АННА ВЫРУБОВА И ЦАРСКАЯ СЕМЬЯ (12)

[sergey_v_fomin]

Организаторы слухов (начало)

«Предатель эффективнее шпиона».
Эрнст ЮНГЕР.

Не раз упоминавшаяся нами старшая сестра Собственного Ея Величества лазарета В.И. Чеботарева сохранила в своем дневнике свидетельство о пребывании в ту первую ночь Г.Е. Распутина подле кровати Анны Александровны: «Остался дежурить на всю ночь. Царская Семья уехала около часу. У Государыни нашлись силы всем нам пожать руки, улыбнуться. Вот несчастная!» (В. Чеботарева «В Дворцовом лазарете в Царском Селе. Дневник: 14 июля 1915 - 5 января 1918». Публ. В.П. Чеботаревой-Билл. Прим. Д. Скалона // Новый журнал. № 181. Нью-Йорк. 1990. С. 182). Это подтверждает дневник Великой Княжны Ольги Николаевны (2 января): «Григорий Ефимович приехал. Всю ночь оставался» («Августейшие сестры милосердия». С. 68).
Не могут не поражать воспоминания генерала В.Ф. Джунковского, человека, в силу занимаемой должности, не только весьма информированного, но также организовавшего специальную слежку за Царским Другом еще накануне покушения на него в Покровском летом 1914 г.: «Длительное ее [А.А. Вырубовой] пребывание в Царскосельском госпитале повлекло за собой почти постоянное присутствие в нем Распутина, который был вызван из Покровского Тамбовской [sic!] губернии, где он тогда находился. Распутин тотчас выехал и навестил ее в госпитале первый раз 9 января, после чего приезжал к ней почти ежедневно, что вызвало, конечно, разные нежелательные толки, пересуды и являлось большим соблазном для всего госпиталя» (В.Ф. Джунковский «Воспоминания». Т. 2. С. 481).
Безстыдная клевета не оставляла А.А. Вырубову даже тогда, когда она, будучи изувеченной, находилось уже на пороге смерти.
«В первый же приезд Распутина, - утверждает А.И. Спиридович, - его встретил генерал Воейков и провёл в палату к больной, держа Распутина за локоть. Это было замечено офицерами и передано в город в такой версии, будто Воейков шел обнявшись с Распутиным. Несмотря на всю вздорность сплетни, ей верили и передавали из уст в уста. Пустили версию, что, когда Распутин вошел к больной, она лежала голая. Это особенно передавали и комментировали дамы, называя больную “безстыжей” и забывая, что та была без сознания» (А.И. Спиридович «Великая война и февральская революция. 1914-1917». Т. 1. С. 85-86).
Искаженный отголосок этого случая содержится в мемуарах сына Лейб-медика Глеба Боткина. Однажды, пишет он, во время войны, когда Распутин покидал военный госпиталь, оказавшийся там Дворцовый комендант В.Н. Воейков услужливо прокричал: «Экипаж для господина Распутина» (G. Botkin «The real Romanovs». London, N.Y. 1932. P. 42).
Давно и хорошо нам знакомые сплетни и клевета. Кто всё это сочинял, а затем разносил?.. Для того, чтобы ответить на эти вопросы, почитаем современников.
Так, по словам А.И. Спиридовича, как-то раз якобы «произошел такой случай. Уходя однажды от больной, Распутин зашел в одну из офицерских палат и говорили, будто бы благословил раненых. В ответ послышалась брань и Распутин поспешил удалиться» (А.И. Спиридович «Великая война и Февральская революция, 1914-1917 гг.» Т. I. С. 85-86). Последнее, на наш взгляд, не более чем выдумка, исходившая из богоборческого христоненавистнического источника. Ибо кто из настоящих православных русских офицеров мог возмутиться даже не просто доброму слову, а благословению?
Как бы то ни было, эти байки, по словам ведавшего Царской охраной офицера, распускались «по всем войсковым частям Царского Села». «Будучи осведомлен о том из нескольких источников, - вспоминал он, - я доложил о всех этих слухах генералу Воейкову и высказал мнение, что Вырубову необходимо убрать из военного госпиталя и самое лучшее оборудовать ей палату на дому, в ее же квартире. Генерал был того же мнения, но дела это не изменило. Больная оставалась там же и лечение ее было поручено женщине врачу Гедройц» (Там же. С. 86).
Эта-то княжна В.И. Гедройц, старший врач лазарета и возглавила войну с Царским Другом.



Княжна Вера Игнатьевна Гедройц (1870-1932).

В Царскосельском Дворцовом госпитале княжна появилась благодаря стараниям Лейб-медика Е.С. Боткина.
Познакомились они еще во время Русско-японской войны 1904-1905 гг. Евгений Сергеевич был в то время главным уполномоченным Российского общества Красного Креста (РОКК), отвечавшим за работу лазаретов и летучих отрядов. Вера Игнатьевна служила хирургом санитарного поезда РОКК. В 1909 г., благодаря рекомендации ставшего к тому времени Лейб-медиком Е.С. Боткина, Императрица Александра Феодоровна пригласила княжну В.И. Гедройц занять должность старшего ординатора в Ее госпитале.
У Веры Игнатьевны и ее семейства, происходившего из древнего литовского рода, было «славное революционное прошлое». Предки ее всегда были в первых рядах борцов с Российской Монархией. За участие в польском восстании дед ее был казнен, а отец и дядя, лишенные дворянского звания, бежали во внутрироссийские губернии, к осевшим там друзьям семьи. Что касается самой Веры Игнатьевны, то она с юных лет стала на ту же скользкую дорожку. За антиправительственную деятельность она была исключена из женской прогимназии. Поступив на Петербургские курсы известного врача и педагога П.Ф. Лесгафта, она тут же сошлась с революционно настроенной молодежью, ходила на демонстрации, составляла и распространяла прокламации. В конце концов, она была арестована и выслана в поместье отца под надзор полиции. Однако, вступив в фиктивный брак с принадлежавшим к социалистам офицером, Вера Игнатьевна сумела выбраться в Швейцарию - Мекку революционеров всех мастей. Поступив на медицинский факультет Лозаннского университета, В.И. Гедройц возобновила там свои революционные связи, сойдясь со сподвижником Г.В. Плеханова народовольцем С.М. Жемановым и сыном А.И. Герцена. Русско-японская война, в которой молодой врач-хирург принимала участие по возвращении на родину, не охладила ее революционный пыл. После окончания боевых действий на Дальнем Востоке она особенно тесно сошлась с кадетами. Фамилия княжны занимала первую строчку в составленном в 1906 г. брянской полицией списке местных представителей этой занимающей непримиримые антиправительственные позиции партии. Как ни странно, это не помешало В.И. Гедройц, по протекции ее фронтового друга, занять (как мы уже писали) высокую должность в Дворцовом госпитале.
Назначение это было воспринято крайне негативно старшим врачом М.Н. Шрейдером. Был даже направлен запрос полиции о благонадежности В.И. Гедройц, однако проверка в 1909 г. почему-то не выявила ее связей с революционными кругами. (Возможно, кому-то из власть имущих необходимо было внедрение княжны в окружение Императрицы.)
В Царском Селе у нее появилось новое увлечение: Вера Игнатьевна занялась стихосложением. Достойно внимание то обстоятельство, что многие ее стихи печатались в весьма специфическом «Вестнике теософии», что, заметим, и неудивительно, поскольку они, как отмечают, были созвучны откровениям известной оккультистки Е.П. Блаватской. Поэт С.М. Городецкий в рецензии на вышедший в 1913 г. сборник стихов В.И. Гедройц подчеркивал, что ее произведения тяготеют к «ведовскому, темному, страшному».
С началом Великой войны Вера Игнатьевна стала старшим врачом и ведущим хирургом Собственного Ея Величества лазарета в Царском Селе. Именно под ее руководством изучала основы медицинского дела Сама Государыня с двумя старшими Дочерьми и А.А. Вырубовой. Тем не менее, это ни в коей мере не дает, конечно, оснований утверждать, что княжна будто бы «стала близким человеком в Царской Семье и подругой [sic!] Александры Фёдоровны» или что «Император Николай II, помещая Супругу работать в лазарет, надеялся уменьшить влияние на Неё Распутина».
Всё это беззастенчивая ложь, которая, тем не менее, присутствует в обширной статье в интернет-энциклопедии, которая подается как входящая «в число избранных статей русскоязычного раздела Википедии».
Противодействие Григорию Ефимовичу княжны В.И. Гедройц происходило демонстративно на глазах Государыни, в лазарете, основанном Ею, носившем Ее Имя, в котором Она и Ее Дочери трудились, ухаживая за ранеными воинами.



Императрица Александра Феодоровна с дочерью, Великой Княжной Ольгой Николаевной (справа) и княжна В.И. Гедройц с А.А. Вырубовой (слева) в палате выздоравливающих в Собственном ЕИВ лазарете в Царском Селе.

«Сюда, - писала поддавшаяся общему психозу старшая сестра В.И. Чеботарева, - поместили Анну Александровну нарочно, “чтобы и она, и остальные были в здоровой обстановке, если возможно, удаленные от кликушества”. Вера Игнатьевна поставила условием, чтобы Григорий ходил через боковой подъезд, никогда среди офицеров не показывался, чтобы его Акулина-богородица не смела переступать порога, отделяющего коридор, где Императорская комната и перевязочные, от остального помещения. Стеклянные двери были закрыты и на следующее утро завешены полотнянными портьерами. Но всё это были меры страуса, прячущего голову в песок. Все знали о каждом его появлении и большинство мирилось, верно понимая, что нельзя отказать умирающей женщине в ее просьбе. Но невольно какая-то тень бросалась на светлый, обожаемый облик, и что-то было надломлено…» (В. Чеботарева «В Дворцовом лазарете в Царском Селе. Дневник: 14 июля 1915 - 5 января 1918». Публ. В.П. Чеботаревой-Билл. Прим. Д. Скалона // Новый журнал. № 181. Нью-Йорк. 1990. С. 181-182).
Именование Акилины Лаптинской, домоправительницы Г.Е. Распутина, «богородицей» - отголосок лживых обвинений Г.Е. Распутина к секте хлыстов. Безпочвенность подобных обвинений подтвердили экспертизы церковных иерархов и специалистов-сектоведов и богословов, как до, так и после революции.



А.Н. Лаптинская: сестра милосердия (1905); домоправительница Г.Е. Распутина (1910-е годы).

Акилина Никитична Лаптинская (1876?/1879?/1886? - после 1917) - происходила из крестьянской семьи села Бахова Светошинской волости Городецкого уезда Могилевской губернии. Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. была сестрой милосердия. «Слышала я о Григории Ефимовиче разговоры в Троицкой общине гор. Петербурга давно, - рассказывала она в январе 1908 г., - как о человеке редком, и пожелав познакомиться с ним, обратилась к О.В. Лохтиной у которой и состоялось наше знакомство месяца 4 тому назад [т.е. в августе-сентябре 1907 г.]. Григорий Ефимович произвёл на меня сильное впечатление, как человек действительно необыкновенный. […] В Григории Ефимовиче поражает меня больше всего простота обращения, доброта и любовь чистая к людям, которой я не встречала в других. Знание жизни в нём удивительно, нет такого вопроса, на который бы он не дал без запинки ответа».
А.Н. Лаптинская заведовала хозяйством в петербургских квартирах Г.Е. Распутина. После покушения в Покровском летом 1914 г. приезжала ухаживать за раненым. Делала массаж А.А. Вырубовой, пострадавшей во время крушения поезда в 1915 г.
После убийства опрятывала тело Григория Ефимовича (в связи с чем она встречалась с Государыней); присутствовала на его похоронах.
Ряд мемуаристов утверждают, что она была сотрудником А.И. Гучкова, снабжала его информацией изнутри. По словам заведовавшего охраной Государя генерала А.И. Спиридовича, Акилина Лаптинская «была шпионка, приставленная А.И. Гучковым следить за всем, что делается у Распутина. Ее умно просунули, как сестру милосердия, массировать Императрицу. Устроила, конечно, Вырубова», ни о чем, разумеется, не подозревавшая (А.И. Спиридович «Великая война и Февральская революция, 1914-1917 гг.» Т. I. Нью-Йорк. 1960. С. 267).
Подтверждение информации генерала находим мы и в воспоминаниях А. Симановича: «Акулина Лаптинская служила сыщиком Распутина. Она снабжала его всеми новейшими сплетнями и секретами; единственный ее недостаток был тот, что она не была достаточно надежна и работала также на врагов Распутина» (Симанович А. Распутин и евреи. Воспоминания личного секретаря Григория Распутина. М. 1991. С. 91-92. См. также в др. его кн.: Simanowitsch A. Rasputin der allmächtige Bauer. Berlin. 1928. S. 241). О том же пишет в своих мемуарах и Ю.А. Ден: «Акилина изображала из себя сестру милосердия, и многие ей верили. Она имела большое влияние на Распутина…»
Юлия Александровна утверждала, что А.Н. Лаптинская «участвовала в игре, разработанной революционерами», была их «тайным агентом» (правда, не уточняется, каких именно). По словам Ю.А. Ден, через несколько дней после переворота 1917 г. Лаптинская, никого не предупредив, покинула Александровский Дворец. «Две недели спустя мы узнали, что она живет в семье одного из самых главных революционеров» (Ю. Ден «Подлинная Царица. Воспоминания близкой подруги Императрицы Александры Феодоровны». СПб. 1999. С. 99, 101). Таковым, конечно, в глазах Ю.А. Ден вполне мог быть А.И. Гучков.



А.Н. Лаптинская (справа у ног Г.Е. Распутина). Фрагмент известной групповой фотографии. Петербург Март 1914 г.

Возвратимся однако ко времени пребывания А.А. Вырубовой в лазарете.
Однажды, писала Т.Е. Боткина, со слов своего отца, Лейб-медика, «старший врач лазарета, княжна Гедройц, нашла, что он слишком засиделся и попросила его уйти. Он встал и всё еще не уходил. Тогда она взяла его за плечи и, толкая к дверям, сказала: “Ну, уходи, уходи”. Он обернулся и заявил: “Я жаловаться буду, что ты меня прогнала”. - “Ну и жалуйся потом, сколько хочешь, а сейчас уходи, раз тебе говорят”, - и вывела его за дверь. “С каких пор Вы с ним на ты?”, - спросил ее мой отец. - “Раз он мне ‘ты’ говорит, так и я не буду с мужиком церемониться”, - ответила княжна Гедройц» (Т. Мельник (рожденная Боткина) «Воспоминания о Царской Семье и Ее жизни до и после революции». С. 21).
В позднейших воспоминаниях та же мемуаристка описала этот случай с еще большей экспрессией: «Присутствие женщины в госпитале, где лечились раненые фронтовые офицеры, хоть она и была подругой Государыни, не вызывало удовольствия. Но когда на следующее утро, набравшись нахальства, явился Распутин собственной персоной, тут разразился почти скандал. Офицеры, рисковавшие жизнью на фронте, плохо переносили его присутствие. Поскольку доктор Гедройц была хирургом, мой отец ограничился лишь общим лечением Вырубовой. Однажды они с княжной Гедройц встретились в палате и нашли там Распутина. “Ты здесь! - вскричала княжна. - Я же тебе сказала, не оставаться надолго!” Госпожа Гедройц выглядела не слишком женственно, и ее размеры придавали ей импозантность. Распутин не пошевелился, она подошла к нему, схватила его за плечи и повела к дверям» («Царский Лейб-медик. Жизнь и подвиг Евгения Боткина». С. 246).
Даже А.И. Спиридович, идя по накатанному другими пути, заостряет этот момент в своих позднейших мемуарах: «Ее оставили лежать в том же госпитале, где все палаты были заняты офицерами» (А.И. Спиридович «Великая война и Февральская революция, 1914-1917 гг.» Т. I. С. 85).
Гораздо дальше шел генерал В.Ф. Джунковский, что и понятно, ведь это было дело, в котором он был прямо заинтересован. Генерал утверждал, что Г.Е. Распутин, посещая лазарет, якобы «позволял себе разгуливать и среди палат раненых, помещавшихся в этом же госпитале, что вызывало среди некоторых из них негодование; были случаи, что раненые офицеры просили его удалиться из их палаты. К сожалению, Императрица не понимала создавшегося положения или не хотела понять, и Распутин вел себя в госпитале всё более и более развязно, благодаря чему среди раненых офицеров началось даже брожение и многие стали просить их выписать» (В.Ф. Джунковский «Воспоминания». Т. 2. С. 481).
Памятуя вопли В.И. Гедройц, в это «разгуливание» Григория Ефимовича по палатам верится с трудом. Да и зачем ему было заходить в палаты офицеров, если он приходил к Вырубовой? Элементарная логика подсказывает, что Джунковский намеренно клевещет, что выдает в нем одного из создателей и распространителей этого ничего не имевшего общего с действительностью слуха.
Еще более наглядной клевета становится после того, как мы установим, где же, собственно, находилась на излечении А.А. Вырубова. Дневниковые записи Великих Княжон Татьяны и Ольги Николаевен совершенно точно называют это место: «Положили ее в солдатскую [sic!] палату около нижегородцев»; «Лежит в солдатском отделении» («Августейшие сестры милосердия». С. 68-69).
Итак, распространители клеветнических слухов, прекрасно зная, где на самом деле находилась А.А. Вырубова, намеренно прикрывались офицерами, чтобы их пропаганда имела успех среди представителей общества и интеллигенции. Но, оказывается, всё это не имело ничего общего с действительностью. В очередной раз.
В конце концов, княжне В.И. Гедройц удалось добиться своего. Об этом со всей очевидностью свидетельствует запись в дневнике Великой Княжны Ольги Николаевны от 29 января: «Спаси, Боже, Григория Ефимовича убрали» (Там же. С. 78).
«Если основываться на петроградских слухах, - на сей раз вполне справедливо писала Т.Е. Боткина о княжне, - то ее, по меньшей мере, сослали бы в Сибирь, но она осталась преспокойно старшим врачом». Таким образом, мы еще раз убеждаемся, что ни для кого «не было совершенно никакой надобности, чтобы быть при Дворе, заискивать у Распутина» (Т. Мельник (рожденная Боткина). «Воспоминания о Царской Семье и Ее жизни до и после революции». С. 21).
Интересно, что в то самое время как она кричала, что Царскому Другу нечего делать в лазарете для раненых воинов, В.И. Гедройц провела там сложнейшую операцию одному из будущих видных большевиков-чекистов, который впоследствии оказывал своей спасительнице важные услуги.
И еще один немаловажный штрих: офицерское отделение лазарета было закрыто 17/30 декабря 1917 г. «…По забавному совпадению, - подметила старшая хирургическая сестра В.И. Чеботарева, - любимое создание Тобольских Изгнанников прекратило существование в годовщину смерти Григория Распутина!» (Г.П. Чеботарев «Правда о России». М. 2007. С. 248).
А еще раньше (весной 1917-го) рассчитали В.И. Гедройц. Та скандалила, жаловалась, но сумела вытребовать лишь часть недополученного ей жалованья, однако возвращать ее категорически отказались. Большую роль сыграла записка от старшего врача М.Н. Шрейдера, в которой, в частности, подчеркивалось: «всеми врачами госпиталя высказано пожелание о нежелательности ее возвращения в их среду для совместной работы».

Продолжение следует.