АННА ВЫРУБОВА И ЦАРСКАЯ СЕМЬЯ (18)
Новое покушение на Распутина?
8 января в газете «Петроградский Курьер» появилась небольшая заметка под названием «Несчастный случай с Григорием Распутиным». В ней говорилось:
«Вчера вечером на углу Загородного пр[оспекта] и Кузнечного пер[еулка] произошел несчастный случай со старцем Гр. Распутиным. Гр. Распутин направлялся на извозчике во Владимiрский собор. Около указанного места на сани налетел автомобиль и Распутин был выброшен на мостовую. При падении старец получил тяжкие ушибы тела и, как передают, лишился сознания. В автомобиле, благодаря которому пострадал Распутин, находилось одно высокопоставленное лицо - друг Распутина. Последний предоставил свой автомобиль для отвозки Распутина в больницу. Однако по дороге Распутин очнулся и заявил о своем желании отправиться на свою квартиру (Гороховая, 64). О случившемся дали знать на квартиру Е.Е., откуда прибыла проживающая у него сестра епископа Варнавы. Вначале вызванные врачи признали положение старца тяжким. Однако через несколько часов выяснилось, что ушибы, полученные Григорием Распутиным, не являются опасными для жизни. У старца оказались сильно помятыми ноги. Ночь Распутин провел безпокойно. Утром из Царского Села получен был ряд сочувственных телеграмм. Квартиру Григория Распутина посетил целый ряд высокопоставленных лиц, которые, однако, не были допущены к больному.
Наш сотрудник обратился к Григорию Распутину с просьбой принять его для беседы по поводу случившегося. Григорий Распутин просил передать через сестру епископа Варнавы [1], что Петроградский градоначальник [2] запретил ему принимать кого бы то ни было во время болезни» («Несчастный случай Григорием Распутиным» // «Петроградский Курьер». 1915. 8 января. С. 4).
[1.] Наталия Александровна Прилежаева (1876-?) - сестра Владыки Варнавы (Накропина); супруга и.о. помощника столоначальника I отделения хозяйственного управления при Св. Синоде; была почитательницей Г.Е. Распутина. От его имени она посылала телеграммы А.А. Вырубовой («Верная Богу, Царю и Отечеству». С. 324). По свидетельству современников, это была «немолодая, неглупая, понимающая жизнь и людей женщина […], которую уважал и Распутин». Жила в 17-м доме по Таврической улице, почти напротив Государственной думы. Когда Владыка приезжал в Петербург, он останавливался там. Туда же заезжал к нему и Г.Е. Распутин («Падение Царского режима». Т. III. М.-Л. 1925. С. 252; Т. IV. С. 182, 437).
[2.] С июля 1914 до ноября 1916 г. Петроградским градоначальником был генерал-майор Свиты ЕИВ князь А.Н. Оболенский, с которым полицейское наблюдение зафиксировало одну встречу Г.Е. Распутина (О.А. Платонов «Пролог цареубийства. Жизнь и смерть Григория Распутина». М. 2001. С. 229). Приезжал на место катастрофы поезда, во время которой 2 января 1915 г. была ранена А.А. Вырубова.
Князь Александр Николаевич Оболенский (1872-1924) - из Пажеского корпуса выпущен (1891) в Л.-Гв. Преображенский полк. Командир батальона. Исключен из Гвардии за безпорядки в батальоне (1906). С 1907 служил по Министерству внутренних дел: Костромской вице-губернатор (1908), Рязанский губернатор (1908-1914), Петроградский градоначальник (1914-1916). Зачислен в Свиту ЕИВ (1916). Командовал бригадой, участвовал в Белом движении. С 1920 г. в эмиграции. Скончался в Париже. Похоронен на кладбище Батиньоль.
«Из заметки в „Биржевых новостях“..., - рассказал следователям ЧСК в 1917 г. знакомый Григория Ефимовича Л.А. Молчанов, - я прочел о том, как на его пролетку... налетел автомобиль» (Э.С. Радзинский «Распутин: жизнь и смерть». С. 304). Комментируя эти слова, Э.С. Радзинский совершенно справедливо обращает внимание: «Столь редкий в те годы автомобиль налетает именно на ту пролетку, где едет Распутин...»
Происшествие 7 января, по-видимому, не имело серьезных последствий. 10 января у Григория Ефимовича был день Ангела. Накануне, т.е. через два дня после случившегося на Загородном проспекте, он приезжал в Царское Село. Сначала зашел к А.А. Вырубовой, а затем появился в Александровском Дворце. «После обеда, - записал Царь в дневнике, - к нам зашел Григорий от Ани и остался к чаю». Великая Княжна Ольга Николаевна уточняла: «После 10 часов Григорий Ефимович» («Августейшие сестры милосердия». С. 71).
И наконец, запись в Гоф-фурьерском журнале (9 января): «В 10 ч. с половиной вечера Ея В[еличество] изволили принимать Григория Ефимовича Распутина» («Хроника великой дружбы». С. 178).
В самый день Ангела, 10 января Григорий Ефимович телеграфировал Государыне, благодаря, по всей вероятности, за поздравления: «Невысказано обрадован - Свет Божий светит над Вами, не убоимся ничтожества» (Г.Е. Распутин-Новый «Духовное наследие». С. 82).
В воспоминаниях М.Е. Головиной сохранились некоторые подробности этого празднования: «10 января: день рождения и именины Григория Ефимовича: память святителя Григория Нисского [3]. Много народа, много подарков. Корзины с фруктами, торты...» («Дорогой наш Отец». С. 265). Однако бдительный Э.С. Радзинский тут как тут со своей ложечкой дегтя: «В то время, когда мужик весело и пьяно справлял именины, Вырубова лежала в безпамятстве - искалеченная на всю жизнь. Боролась с казавшейся неминуемой смертью…» (Э.С. Радзинский «Распутин: жизнь и смерть». С. 323). Не в счет молитвы у одра раненой, побоку фрукты и торты. Даешь бутылку! Не иначе в тот день в квартиру на третьем этаже ее, скрыв в полах пальто, пронес наш болезный писатель-сладострастник. Кроме него, увы, больше некому. Но хочется очень!
[3.] По опубликованным в 1991 г. точным архивным данным Г.Е. Распутин родился 9 января 1869 г. (день памяти святителя Филиппа, митрополита Московского). Крестили его 10 января, в день празднования святителя Григория Нисского (А.В. Чернышов «Покровский “чудодей”. Григорий Распутин: документы против вымысла» // «Тюменская Правда». 1991. № 165. 12 сентября. С. 3).
Среди прочих гостей в тот день Г.Е. Распутина навестил давний его знакомый Л.А. Молчанов, которого хозяин упрекнул, что тот «его забыл». В своих показаниях в 1917 г. Леонид Алексеевич изложил причины, по которым он перестал бывать у Григория Ефимовича: «В начале 1914 г. я получил тревожные сведения о состоянии здоровья моего отца... 20 мая мой отец скончался». После кончины своего родителя, Владыки Алексия, Л.А. Молчанов и прекратил ходить на Гороховую. «У меня появилось апатичное настроение... кроме того, обозревая прошлое всех лиц, которые связали свою судьбу с Распутиным: Илиодора, Гермогена, Даманского, который через Распутина сделал блестящую карьеру, а потом заболел неизлечимой болезнью... я пришел, может быть, к суеверному убеждению, что у Распутина тяжелая рука...» (Там же. С. 323). Может быть, и так, а, может, и нет. Ведь не следует забывать, что показания Л.А. Молчанов давал после переворота, когда на общавшихся с Григорием Ефимовичем смотрели косо.
Характерно, что другие газеты, выходившие в столице, хранили по поводу случая с Григорием Ефимовичем 7 января полное молчание. Единственное упоминание этого происшествия удалось найти в т.н. дневнике французского посла Мориса Палеолога. «Безцветным собирателем питерских сплетен высшего света» называл его русский военный агент во Франции граф А.А. Игнатьев, обозначивший, кстати говоря, в своих изданных в СССР мемуарах и его происхождение: «потомок Греческих Королей [Византийских Императоров] и богатейших одесситов» (Граф Алексей Игнатьев «50 лет в строю Воспоминания». М. 2002. С. 350).
А вот и сама интересующая нас дневниковая запись дипломата: (20.1.1915 н.ст.) «Вчера Распутин попал на Невском проспекте под тройку, мчавшуюся на полной скорости. Его подняли с небольшим ранением на голове. После несчастного случая с госпожой Вырубовой пять дней назад, это новое предупреждение небес более чем красноречиво! Как никогда, Бог недоволен войной!» (М. Палеолог «Дневник посла». С. 230).
Г.Е. Распутин.
Запись содержит множество неточностей, дипломат явно не читал приведенной нами заметки. Тем не менее, фиксация послом даже этого незначительного, с его точки зрения, случая весьма примечательна. Последние две фразы отсылают нас к другой записи, сделанной дипломатом через четыре месяца. Учитывая, что «дневник» посла по названию не является таковым по сути, а формой воспоминаний на основе дневника, - сопоставление этих двух записей весьма интересно.
Эта вторая заметка датируется тоже средой, но 26 мая: «Следующие друг за другом неудачи русских войск дают повод Распутину утолить непримиримую ненависть, которую он давно питает к Великому Князю Николаю Николаевичу. Он всё время интригует против Верховного главнокомандующего, обвиняя его в полном незнании военного искусства и в том, что он желает только создать себе в армии популярность дурного рода, с тайною мыслью свергнуть Императора. […]
Мне также стало известно, что в последнее время Распутин вновь вернулся к своей старой теме: “Эта война оскорбляет Бога!” Недавно вечером, когда он разглагольствовал в доме престарелой госпожи Г. [По-видимому, речь идет о Л.В. Головиной. - С.Ф.], одной из его наиболее восторженных поклонниц, он вещал тоном библейского пророка: “Россия вступила в эту войну против воли Господа Бога. Горе тем, кто по-прежнему отказывается верить в это! Для того, чтобы слышать Божий голос, нужно покорно слушать его. Но, когда человек полон сил, он весь раздувается от спеси: он считает себя умным и относится свысока к простым смертным, пока однажды Божий приговор не грянет над его головой, подобно грому среди ясного неба. Христос возмущен всеми этими жалобами, которые возносятся к Нему с Земли Русской. Но генералы безразличны к тому, что убивают мужиков; это не мешает генералам есть, пить и богатеть!.. Увы! Кровь жертв ложится несмываемым пятном не только на них: она позорит и Самого Царя, потому что Он Отец мужиков… Я скажу вам: Божье мщение будет ужасным!”
Мне рассказали, что эта вспышка священного гнева заставила всех присутствовавших буквально дрожать от страха. Госпожа Г. безпрестанно повторяла: “Господи, помилуй! Господи, помилуй!”» (Там же. С. 298-299).
Первая запись Палеолога (о новом покушении на Г.Е. Распутина) по сути дела - ответ на вторую. Ответ людей, преследовавших внешне различные цели («союзников», внутренних сторонников войны до победного конца и государственного переворота), тем, кто любил Россию, сохраняя верность Престолу и Императору.
С первых дней Великой войны французский посол пытался постоянно держать на контроле настроения Царского Друга.
В сентябре 1914 г. практически одновременно с Г.Е. Распутиным в Петроград вернулся пребывавший до этого в Европе граф С.Ю. Витте, заявивший себя противником войны. Британский и французский дипломаты были чрезвычайно обезпокоены этим возвращением. Безпокойство переросло в панику после того, как Сергей Юльевич стал открыто и притом во влиятельных кругах высказывать эти свои взгляды, а особенно после того, как стало известно о том, что этот заметный государственный деятель, не раз выступавший в зарубежной прессе с похвалами в адрес Г.Е. Распутина, завязал с ним личные контакты. (Подробнее об этом см.: С.В. Фомин «Страсть как больно, а выживу…» М. 2011. С. 290-328.)
Неожиданным подарком стала скоропостижная кончина графа в ночь на 28 февраля 1915 г. на 66-м году жизни при так до конца и не выясненных обстоятельствах. В своем дневнике президент Франции Пуанкаре записал: «Эта смерть чуть ли не имеет для Антанты значение выигранного сражения» (П.Л. Барк «Воспоминания» // «Возрождение». № 164. Нью-Йорк. 1965. С. 88).
Не исключено, что кончина С.Ю. Витте отсрочила на какое-то время убийство Г.Е. Распутина. Вряд ли «союзники» позволили бы этому мирному тандему действовать и далее, особенно в условиях, когда взгляды в русском обществе на войну существенно изменились.
Граф С.Ю. Витте на смертном одре.
Французский посол с тревогой фиксирует в своем дневнике некоторые разговоры, которые вели в салонах, клубах, учреждениях, магазинах и просто на улицах русской столицы.
(9.12.1914): Антиквар на Литейном: «…Эта война слишком долго тянется, и слишком ужасна. И потом, мы никогда не разобьем немцев. Тогда отчего бы не покончить с этим сразу? […] Вы, французы, быть может, и будете победителями. Мы, русские, - нет. Партия проиграна… Тогда зачем же истреблять столько людей? Не лучше ли кончить теперь же?» Престарелый барон Г.: «Теперь Император взбешен из-за Германии, но скоро поймет, что ведет Россию к гибели… Его заставят это понять… Я отсюда слышу, как […] Распутин Ему говорит: “Ну что, долго Ты еще будешь проливать кровь Своего народа? Разве не видишь, что Господь оставляет Тебя?..” В тот день, господин посол, мир будет близок» (М. Палеолог «Дневник посла». С. 191-193).
(20.12.1914): «До меня доходит с разных сторон, что в интеллигентской и либеральной среде высказываются по отношению к Франции с таким же недоброжелательством, как и несправедливостью. […] …Глупое обвинение: это Франция вовлекла Россию в войну, чтобы заставить вернуть себе Эльзас и Лотарингию ценою русской крови. Я, как могу, противодействую этому, но моя деятельность по необходимости ограничена и секретна. Если я слишком обнаружу мои отношения с либеральной средой, то покажусь подозрительным правительственной партии и Императору; к тому же я даю ужасное орудие в руки крайне правых реакционеров, приспешников Императрицы, которые проповедуют, что союз с республиканской Францией представляет собою смертельную опасность для Православного Царизма и что спасение может прийти только от примирения с германским “кайзерством”» (Там же. С. 197-198).
(26.11.1915): «Финансовые круги Петрограда продолжают поддерживать, через посредство Швеции, постоянную связь с Германией. […] Тезис, который активно муссируется последние несколько недель […]: мы должны принимать вещи таковыми, какие они есть. Обе воюющие стороны должны понять, что ни одна из них никогда не добьется решающего успеха и не сможет сокрушить другую. Война неизбежно завершиться соглашениями и компромиссом. В этом случае - чем скорее, тем лучше». «Господин посол, - заявил в приватной беседе с Палеологом известный металлург и финансист Путилов, - ваши доводы сводятся к тому, что время работает на нас… Хорошо! Но я не уверен, что это касается России. Я знаю своих соотечественников: они быстро устают, им начинает надоедать эта война, они более не поддерживают ее» (Там же. С. 387-388).
(16.12.1915): «“Франция позволяет России нести всё бремя войны на своих плечах”. Это обвинение, которое я периодически слышу…» (Там же. С. 405).
Что касается Г.Е. Распутина, то он был выразителем русского взгляда (причем, как мы видим, самого широкого спектра общества) на эту проблему.
Вот почему при упоминании одного имени Г.Е. Распутина лицо одного из главных виновников вовлечения России в войну, министра иностранных дел С.Д. Сазонова, «искажалось судорогой»: «Ради Бога, не говорите мне об этом человеке. Он внушает мне ужас…» (Там же. С. 120).
Всю эту международную компанию, ответственную за поддержание должного накала в запаленном ими костре войны, можно было понять: прошло не так уж много времени, а настроения русского общества уже стали меняться и отнюдь не в пользу «сердечного согласия».
Прикрываясь трескучими фразами о прогерманских настроениях, сепаратном мире, шпионаже (Дж. Бьюкенен «Моя миссия в России». С. 192) и другими подобными эвфемизмами, эти господа, по существу, страшно боялись ясного русского взгляда на намеренно запутанные ими дела.
Позднее, когда, с одной стороны, всё уже улеглось и отстоялось, а с другой, обострилось, но уже по-иному, много повидавший на своем веку писатель М.М. Пришвин сделал 3 ноября 1941 г. (когда решалась судьба Москвы) такую примечательную запись в своем дневнике: «Война 14-го года осталась морально неоправданной, значит - неоконченной, теперь - продолжение…» (М.М. Пришвин «Дневники. 1940-1941». М. 2012. С. 309).
Что касается Г.Е. Распутина, то он, как мы уже писали, никогда после того, как война уже началась, не выступал против нее открыто. Однако про себя думал так же, как и многие русские люди (о чем свидетельствуют и приведенные нами записи из дневника Палеолога). Но те, с точки зрения союзников, были не столь опасны, как человек, имевший неконтролируемый доступ к Царю и Царице. Вот почему он подлежал ликвидации, перед которой его, однако, нужно было оболгать в глазах русского общества.
Свидетельство пристального интереса М. Палеолога к Г.Е. Распутину - записи в т.н. его дневнике под 30 июля/12 августа, 30 августа/12 сентября и 21 октября/3 ноября 1914 г., увенчавшиеся личной встречей дипломата и русского мужика 11/24 февраля 1915 г., в среду, в доме «г-жи О.». Обо всем этом мы подробно уже писали в одной из книг нашего «расследования» (С.В. Фомин «Страсть как больно, а выживу…» М. 2011. С. 284-287).
Морис Палеолог.
Последнюю из описанных здесь встреч прокомментировала в свое время А.А. Вырубова: «Читая записки Палеолога, я нашла в них много вымышленного насчет разговоров, касающихся моей личности. Равным образом автор неточно передал о своем знакомстве с Распутиным. Так как свидание происходило в доме моей сестры, то я имею возможность внести существенную поправку в его рассказ. Палеолог приехал в дом сестры с княгиней Палей (belle mere [Свекровью (фр.)] моей сестры), желая с ним лично познакомиться. При свидании княгиня Палей служила переводчицей слов Распутина; после почти часовой беседы Палеолог встал и расцеловался с ним, сказав: “Voila un veritable illumine” [“Вот истинный ясновидец” (фр.)]» («Дорогой наш Отец». С. 204).
«Думая о всё возрастающем влиянии Распутина и о его пагубной деятельности в области русской политики, - пишет Палеолог под датой 17/30 мая 1915 г., - я иногда размышляю над тем, а не стоит ли союзникам попытаться использовать мистические и другие дарования этого чародея для собственного блага путем его подкупа: таким образом мы станем направлять его “вдохновения” вместо того, чтобы всегда бить тревогу по их поводу, оказываясь на их пути и проявляя безсилие перед их лицом» (М. Палеолог М. «Дневник посла». С. 301).
«Могу признаться, - замечает он далее, - что меня подмывает попытаться самому подкупить Распутина […]; но я пришел к выводу, что это было бы безполезно, рискованно и опасно. Совсем недавно я осторожно и как бы мимоходом упомянул об этой идее высокопоставленному лицу, некоему Е., который вновь в моем присутствии дал волю своему оголтелому национализму».
Среди оголтелой и, в то же время, самой обыкновенной, к сожалению, для того времени лжи пробиваются всё же крупинки правды. Этот «Е.», в частности, заявил: «Распутина подкупить нельзя. […] …Во-первых, он не хочет денег: он получает их гораздо больше, чем ему нужно. Вы знаете, как он живет. На что ему тратить деньги, кроме своей небольшой квартиры на Гороховой? Он одевается, как мужик, а его жена и дочери походят на нищенок». К тому же, по словам собеседника французского посла, Распутин «очень щедрый человек: он много отдает бедным», «в своей деревне, в Покровском, […] строит церковь» (Там же. С. 301-302).
«Распутина, - совершенно справедливо замечал современник, - строго осуждали за вмешательство в дела государственные. Но, что несомненно устанавливается самими его обвинителями, это то, что они толкали и побуждали его к такому вмешательству со стороны Распутина. Когда им выгодно было, тогда они не стеснялись в средствах, прибегая не только к поощрению вмешательства Распутина, но и к подкупу его» (Н. Студенский «Отклики пережитого» // «Иллюстрированная Россия». Париж. 1939. № 22. С. 14). Однако, как было установлено следствием самих временщиков в 1917 г., искавших, как известно, самый малейший компромат на Царского Друга, своей главной цели они никогда не могли достичь.
«Как показало обследование переписки по сему поводу, - пришел к заключению один из деятелей ЧСК В.М. Руднев, - а затем, как подтвердили и свидетели, Распутин категорически отказывался от каких-либо денежных пособий, наград и почестей, несмотря на прямые, обращенные со стороны Их Величеств предложения, как бы тем самым подчеркивая свою неподкупность, безсребренность и глубокую преданность Престолу…» (В.М. Руднев «Правда о Царской Семье и “темных силах”». Берлин. «Двуглавый Орел». 1920. С. 11).
Что уж говорить о людях посторонних, а тем более сомнительных…
Продолжение следует.