БОТКИНЫ: СВЕТ И ТЕНИ (2)
Лейб-медик Е.С. Боткин со своими детьми: Татьяной и Глебом. 1918 г.
Лейб-медик Его Величества
Личность Лейб-медика Е.С. Боткина, как человека весьма близкого Царской Семье, безусловно, заслуживает особого разговора. Проявленная им верность Ей ставит этого человека, прежде всего по моральным соображениям, как бы вне критики.
Но такой подход в корне не верен, хотя бы перед лицом Истины, которая одна только может и должна являться целью не только всякого настоящего историка, но и просто честного человека.
Иной подход чреват искажением вещей гораздо более важных, чем добрая память какой бы то ни было личности. Тем более хорошо известно, что всяк человек ложь; несть бо человека, иже поживет и не согрешит.
Евгений Сергеевич Боткин.
Между тем фигура Евгения Сергеевича не столь проста и однозначна, как это может показаться при первом поверхностном взгляде.
Подобно своему коллеге профессору С.П. Федорову, доктор Е.С. Боткин придерживался либеральных взглядов. «Это был умный, либерально настроенный господин, - отмечала подруга Императрицы Ю.А. Ден. - …Его политические воззрения поначалу расходились с идеологией монархистов…» (Ю.А. Ден «Подлинная Царица. Воспоминания близкой подруги Императрицы Александры Феодоровны». СПб. 1999. С. 64).
Так же, как и профессор С.П. Федоров, Е.С. Боткин использовал свое положение для иных, не связанных с исполнением профессиональных обязанностей, целей.
О Лейб-хирурге Сергее Петровиче Федорове см.:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/387716.html
Евгений Сергеевич Боткин с женой Ольгой Владимiровной и детьми (слева направо): Дмитрием (1894-1914), Глебом (1900-1969), Георгием/Юрием (1895-1941) и Татьяной (1898-1986). 1905 г.
Дочь Евгения Сергеевича пишет, что однажды тот «убедился, что необходимо назначение сильного, интеллигентного и неподкупного человека в Святейший Синод, чтобы остановить всё возрастающее влияние Распутина. […] Когда этот пост стал вакантным, мой отец употребил всё свое влияние, чтобы выдвинуть одного из своих друзей Сергея Лукьянова - абсолютно преданного Монархии, очень смелого человека. Он был бывшим студентом моего деда и не имел никаких связей при Дворе и в духовной среде. Как выдающийся патолог, он обладал интеллигентностью и исключительной способностью логически мыслить. […] Его прямолинейность завоевала уважение Столыпина, который был также очень дружен с моим отцом» («Царский Лейб-медик». С. 125).
Е.С. Боткин с Великими Княжнами Ольгой и Татьяной Николаевнами во время посещения Царской Семьей ежегодной Королевской регаты «Cowes Week» на севере английского острова Уайт в Каусе. 1909 г.
Вот, оказывается, кому, помимо П.А. Столыпина, обязаны мы появлением на посту Обер-прокурора Св. Синода рационалиста-невера С.М. Лукьянова. Вскоре, правда, выяснилось, что быть «выдающимся патологом», вовсе не одно и то же, что разбираться в церковных вопросах. По отзыву митрополита Евлогия (Георгиевского), Сергей Михайлович «не знал ни Церкви, ни народа» (Митр. Евлогий (Георгиевский) «Путь моей жизни». М. 1994. С. 181).
Резкое недовольство его деятельностью выражено в одном из частных писем владыки Серафима (Чичагова) (16.5.1910): «Пока Ст[олыпин] и Лукьянов - в силе, можно ли помышлять о восстановлении Синода? Государство совсем придавило Церковь и катастрофа неизбежна» («…И даны будут Жене два крыла». Сб. к 50-летию С. В. Фомина. М. «Паломникъ». 2002. С. 519).
Использовавшийся П.А. Столыпиным в качестве одной из немногих своих креатур в антираспутинской кампании (вполне соответствовавшей также видам Е.С. Боткина), С.М. Лукьянов был, в конце концов, отставлен 2 мая 1911 г. от должности, вопреки тому, что совершенно безосновательно пишут, даже и до сих пор, некоторые ангажированные исследователи, вовсе не за неприятие Царского Друга, а за допущение им спровоцированного иеромонахом Илиодором и поддержанного епископом Гермогеном т.н. «Царицынского скандала» (С.В. Фомин «Судья же мне Господь!». М. 2010. С. 445-447).
Император Николай II, Лейб-медик Е.С. Боткин и флигель-адъютант А.А. Дрентельн. Германия 1909 г.
В связи со всей этой странной историей вспоминается последний не оконченный роман незаслуженно забытого нашего писателя В.В. Крестовского (1840-1895), следующим образом объяснявший резоны подобного рода деятелей: «Старайся всячески, хоть ужом пролезай в лагерь врагов, облекайся в их шкуру, ешь и пей, и подпевай с ними, усыпи их подозрительность, и незаметно […] заражай всех и вся вокруг себя своею чумою. Это, брат, рецепт верный!.. И подумай-ка сам, если бы по всем-то ведомствам да сидело бы на верхах и под верхами хоть пятьдесят процентов “наших”, “своих” […] Да мы бы, брат, в какой-нибудь один, другой десяток лет тишком-молчком так обработали бы исподволь и незаметно матушку Федору великую, довели бы ее до такого положения… […] Сама бы пошла на капитуляцию перед нами, и тогда мы - господа положения» (В.В. Крестовский «Торжество Ваала. Деды». Т. 2. М. 1993. С. 189).
И вывод из сказанного: «Они вам прикинутся всем, чем хочешь, всякую шкуру на себя наденут, чтобы легче было пакостить исподтишка, если где нельзя пока явно…» (Там же. С. 90).
Лейб-медик Е.С. Боткин и Флаг-капитан ЕИВ адмирал К.Д. Нилов на борту «Штандарта». Снимок из альбома А.А. Вырубовой.
Что касается Е.С. Боткина, то его политические и иные взгляды во многом определялись его происхождением, родственными связями, ближайшим окружением и знакомствами. Недаром говорится: скажи мне, кто твой друг, и я тебе скажу, кто ты.
Дочь Евгения Сергеевича вспоминала посещение летом 1914 г. московского дома «папиной кузины» - «старого гнезда Боткиных, в то время когда они еще были чаеторговцами»: «Нас дружески принимали две младшие дочери дома, две старшие давно были замужем. С мальчиками мы не нашли общего языка, - в разговорах они выражали свои политические мнения, которые казались нам слишком смелыми. В нашем присутствии они всё время выражали восхищение своим дядей, несменяемым председателем Думы Гучковым» («Царский Лейб-медик». С. 215). В действительности А.И. Гучков был председателем в одной лишь III Думе с марта 1910 г. по март 1911 г.
Известно, что тетка А.И. Гучкова, Анна Ефимовна еще в 1861 г. вышла замуж за В.П. Боткина. Это было т.н. первое породнение двух известных купеческих семей. «Именно чай, - вспоминает один из членов этой семьи, - был в основе огромного состояния Боткиных. У Петра Кононовича, продолжившего семейное дело, от двух жен было двадцать пять детей. […] Василий Петрович, старший сын, был известным русским публицистом, другом Белинского и Герцена, собеседником Карла Маркса»:
http://www.itogi.ru/exclus/2011/29/167407.html
В.П. Боткин и сам «был известен как литератор, критик и переводчик […] В доме В.П. Боткина в Петроверигском переулке жил Т.Н. Грановский и происходили собрания знаменитого кружка. Сестра его была замужем за А.А. Фетом, его старший брат Сергей Петрович стал всероссийским медицинским светилом» (А.И. Гучков «Московская сага. Летопись четырех поколений знаменитой купеческой семьи Гучковых. 1780-1936». СПб.-М. 2005. С. 192). Этот-то С.П. Боткин (1832-1889) и стал отцом Лейб-медика Е.С. Боткина.
Второе породнение Боткиных с Гучковыми произошло в 1887 г., 26 лет спустя после первого. Сын И.Е. Гучкова (брата А.Е. Боткиной) Николай (брат пресловутого А.И. Гучкова) женился на дочери главы товарищества чайной торговли «Петр Боткин и сыновья» - Вере. (Почти все паи этого акционерного предприятия «принадлежали трем семьям - Боткиным, Гучковым и Остроуховым. Товарищество вело как крупнооптовую, так и розничную торговлю чаем, кофе, рафинадом и сахарным песком» (Там же. С. 123). Супруги Н.И. и В.П. Гучковы поселились в родовом гнезде Боткиных - в доме № 4 в Петроверигском переулке.
Дом Е.С. Боткина в Царском Селе. 1910-е гг.
Но перенесемся в Северную столицу. Автор мемуаров Татьяна Евгеньевна вспоминала о тех, кто составлял круг общения их семьи в их царскосельском доме на Садовой улице напротив Большого Екатерининского Дворца: «Дома редко бывали гости. Те немногие, кого у нас принимали, стали скоро близкими друзьями, как, например, князь и княгиня Орловы. […] Мы принимали также полковника Дрентельна […] Возвращаясь из Дворца, папа часто приводил его домой к ужину, и мы очень радовались, когда видели его высокую благородную фигуру…» («Царский Лейб-медик». С. 89-90). Князя В.Н. Орлова, этого «непомерно толстого человека […] мой отец очень любил за его сердечность, остроумие и широкую русскую душу» (Т. Мельник (рожденная Боткина) «Воспоминания о Царской Семье и Ее жизни до и после революции». Белград. 1921. С. 12).
Правда, впоследствии младший сын Е.С. Боткина - Глеб (1900-1969), обладавший едким талантом шаржиста, изображал всех этих друзей семьи по-иному. Князя В.Н. Орлова он рисовал в виде «толстой свиньи», а полковник А.А. Дрентельн преображался у него в «мула с моноклем».
Эти рисунки-карикатуры, по словам сестры, впоследствии «были высоко оценены американскими журналистами, давали ему средства к существованию. Он продолжает рисовать карикатуры на особ Императорского Двора. Глеб начал делать эти рисунки в 11 лет, оживляя своих героев в воображаемом Балканском королевстве. Конечно, королевская семья относилась к стопоходящим. Только у медведей было достаточно достоинства, чтобы носить корону. Вокруг них Глеб изобразил всю нелепую аристократию: свиней, увешанных орденами, лошадей в пенсне, и т.д. Американцы, будучи демократами, насмехались над этой сатирой над монархией, и хорошо за это платили»:
https://www.proza.ru/2010/06/14/1078
Великая Княжна Анастасия Николаевна, адмирал К.Д. Нилов и Е.С. Боткин. Снимок из альбома А.А. Вырубовой.
В 1996 г. дореволюционные рисунки Г.Е. Боткина были изданы в США в книге-альбоме его дочерью Мариной Боткиной-Швейцер (G. Botkin «Lost tales. Stories for the Tsar`s Children». Villard. N.Y. 1996).
Как писал еще в 1910 г. одному из своих сыновей Е.С. Боткин, «можно жить иногда с человеком годами под одной крышей, при условии, разумеется, рабочей, деятельной жизни, и остаться ему почти чуждым или, по крайней мере, очень мало знать его…» («Царский Лейб-медик». С. 453). Но и от народной мудрости - о яблоке и яблоньке - куда же деваться?
В своих мемуарах «Настоящие Романовы», вышедших в 1931 г., Глеб Боткин, подтверждает те близкие отношения, которые связывали его семью с князем В.Н. Орловым и А.А. Дрентельном (G. Botkin «The real Romanovs». London, N.Y. 1932. P. 43-45).
Однако продолжим оглашение списка тех, с кем так или иначе была близка эта семья Известно, например, что Е.С. Боткин не гнушался общением и с пресловутой разносчицей сплетен о Царской Семье С.И. Тютчевой («Царский Лейб-медик». С. 462).
Небезызвестный протопресвитер военного и морского духовенства о. Георгий Шавельский был духовником старшего сына Лейб-медика Дмитрия ( Там же. С. 243).
Об о. Георгии Шавельском см.:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/195327.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/232103.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/386955.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/387716.html
Е.С. Боткин с детьми (слева направо): Глебом, Татьяной, Георгием/Юрием и Дмитрием. 1910 г.
Осенью 1911 г. Боткины удостоились также приглашения князей Юсуповых погостить в их прекрасном крымском имении Кореиз. Именно там произошло их личное знакомство и с Юсуповым младшим - будущим убийцей Царского Друга (Там же. С. 141-142, 462). Среди «старых друзей семьи» Глеб Боткин пишет о Марианне (именуя ее Маргаритой) Эриковне Дерфельден, урожденной Пистолькорс, причастной к убийству Г.Е. Распутина (G. Botkin «The woman who rose again». N.Y., London, Edinburgh. 1937. P. 129). Общение с ней младший сын Лейб-медика возобновил в США, куда та выехала после революции с двумя своими дочерьми.
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/26884.html
Что касается самого отца семейства - Е.С. Боткина, то именно ему мы обязаны появлением в Царскосельском Дворцовом госпитале княжны В.И. Гедройц (1870-1932).
Познакомились они еще во время русско-японской войны 1904-1905 гг. Евгений Сергеевич был в то время главным уполномоченным Российского общества Красного Креста (РОКК), отвечавшим за работу лазаретов и летучих отрядов. Вера Игнатьевна служила хирургом санитарного поезда РОКК. В 1909 г., благодаря рекомендации ставшего к тому времени Лейб-медиком Е.С. Боткина, Императрица Александра Феодоровна пригласила княжну В.И. Гедройц занять должность старшего ординатора в Ее госпитале.
У Веры Игнатьевны и ее семейства, древнего литовского рода, было «славное революционное прошлое». Предки ее всегда были в первых рядах борцов с Российской Монархией. За участие в польском восстании дед ее был казнен, а отец и дядя, лишенные дворянского звания, бежали во внутрироссийские губернии, к осевшим там друзьям семьи. Что касается самой Веры Игнатьевны, то она с юных лет стала на ту же скользкую дорожку. За антиправительственную деятельность она была исключена из женской прогимназии. Поступив на Петербургские курсы известного врача и педагога П.Ф. Лесгафта, она тут же сошлась с революционно настроенной молодежью, ходила на демонстрации, составляла и распространяла прокламации. В конце концов, она была арестована и выслана в поместье отца под надзор полиции. Однако, вступив в фиктивный брак с принадлежавшим к социалистам офицером, Вера Игнатьевна сумела выбраться в Швейцарию - Мекку революционеров всех мастей.
Поступив на медицинский факультет Лозаннского университета, В.И. Гедройц продолжила там свои революционные связи, сойдясь со сподвижником Г.В. Плеханова народовольцем С.М. Жемановым и сыном А.И. Герцена. Русско-японская война, в которой молодой врач-хирург принимала участие по возвращении на родину, не охладила ее революционный пыл. После окончания боевых действий на Дальнем Востоке она особенно тесно сошлась с кадетами. Фамилия княжны занимала первую строчку в составленном в 1906 г. брянской полицией списке местных представителей этой занимающей непримиримые антиправительственные позиции партии.
Как ни странно, это не помешало В.И. Гедройц, по протекции ее фронтового друга, занять (как мы уже писали) высокую должность в Дворцовом госпитале. В Царском Селе у нее появилось новое увлечение: Вера Игнатьевна занялась стихосложением.
Достойно внимание то обстоятельство, что многие ее стихи печатались в весьма специфическом «Вестнике теософии», что, заметим, и неудивительно, поскольку они, как отмечают, были созвучны откровениям известной оккультистки Е.П. Блаватской. Поэт С.М. Городецкий в рецензии на вышедший в 1913 г. сборник стихов В.И. Гедройц подчеркивал, что ее произведения тяготеют к «ведовскому, темному, страшному».
Император Николая Александрович с Дочерью, Великой Княжной Татьяной Николаевной на теннисном корте. Крайний слева за Государем - Лейб-медик Е.С. Боткин. Снимок из альбома А.А. Вырубовой.
С началом Великой войны Вера Игнатьевна стала старшим врачом и ведущим хирургом Собственного Ея Величества лазарета в Царском Селе. Однако вскоре высокая профессиональная репутация княжны вошла в острейшее противоречие с ходом и результатами лечения ближайшей подруги Государыни А.А. Вырубовой, попавшей 2 января 1915 г. в железнодорожную катастрофу.
В результате лечения В.И. Гедройц Анна Александровна осталась полуинвалидом. Однако, если бы не личное вмешательство Императрицы, то Ее оставленной без надлежащей медицинской помощи подруги вообще бы не было в живых, а не окажись впоследствии подле А.А. Вырубовой других опытных врачей (таких, как, например, профессор И.Э. Гагенторн), она бы всю оставшуюся жизнь передвигалась на костылях или вообще ездила в инвалидной коляске. Лечение А.А. Вырубовой, которое осуществляла княжна В.И. Гедройц, было не только неэффективным, но и вредоносным, что, учитывая фронтовой опыт врача, наводит на размышления. И еще два замечания: дежурила около койки тяжело раненой А.А. Вырубовой не только Вера Игнатьевна, но и ее фронтовой друг Е.С. Боткин, который, правда, хирургом не был, но кое-что все-таки понимал.
Далее, именно В.И. Гедройц во время нахождения А.А. Вырубовой в лазарете способствовала возникновению, а затем и раздуванию публичного скандала в связи с посещавшим свою духовную дочь Г.Е. Распутиным. Она буквально исходила злобой при виде Царского Друга. Последнее, конечно, была неудивительным, если вспомнить, что княжна была лесбиянкой и как в молодости (в Швейцарии), так и после революции (в России) открыто сожительствовала с себе подобными.
Но извращенным было не только естество В.И. Гедройц, но и ее мiровоззрение. Контакты ее с революционерами продолжались и в описываемое время. Так, в годы Великой войны, в то время как она кричала, что Царскому Другу нечего делать в лазарете для раненых воинов, она провела сложнейшую операцию одному из будущих видных чекистов, который впоследствии оказывал своему спасителю важные услуги. Позорное предательское поведение княжны по отношении к Императрице, Которой она была многим обязана, после февральского переворота 1917 г. сегодня хорошо известно благодаря воспоминаниям находившегося на излечении оставшегося преданным Царской Семье офицера С.В. Маркова и письмам Великой Княжны Татьяны Николаевны. Но именно этого человека рекомендовал, продвигал, а затем и прикрывал своим авторитетом Лейб-медик Е.С. Боткин. (Обо всём этом мы уже писали в предыдущих сериях наших по́стов о княжне В.И. Гедройц и А.А. Вырубовой.)
Как видим, перечисленные лица все, как на подбор, являлись врагами Г.Е. Распутина и в той или иной степени недоброжелателями Царицы.
В противоположность им Дворцовый комендант генерал В.Н. Воейков Боткиным «с самого начала не понравился» («Царский Лейб-медик». С. 187). «…Человек дельный, но не очень симпатичный, большой карьерист и делец», - характеризовала его Т.Е. Боткина (Т. Мельник (рожденная Боткина) «Воспоминания о Царской Семье и Ее жизни до и после революции». С. 13).
Е.С. Боткин со своими сыновьями Юрием и Дмитрием. 1914 г.
Подобное отношение было и к А.А. Вырубовой. «Я видела ее однажды, - пишет дочь врача, - когда она нанесла маме визит вежливости. […] Легковерие этой женщины, мистического и экзальтированного существа, никогда не подвергалось сомнению» («Царский Лейб-медик». С. 124-125).
Согласно с сестрой характеризовал В.Н. Воейкова и А.А. Вырубову ее брат Глеб Боткин (G. Botkin «The real Romanovs». P. 41-43, 47-53). «Весьма истеричная персона с определенно ограниченным интеллектом», - характеризовал он Анну Александровну (Ibid. P. 48). С его слов Вырубова была одержима «сексуальной истерией и религиозной манией». Ее религиозность была «в высшей степени ненормальна», что проявлялось в том, что она считала, что «Распутин был действительно святым» (Ibid. P. 50).
Это отношение стало еще рельефнее в первые дни после февральского переворота 1917 г. «…С самого утра 21 марта, - вспоминала А.А. Вырубова, - мне было тяжело на душе. […] Я лежала в постели. Около часу вдруг поднялась суматоха в коридоре, слышны были быстрые шаги. Я вся похолодела и почувствовала, что это идут за мной. И сердце меня не обмануло. Перво-наперво прибежал наш человек Евсеев с запиской от Государыни: “Керенский обходит наши комнаты, - с нами Бог”. […] Вошел потом скороход и доложил, что идет Керенский. Окруженный офицерами, в комнату вошел с нахальным видом маленького роста бритый человек, крикнув, что он министр юстиции и чтобы я собралась ехать с ним сейчас в Петроград. Увидав меня в кровати, он немного смягчился и дал распоряжение, чтобы спросить доктора, можно ли мне ехать; в противном случае обещал изолировать меня здесь еще на несколько дней. Граф Бенкендорф послал спросить доктора Боткина. Тот, заразившись общей паникой, ответил: “Конечно, можно”. Я узнала после, что Государыня, обливаясь слезами, сказала ему: “Ведь у вас тоже есть дети, как вам не стыдно!”» («Верная Богу, Царю и Отечеству. Анна Александровна (Вырубова) - монахиня Мария». Автор-составитель Ю. Рассулин. СПб. 2005. С. 145-146).
В своих мемуарах Глеб на это весьма нервно отреагировал: «Это безрассудное, и в моем понимании фантастическое обвинение» (G. Botkin «The real Romanovs». P. 48). Его сестра, не находя возможным отрицать само это событие, выдвинула вполне естественное, как ей казалось, оправдание. Когда А.Ф. Керенский, писала Татьяна Евгеньевна, «обратился с вопросом к моему отцу, не считает ли он состояние здоровья Анны Александровны препятствием для ее отъезда из Дворца. Мой отец, не без основания думавший, что присутствие Анны Александровы еще больше раздражает революционное начальство и привлекает внимание толпы, дал свое согласие […] Этот отъезд был большим огорчением для Ея Величества…» (Т. Мельник (рожденная Боткина). «Воспоминания о Царской Семье и Ее жизни до и после революции». С. 33).
Великие Княжны, А.А. Вырубова и Е.С. Боткин на борту Императорской яхты «Штандарт». Снимок из альбома А.А. Вырубовой.
Поведение врача было вполне созвучно настроению других придворных, долгое время скрыто ненавидевших Анну Александровну за особое отношение к ней Государыни. Для примера приведем записи из дневника, который вела в те дни обер-гофмейстерина Императрицы, княгиня Е.А. Нарышкина.
По ее словам (11/24.3.1917), флигель-адъютант ЕИВ и личный секретарь Императрицы граф П.Н. Апраксин «ходил прощаться с Императрицей и сказал, что Ей следует расстаться с Аней Выр[убовой]. Гнев и сопротивление. Держится за нее больше кого бы и чего бы то ни было. Нас спасает корь; но было бы опасно оставлять ее в нашем обществе после выздоровления» («С Царской Семьей под арестом. Дневник обер-гофмейстерины Е.А. Нарышкиной» // «Последние Новости». № 5547. Париж. 1936. 31 мая. С. 2).
(19.3/1.4.1917): «Мы совершенно ее [А.А. Вырубову] игнорируем, но Они проводят у нее всё Свое время и Свои вечера. А к нам заходят от времени до времени, поболтать с усилием о незначительных вещах» (То же // «Последние Новости». № 5553. Париж. 1936. 7 июня. С. 2).
Нет ничего удивительного, что подобные приведенным нами оценки верных Царских слуг неминуемо должны были отразиться и на восприятии их Господ. При всей внешней сдержанности (для приличия, так сказать, и потомков) мемуары Татьяны Евгеньевны содержат немало колкостей даже по адресу Государыни: «Великий день настал. Для мамы это было как бы посвящением ко Двору, и она очень волновалась. […] Всё прошло прекрасно. Царица долго разговаривала с мамой о проблемах воспитания детей, задавала вопросы о нас, наших вкусах, нашей школе. Мама была в восторге от Ее шарма, естественности и простоты. На нее произвел большое впечатление Ее чистый, без всякого акцента безукоризненный русский язык, несмотря на немецкое происхождение и детство, проведенное при Дворе Королевы Виктории. […] Мама была в восторге, может быть, не очень обоснованно, так как несмотря на приветливый прием, который ей был оказан Государыней, ее больше во Дворец никогда не приглашали» («Царский Лейб-медик». С. 88-89).
Ольга Владимiровна Боткина (1872-1946), урожденная Мануйлова.
Ничего не скажешь, Государыня умела разбираться в людях: кому можно было доверять, а кого вполне достаточно просто приласкать. Разочек. Ольга Владимiровна Боткина, напомним, в 1910 г. бежала с учителем немецкого языка своих старших сыновей, студентом Рижского политехнического института Ф.В. Лихингером, вступив с ним, как изящно выражаются ныне, «в гражданский брак» (иными словами, просто сожительствовала), скончавшись вскоре после второй мiровой войны в Берлине. С другой стороны, в приведенной фразе дочери придворного врача, даже и 70 лет спустя, явно звучит некий укор: не оценили - замес на семейных дрожжах и, прежде всего, конечно, на разговорах с отцом…
И еще одно замечание: в белградском издании мемуаров 1921 г. Т.Е. Боткина передает этот эпизод совершенно в ином, верноподданническом духе, в расчете, видимо, на монархические круги эмиграции (Т. Мельник (рожденная Боткина). «Воспоминания о Царской Семье и Ее жизни до и после революции». С. 9).
В воспоминаниях 1980 г., которые мы цитировали, она приоткрыла свое настоящее лицо.
Продолжение следует.