сильно, как видеть Татьяну замужем. Меня мучает мысль, что, следуя за нами в изгнание, она, возможно, упускает свой шанс личного счастья. И среди всех наших друзей я не могу представить себе лучшего для нее мужа, чем Мельник. Знаю, что, по крайней мере, в Царском Селе он любил ее, если даже она сама ничего об этом не знала. А после революции Мельник показал себя очень верным и благородным человеком» (G. Botkin «The real Romanovs». P. 227-228).
Погон Лейб-медика Е.С. Боткина. Свято-Троицкая Духовная семинария в Джорданвилле.
Подпоручик К.С. Мельник сумел приехать в Тобольск вскоре после увоза в Екатеринбург Наследника Цесаревича Алексия, Великих Княжон Ольги, Татьяны и Анастасии, совершившегося 7 мая 1918 г. («Царский Лейб-медик». С. 395). В своих мемуарах Глеб Боткин называет точную дату приезда «старого друга»: 18 мая 1918 г. (G. Botkin «The real Romanovs». P. 205-206). С тех пор Константин Семенович был надежной опорой для детей Лейб-медика.
В первых числах июля 1918 г. большевики были вытеснены из Омска, Тобольска и Тюмени. 24 июля отряды белой армии вместе с чехо-словаками взяли Екатеринбург, после чего Глеб Боткин отправился туда узнать, что случилось с отцом. В это время присоединившемуся к белым, К.С. Мельнику поручили организовать защиту Тобольска от красных.
По всей вероятности, августом следует датировать вторичный приезд в Тобольск и упоминавшегося нами уже Н.Я. Седова, несшего в разговорах с К.С. Мельником, Татьяной и Глебом Боткиными несусветную чушь о его необыкновенных приключениях в Петрограде, связанных с мифическим его противостоянием самому Моисею Урицкому («Царский Лейб-медик». С. 404-407).
Появление Николая Яковлевича смутило Т.Е. Боткину: «В какой-то момент я подумала о Седове, стоявшем гораздо ближе к нашей семье по воспитанию, манерам, культуре. Я думала о его обаянии и молодости» (Там же. С. 408). Но пересилили чисто практические соображения, в результате чего в сентябре она все-таки вышла замуж за К.С. Мельника.
Этот союз еще более укрепил супругов в их неприязни к зятю Царского Друга - Б.Н. Соловьеву. Последний, давая показания о Н.Я. Седове, рассказывал: «В Тобольске он жил у Мельника, женившегося на дочери Лейб-медика Боткина Татьяне и проживавшего в Тобольске. Романова [Анна Павловна - комнатная девушка, добровольно отправившаяся в Тобольск, но не допущенная к Царской Семье. - С.Ф.] мне говорила, что вряд ли брак Мельника основывается на чувстве любви его к Татьяне Боткиной. По ее словам, Мельником руководило чувство расчета. Зная, что Государь любил Боткина, я, конечно, в силу этого питал добрые чувства к семье Боткина, и, не зная о сути отношений Седова к Мельнику (они, оказывается, в хороших отношениях), сказал о том, что я слышал от Романовой про Мельника Седову. Тот несомненно передал мои слова ему. В результате - вражда их обоих ко мне» («Гибель Царской Семьи. С. 503).
Тем временем Н.Я. Седов, решив пробираться к своему Крымскому конному полку, сражавшемуся с большевиками на юге России, отправился на Дальний Восток. Остановившись по пути в Екатеринбурге, Николай Яковлевич 9 ноября 1918 г. по своей воле пришел к члену Екатеринбургского окружного суда И.А. Сергееву, чтобы дать показания: «Узнав о том, что Вы производите следствие по делу об убийстве б. Императора Николая Александровича и Его Семьи, я явился к Вам, чтобы сообщить следующие факты. […] Почти всю минувшую зиму я прожил в городе Тюмени, где познакомился с Борисом Николаевичем Соловьевым, женатым на дочери известного Григория Распутина. Соловьев, узнавши о моем появлении в Тюмени, сообщил мне, что он стоит во главе организации, поставившей целью своей деятельности охранение интересов заключенной в Тобольске Царской Семьи путем наблюдения за условиями жизни Государя, Государыни, Наследника и Великих Княжен, снабжения Их различными необходимыми для улучшения стола и домашней обстановки продуктами и вещами и, наконец, принятия мер к устранению вредных для Царской Семьи людей.
По словам Соловьева, все сочувствующие задачам и целям указанной организации должны были явиться к нему, прежде чем приступить к оказанию в той или иной форме помощи Царской Семье. В противном случае, говорил мне Соловьев, я налагаю “veto” на распоряжения и деятельность лиц, работающих без моего ведома. Налагая “veto”, Соловьев, в то же время, предавал ослушников советским властям. Так им были преданы большевикам два офицера гвардейской кавалерии и одна дама. Имен и фамилий их я не знаю, а сообщаю Вам об этом факте со слов Соловьева» (Там же. С. 117).
Как видим, Б.Н. Соловьев, исходя из наличных сил и средств, вовсе не ставил перед собой цель освобождения Царской Семьи. Этого он не отрицал и сам во время своего допроса: «…У нас не было никаких определенных целей в отношении Августейшей Семьи. Просто мы хотели помочь Ей чем-либо. […] Она страшно нуждалась» (Там же. С. 503).
Борис Николаевич, напомним, в первый раз приехал из Петрограда в Тобольск (через Тюмень и Покровское) 20 января 1918 г. По поручению А.А. Вырубовой, он привез Царской Семье деньги, письма и вещи. 26 января Б.Н. Соловьев уехал из Тобольска в Покровское. Выехав из Петрограда 7 января, ровно через месяц (7 февраля) он возвратился в столицу. Вторая поездка Б.Н. Соловьева в марте завершилась его арестом в Покровском 11 марта. Царица сообщала А.А. Вырубовой (20.3.1918): «Бориса взяли; это беда, но не расстреляли, - он знал, что будет так…»
Судить о том, чем для Царственных Мучеников был приезд посланца А.А. Вырубовой в Тобольск, позволяют записки, которыми в эти дни обменялись Государыня с Б.Н. Соловьевым.
(24.1.1918): «Я благодарна Богу за исполнение отцовского и Моего личного желания: Вы муж Матреши. Господь да благословит ваш брак и пошлет вам обоим счастие. Я верю, что вы сбережете Матрешу и оградите от злых людей в злое время. Сообщите Мне, что вы думаете о Нашем положении. […] Пишите Мне откровенно, так как Я с верой в вашу искренность приму ваше письмо. Я особенно рада, что это именно вы приехали к Нам».
(25.1.1918): «Глубоко признателен за выраженные чувства и доверие. Приложу все силы исполнить Вашу волю сделать Мару счастливой. Вообще, положение очень тяжелое, может стать критическим. Уверен, что нужна помощь преданных друзей, или чудо, чтобы всё обошлось благополучно…»
(26.1.1918): «Вы подтвердили Мое опасение, благодарю за искренность и мужество. Друзья или в неизвестном отсутствии, или их, вообще, нет и Я неустанно молю Господа, на Него Единаго и возлагаю надежду. Вы говорите о чуде, но разве уже не чудо, что Господь послал сюда к Нам вас? Храни Вас Бог. Благодарная А.»
Кто может отменить эти оценки?
Борис Николаевич Соловьев. Фото из книги С.В. Маркова «Покинутая Царская Семья» (Вена. 1928).
Что касается сдачи Б.Н. Соловьевым якобы двух офицеров большевикам, то это не более, чем слова. Сам Борис Николаевич в своих показаниях во время допроса 29 декабря 1919 г. категорически отрицал этот поклеп: «Безпокоясь, как бы […] неудача не испортила вконец дела, я упрашивал Седова отложить поездку в Тобольск, указывая, что нужную помощь он может оказать и здесь. Он меня послушался и задержался на некоторое время в Тюмени, поступив дворником к домовладельцу Кац» (Там же. С. 500).
Через два дня, 31 декабря, отвечая, видимо, на уточняющий вопрос следователя Н.А. Соколова, Борис Николаевич заявил: «Я вовсе не запрещал Седову ездить в Тобольск. Как же я мог это сделать? Угроз ему я никаких не делал. Не требовал я, чтобы он слушался меня, угрожая ему чем-либо. Просто я не доверял ему, как “мальчишке” и опасался, что после моего ареста он может попасться, а это может повлечь за собой неприятные последствия для Августейшей Семьи. […] В общем у него, вероятно, явилось чувство обиды ко мне за всё, о чем я Вам сейчас рассказал» (Там же. С. 503)
Что касается якобы выданных Б.Н. Соловьевым некой дамы и офицеров, то допрошенный это также отрицал: «Никаких двоих офицеров и дамы, которые бы были кем-либо выданы в Тюмени большевикам я не знал и ничего об этом не слышал. Поэтому я и не мог ничего подобного говорить Седову» (Там же).
По всей вероятности, речь идет об измененных до неузнаваемости действительно имевших место (правда, не в Тюмени, а в Тобольске) реальных событиях, но при этом никакого отношения к Борису Николаевичу не имевших.
«Упоминание о двух гвардейских офицерах и одной “даме”, - замечал в свое время историк С.П. Мельгунов, - позволяет подставить здесь имена фрейлины Хитрово и братьев Раевских, т.е. отнести “угрозы” к добольшевицкому времени, к дням, когда Соловьева не было в Сибири, и, следовательно, придать “угрозам” характер разговорно-теоретический» (С.П. Мельгунов «Судьба Императора Николая II после отречения. Историко-критические очерки». М. 2005. С. 336).
Об инциденте с фрейлиной М.С. Хитрово, без надлежащего разрешения приехавшей в Тобольск и там 22 августа 1917 г. (т.е. еще при Временном правительстве!) арестованной, тот же автор пишет, как об истории, «раздутой в окружении Керенского до гиперболических размеров» (Там же. С. 260, 266-268. См. также: «Разъяснения о моей поездке в Тобольск» М. Хитрово в приложении к кн.: С.В. Марков «Покинутая Царская Семья». С. 545-552).
По словам историка, молодая и неопытная дама попала в «заговорщическую кашу, более воображаемую или воображением сильно сгущенную» (С.П. Мельгунов «Судьба Императора Николая II после отречения». С. 266).
М.С. Хитрово. Фото из московского журнала «Искры» за 1917 г.
Офицеры братья Раевские, приехавшие в Тобольск в январе 1918 г. под демонстративно вымышленными фамилиями «Кириллов» и «Мефодиев», «вели себя, - согласно материалам следствия, - вызывающе: кутили, швыряли деньгами и были, в конце концов, высланы» (К. Соколов «Попытка освобождения Царской Семьи (декабрь 1917 г. - февраль 1918 г.)» // «Архив русской революции». Т. 17. Берлин. 1926. С. 280-283; С.П. Мельгунов «Судьба Императора Николая II после отречения». С. 313-318; С.В. Фомин «Апостол Камчатки. Митрополит Нестор (Анисимов)». М. 2004. С. 38-46; «Гибель Царской Семьи». С. 498).
«…Соловьев, - подчеркивал С.П. Мельгунов, - прибыл в Тобольск после высылки Раевских - факт очень важный и притом неоспоримый, хотя он идет в полный разрез с тем, что формально установило следствие» (С.П. Мельгунов «Судьба Императора Николая II после отречения». С. 318).
«Какая знакомая картина! - так передавал свои впечатления от знакомства с показаниями Н.Я. Седова историк. - Ведь это почти воспроизведение наблюдаемой Юсуповым фантастической сцены сборища “шпионов” на квартире Распутина» - пресловутых “зеленых”» (Там же. С. 323). Но именно на показаниях Н.Я. Седова, по словам С.П. Мельгунова, были «построены выводы следствия» (Там же. С. 312).
Нельзя также обойти вниманием и того обстоятельства, отмеченного историком С.П. Мельгуновым, что именно «семья Мельник, […] по выражению следователя [Н.А. Соколова], помогла ему [Н.Я. Седову] освободиться “от чар Соловьева”» (Там же. С. 322). А в итоге «характеристика, данная Соловьеву следствием, при произвольном толковании» этих материалов оказалась «явно тенденциозной» (Там же. С. 324).
Продолжение следует.