ТРИ КНИГИ БАРОНЕССЫ БУКСГЕВДЕН

Aug 17, 2019 09:09



Баронесса Софья Карловна Буксгевден. Петербург. 1913 г.

В продолжение цикла о тех, кто окружал последнюю Царскую Семью, публикуем наш очерк, вышедший в качестве предисловия к первому полному русскому изданию мемуаров фрейлины Императрицы Александры Феодоровны - баронессы Софьи Карловны Буксгевден.
Все фотографии в этом по́сте взяты из этого издания.



Издательские обложки двухтомника мемуаров С.К. Бкксгевден «Жизнь и трагедия Александры Федоровны, Императрицы России. Воспоминания фрейлины в трех книгах». Перевод В.А. Ющенко. Ответственные редакторы и составители комментариев Т.В. Манакова и К.А. Протопопов. М. «Лепта Книга», «Вече», «Грифъ». 2012.



Выход в свет одновременно всех трех книг баронессы Софьи Карловны Буксгевден (1883-26.11.1956) является, несомненно, значительным издательским событием последних лет. Две из них, напомним, не только впервые печатаются в России, но и вообще в первый раз появляются на русском языке.
Среди благодарных их читателей будут, прежде всего, любители русской истории, но, главным образом, все интересующиеся жизнью последней Царской Семьи, а также чтители Святых Царственных Мучеников.
Ценность книг подтверждена биографией их автора.
В 1904 г. 20-летняя дочь шталмейстера Высочайшего Двора, служившего в Министерстве иностранных дел, стала фрейлиной. Произошло это по инициативе вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны, что, учитывая приверженность последней «скандинавскому патриотизму», было не случайно. Отец новоназначенной фрейлины, барон Карл Карлович Буксгевден (1855-1935), не только происходил из обрусевших шведов, но и состоял русским посланником в Дании, а это, как известно, могло состояться лишь с одобрения вдовствующей Государыни.
Однако волей судьбы Софья Карловна оказалась связанной не со «старым», а с «новым» Двором, служа Семье последнего Русского Царя. К тому же она с уверенностью писала о себе: «Я русская…»
Первый период ее службы в 1904 г. в Александровском Дворце в Царском Селе продолжался всего шесть недель. Второй вызов последовал в 1911 году. Она сопровождала Царское Семейство во время обычного Их летнего отдыха в шхерах Великого Княжества Финляндского на Императорской яхте «Штандарт». Наконец, весной 1912 г. баронесса С.К. Буксгевден получила приглашение от Императрицы в только что построенный в Ливадии новый Императорский Дворец.
Наконец, в год 300-летия Дома Романовых Софья Карловна получила от Государыни Александры Феодоровны бриллиантовый шифр с вензелем Императрицы, став таким образом свитской фрейлиной. С тех пор она неотлучно пребывала при Государыне вплоть до того дня, когда, по приказу временщиков, Императорскую Семью отправили из Царского Села в Тобольск.
Таким образом, баронесса С.К. Буксгевден в течение довольно продолжительного времени имела возможность близко наблюдать за Августейшей Семьей. Но иметь возможность еще не гарантия верной оценки происходящего вокруг. Причем даже понимание не всегда гарантирует верную передачу понятого и увиденного.
Книги же Софьи Карловны свидетельствует о том, что их автор счастливо сочетал все эти возможности. Сегодня, даже после ознакомления с ранее вышедшими записями рассказов сестры Государя, Великой Княгини Ольги Александровны, мемуаров ближайших подруг Императрицы Александры Феодоровны - А.А. Вырубовой и Ю.А. Ден, ценность книг баронессы С.К. Буксгевден вполне очевидна. Они знакомят нас не просто с какими-то новыми фактами, но - самое главное - передают атмосферу, царившую в этом воистину Святом Семействе.
Для того, чтобы понять, о чём тут речь, приведем всего лишь два фрагмента из воспоминаний:
«Императрица была добра и терпелива, когда я совершала безконечные ошибки. Однажды, сопровождая Ее, я запуталась в моем шлейфе, скатилась головой вниз по ступеням и свалилась безформенной кучей у Ее ног на виду всей публики. “Вы напугали Меня до смерти”, - произнесла Ее Величество, подбежав, чтобы поднять меня. […] После посещения больницы, в спешке стараясь догнать Ее, так как Она оставила сумку, а я бросилась принести ее, моя туфля расстегнулась и застряла в грязи, к великому удивлению зрителей. Императрица стояла, терпеливо ожидая меня…»
И, наконец, Государь… «Он был исключительно вежлив со всеми. Мою служанку Он приветствовал так же вежливо, как и меня словами: “Доброе утро, Юлия Егоровна”, - Он использовал отчество, обычно неприменяемое при обращении к штату. Я помню маленький случай, характерный для Его любезного обращения с женщинами. Во время отдыха на берегу Днепра при посещении Императрицы военной Ставки Цесаревич, будучи в веселом настроении, посмеялся надо мной по поводу зонтика и бросил его в реку. Великая Княжна Ольга и я безуспешно пытались поймать его палками и ветками. Так как он был открыт, течение подхватило его, а вокруг не было никакой лодки или плота, чтобы его отловить. Неожиданно появился Император. “Что за представление?” - спросил Он удивленно, видя наши потуги у кромки воды. “Алексей бросил ее зонтик в реку, такой стыд, это ее лучший зонтик”, - ответила Великая Княжна Ольга, продолжая безуспешно пытаться захватить ручку длинной ивовой веткой. Улыбка исчезла с лица Императора, когда Он повернулся к Своему сыну. “Так джентльмен не поступает с дамой, - сказал Он со строгостью, которую я никогда не замечала у Него по отношению к ребенку. - Мне стыдно за тебя, Алексей. Я извиняюсь за Моего сына, - добавил Он мне. - Я попытаюсь спасти этот несчастный зонтик”. К моему ужасу Император вошел в реку, чтобы спасти мою вещь. Вода поднялась выше Его военных сапог, пока он не добрался до него. Он вручил мне его с улыбкой. “Ко всему, Мне не пришлось за ним плыть, - сказал Он. - А теперь Я посижу и посушусь на солнце, чтобы господа не задавали Мне вопросов, когда мы присоединимся к ним на судне”. Бедный маленький Цесаревич, покрасневший от такого редкого выговора Отца, подошел ко мне, смиренный и кающийся. Он извинился как мужчина. Должно быть, Царь сказал ему пару слов наедине, так что с тех пор он воспринял настроение от Отца, удивив нас неожиданной старомодной любезностью по отношению к дамам, совершенно очаровательной для мальчиков в его возрасте».
И таких страниц немало в книге баронессы С.К. Буксгевден «Перед бурей»/«Before the Storm» (Лондон, 1938).
Вряд ли, заметим, вообще найдется много подобных воспоминаний…



Баронесса Софья Карловна Буксгевден со своей подругой графиней Анастасией Васильевной Гендриковой. Павловск. 3 мая 1915 г.

Совершенно особый сюжет - описание попыток Софьи Карловны воссоединения с Царской Семьей в 1917 г. в Сибири в ее мемуарах «Минувшее»/«Left Behind» (Лондон, 1929).
Дело в том, что она не смогла отправиться вместе с Царственными Мучениками в Тобольск 1/14 августа 1917 г. из-за операции аппендицита. Не смотря на то, что власти обещали баронессе после выздоровления дать ей возможность присоединиться к Императорской Семье, на деле получить необходимые документы, по ее словам, ей удалось в самый последний день существования Временного правительства - 6 ноября 1917 г.
В Тобольск Софья Карловна отправилась с 60-летней шотландкой мисс Анни Данзайр Матер, компаньонкой с девических времен почившей матери баронессы. (Она скончалась в начале октября 1918 г. в Тюмени, заболев брюшным тифом.) Однако добравшейся с огромными трудностями 23 декабря 1917 г. до этого города фрейлине не было позволено посещать Императрицу. Ей разрешили встречаться лишь с ее подругой фрейлиной графиней А.В. Гендриковой. «Изе запретили приходить к нам…; «Видела Изу из окна»; «Солдаты совсем запретили Изе… приходить в наш дом», - всё это записи из личного дневника Государыни («Последние дневники Императрицы Александры Федоровны Романовой. Февраль 1917 г. - 16 июля 1918 г.». Под ред. В.А. Козлова и В.М. Хрусталева. Новосибирск. 1999. С. 112, 113, 120).
Позднее, в мае 1918 г. Софье Карловне было разрешено сопровождать Наследника Цесаревича с Сестрами из Тобольска в Екатеринбург. Здесь, на вокзале 10/23 мая баронесса С.К. Буксгевден попрощалась с Наследником и Великими Княжнами Ольгой, Татьяной и Анастасией Николаевнами. Как оказалось, навсегда. Царевна Татьяна Николаевна попыталась было приободрить остававшихся: «Зачем всё это прощание? Мы снова соединимся друг с другом через полчаса!» Однако стоявший поблизости солдат охраны мрачно заметил: «Лучше сейчас попрощаться, граждане». Разбойничек пожалел. Когда пришло его время, несомненно, зачлось ему и то малое…
Целую неделю баронесса С.К. Буксгевден прожила в Екатеринбурге. Ходила к Ипатьевскому дому. «Однажды, - вспоминала она, - стоя на крыльце рядом расположенного дома, я увидела руку и розовый рукав, открывавший верхнюю створку. Судя по блузке, рука должна была принадлежать Великой Княжне Марии или Анастасии».
То был последний привет.
Вскоре Софья Карловна получила письменный приказ совета: в течение 24 часов покинуть территорию Пермской губернии и поселиться в Тобольске. Потом было пребывание в Сибири в нелегкие дни разгоравшейся гражданской войны, вынужденное кругосветное путешествие: Тюмень - Омск - Томск - Иркутск - Чита - Харбин - Владивосток - Токио - Гонолулу - Сан-Франциско - Лондон - Копенгаген.
Основой мемуарных книг, по ее словам, стали ее письма к отцу, которые она регулярно писала с декабря 1917 г. по февраль 1919 г., но не отправляла из-за полного развала почты. Оказавшись в Европе, она прибавила к ним некоторые подробности и кое-какую информацию о ее окружении и спутниках.
Однако, кроме этих двух упомянутых, была еще и третья книга - «Жизнь и трагедия Александры Феодоровны, Российской Императрицы» (Лондон, 1935), носившая особый характер. Она представляла собой сплав воспоминаний с историческими исследованиями. То была по существу первая биография последней Русской Императрицы.
«Эта книга, - писала Софья Карловна, - отнюдь не педантичное изложение фактов, происходивших при Дворе; скорее, ее можно назвать жизнеописанием. Рассказанное… полностью опирается на мои воспоминания. В книге раскрыта жизнь той Александры Феодоровны, которую я хорошо знала. […] …Сама Императрица в неоднократных беседой со мной рассказывала мне об эпизодах Своего детства и юности. Я беседовала также с теми людьми, которые хорошо знали Ее во время жизни в Германии и Англии. Я получила возможность прочесть письма, недоступные обычным писателям и добавила к этим сведениям собственные воспоминания и впечатления».
Известно, что баронесса С.К. Буксгевден получила доступ к архивам Великого Герцогства Гессен-Дармштадтского. Ценным свидетельством были также письма английских гувернанток Императрицы Александры Феодоровны.
Книги баронессы выгодно отличались от многих выходивших в те годы мемуарных изданий. Большинство из них были отравлены ложью. Недаром личная подруга Государыни Ю.А. Ден назвала свою книгу «Подлинная Царица».
«Как бы я хотела, - писала Софья Карловна, - чтобы моя работа помогла исправить то ложное впечатление, которое возникло благодаря описаниям людей, в лучшем случае знавших Ее лишь поверхностно! Быть может, эта книга станет в будущем верной оценкой случившегося».
Выход книг оказал Софье Карловне существенную материальную поддержку. Ведь доходов тогда она никаких не имела.



Баронесса С.К. Буксгевден у Императорского поезда. Могилев 6 мая 1916 г.

«Бывают странные сближенья», - эта высказанная некогда Пушкиным мысль не раз посещает знакомящихся с мемуарами и самой жизнью баронессы.
Осенью 1890 г. в Симбирском имении шестилетняя Софи неожиданно столкнулась с пренеприятнейшим «юношей с бледным лицом в гимназической фуражке и русской рубашке». «Вы нарушили границы владения! - орал он на девочку. - … Вон из нашего сада!..» Такова была встреча будущей фрейлины с будущим вождем большевиков Лениным. На всю жизнь Софья Карловна запомнила наказ матери по поводу обитавших неподалеку Ульяновых: «Никогда не приближайся к этим людям».
Оставил след в памяти Софьи Карловны и ее допрос весной 1917 г. в Александровском Дворце в Царском Селе министром Временного правительства А.Ф. Керенским, отец которого, Федор Александрович, считал баронессу своей любимой ученицей.
Апрель 1918 г. Тобольск. Встреча с «посланцем Москвы», комиссаром В.В. Яковлевым, миссия которого, несмотря на подробные современные биографические работы о нем, остается до сих пор не совсем ясной. И вот этот обрывок из воспоминаний Софьи Карловны о странном комиссаре: «…Но он сдержал свое слово и отдал приказ, чтобы я присоединилась к Детям, когда они в свою очередь поедут».
10 мая 1918 г. Прощание на станции Екатеринбург-I. По словам очевидцев, «шел мелкий дождь. Было грязно». «Пассажиры спецпоезда, - пишет современный исследователь, - были тщательно отфильтрованы. Часть войдет в круг тех одиннадцати, которым суждено быть здесь убитыми, кто попал в тюрьму, кто был выдворен из города, а кто тоже расстрелян, просто так, в другом месте. Единицы из них спаслись и умерли своей смертью» (Г.Б. Зайцев «Романовы в Екатеринбурге. 78 дней. Документальное повествование». Екатеринбург. 1998. С. 59). Среди последних были: наставник Цесаревича Алексия Николаевича П. Жильяр и будущая его супруга, няня Царских детей А.А. Теглева, учитель Августейших детей Ч.-С. Гиббс (впоследствии архимандрит Николай), фрейлина Императрицы С.К. Буксгевден, комнатная девушка Е.Н. Эрсберг и камер-юнгфера Государыни М.Г. Тутельберг.
Но вот и эмиграция. Как хорошо знавшую четырех Царских дочерей, баронессу С.К. Буксгевден привлекли в марте 1922 г. к опознанию молодой женщины, выдававшей себя за чудесно спасшуюся Великую Княжну. Она приехала из Лондона в Берлин. «…Баронесса вышла из комнаты, постоянно меняясь в лице, то краснея, то бледнея. […] Зинаида Толстая упрашивала ее вернуться в палату и взглянуть еще раз, по крайней мере подольше, прежде чем принять такое важное решение. Наконец баронесса согласилась с большой неохотой. […] Фройляйн Унбекант [Так именовала себя Анастасия Чайковская, известная также как Анна Андерсон, объявившая себя чудесно спасшейся Великой Княжной Анастасией Николаевной. - С.Ф.], […] увидев баронессу Буксгевден, стремительно закрылась одеялом и упорно отказывалась открыть лицо. Баронесса обращалась к ней по-русски, по-английски, по-французски; она называла ее “дорогая”; пыталась показать кольцо, принадлежавшее “Мама́”, - “но никакими усилиями не удавалось ее уговорить”» (П. Курт «Анастасия. Загадка Великой Княжны». М. «Захаров». 2005. С. 41).
Не напрасно отмечали, что «влияние баронессы Буксгевден распространялось на круги куда более важные, чем эмигрантская колония в Берлине» (Там же. С. 42). Она «организовала в Дании целую кампанию против» Лжеанастасии (Там же. С. 75).
Последняя развернула «тем временем свою собственную кампанию, заявляя всем, кто готов был ее слушать, что отказ баронессы признать ее был вызван чувством вины». «В Екатеринбурге, - объясняло доверенное лицо этой особы, - планировалось освобождение Царской Семьи, однако, по словам Анастасии, план этот был выдан большевиками фрейлиной баронессой Буксгевден в попытке спасти собственную жизнь. “Нам было ясно, что имело место предательство, - сказала Анастасия. - Мы говорили об этом в заточении. И тогда…”
На этом она прервалась. Где была Иза, когда они все нуждались в ней? - спрашивала Анастасия, называя баронессу именем, данным ей в Царской Семье. Почему большевики дали ей свободу, когда многие другие погибли? “Я помню, как папа́ и мама́ сидели в Екатеринбурге и говорили, что не могут понять, почему Иза так изменилась в Тобольске. Мы знали, что нас должны освободить, и когда этого не произошло, папа́ и мама́ связали эту неудачу с изменившимся поведением Изы. Они верили, что Иза выдала план нашего спасения. Я не могу это забыть”» (Там же).
Нужно ли говорить, что последние утверждения не нашли подтверждения ни в опубликованных в 1974 г. «Письмах Царской Семьи из заточения», ни в дневнике Государыни, изданном в 1999 году.
После кончины в 1935 г. отца поддержку Софье Карловне оказывала старшая сестра Императрицы Александры Феодоровны - Виктория (1863-1950), маркиза Мильфорд-Хэвен, вдова Принца Людвига Баттенбергского (1854-1921).



Подъезд дома в Лондоне, где жила баронесса С.К. Буксгевден, располагавшегося рядом с Альберт Холлом с пяти минутах от Кенсингтонского Дворца. 2005 г.

Несколько слов в заключение следует сказать и вообще о выходящих ныне в большом количестве мемуарах.
Пользуясь популярностью среди читателей документальной литературы, некоторые издательства делают при этом вещи совершенно не допустимые: не дают не только данных об истории создания текста, но даже не обозначают, с какого именно издания осуществляется перепечатка или перевод. И это не отдельные случаи, а просто массовое явление. Наиболее яркий пример - основанная в 2000 г. известная мемуарная серия минского издательства «Харвест».
Но происходят и вещи гораздо более печальные. Речь идет о произвольной редактуре и сокращениях, о которых читателей даже не ставят в известность.
Переиздать некоторые книги, выходившие в трудных условиях, без самой элементарной правки, разумеется, просто невозможно. Примером может служить книга игумена Серафима (Кузнецова) «Православный Царь-Мученик», напечатанная в Пекине в 1920 году. Но, во-первых, подобных книг немного, а, во-вторых, редактура должна касаться грамматики, стиля, а отнюдь не самого содержания.
На деле, к сожалению, всё обстоит иначе.
То, о чем речь пойдет далее (и это хотелось бы подчеркнуть!), отнюдь не плод систематического наблюдения за процессом издания мемуарных текстов, а размышления над тем, с чем пришлось непосредственно столкнуться в ходе работы.
Так, в 2004 г. минский «Харвест» выпустил известный среди историков трехтомник мемуаров жандармского генерала А.И. Спиридовича, увидевший свет впервые еще в 1960-х годах в нью-йоркском «Всеславянском издательстве». В своих воспоминаниях Александр Иванович, в 1906-1911 гг. возглавлявший Дворцовую охрану, поведал немало уникальных фактов. Однако первоначальная радость от доступности теперь этого первоклассного источника вскоре сменилась горьким разочарованием.
Переиздание, как оказалось, отличалось никак неоговоренной редактурой текста, часто граничащей с фальсификацией. Так, например, в отрывке, посвященном посещению 11 декабря 1916 г. в Новгороде Императрицей Александрой Феодоровной известной подвижницы Марии Михайловны, слово «старица» оригинала заменено словом «прорицательница» (Минск. «Харвест». 2004. С. 410), совершенно изменяющим духовный смысл сказанного. Закономерен вопрос о причине такой «редактуры», а также о качестве ее применительно не только к этому, но и другим переизданиям мемуаров, которыми активно занимается «Харвест».
Другой пример - перепечатка воспоминаний капитана И.В. Степанова «Собственный Ее Величества Лазарет в Царском Селе». Републикация их в популярном сборнике «Царственные Мученики в воспоминаниях верноподданных» (М. Сретенский монастырь. 1999) сопровождалась никак не обозначенной «подчисткой». Так, был вырезан, не отмеченный положенными знаками лакуны, следующий текст:
«Императрица как-то приехала со Своей Сестрой, Великой Княгиней Елизаветой Феодоровной. Она была в белом монашеском одеянии. От былой красоты не осталось и следа. Казалась Она значительно старше Сестры. Ее Высочество раздавала нам Свои фотографии с подписью. Говорила по-русски с сильным акцентом и всем Своим “елейным” видом оставила по Себе неприятное впечатление».
Всё это выглядит чрезвычайно неловко, особенно если иметь в виду изданные мемуары Великой Княнини Марии Павловны младшей, содержащие куда более значимые детали (Великая Княгиня Мария Павловна «Мемуары». М. «Захаров». М. 2003).
Однако, если некачественное переиздание мемуаров дело еще в какой-то степени поправимое, то первое издание текстов создает еще более сложные проблемы. Как пример, приведем воспоминания митрополита Вениамина (Федченкова) «На рубеже двух эпох», содержащие немало ценнейших страниц, рассказывающих о его общении с Императрицей Александрой Феодоровной.
Впервые выпущенные в 1994 г. издательством «Отчий дом», как оказалось, они содержали большое количество необозначенных купюр и искажений в тексте (Митрополит Вениамин (Федченков) «На рубеже двух эпох». Под ред. А.К. Светозарского. М. «Отчий дом». 1994). Редкая удача, что ровно через десять лет мемуары Владыки захотели не просто переиздать, но и заново набрать текст по авторской машинописи (Митрополит Вениамин (Федченков) «На рубеже двух эпох». Сост. С.В. Фомин. М. «Правило Веры». 2004). Во время этой работы автор этих строк с большим удивлением и обнаружил существенные неисправности в первом издании.



Могила баронессы С.К. Буксгевден на лондонском кладбище Олд Бромптон. 2005 г.

Отдельного разговора заслуживает само обращение к иноязычным изданиям. Сегодня, как и ранее, трудностей с переводом текстов, по крайней мере, с основных европейских языков, как будто не существует.
Отбросив общеизвестную проблему всех времен и народов, - «издательский план» и естественное желание переводчика побыстрее получить деньги за работу, - мы придем к еще более существенной: недостаточной квалификации переводчика (и редактора!).
Это очень хорошо видно на примере одновременно вышедших в 1999 г. двух разных переводов известной книги Ю.А. Ден «Подлинная Царица» (М. «ТЕРРА - Книжный клуб» и СПб. «Царское Дело»). Последний перевод, не говоря уже о ценных комментариях к нему, намного более точен.
Однако есть неточности и «неточности». В качестве примера приведем вышедший в издательстве «Захаров» в 2003 г. полный текст т.н. «дневника» (в действительности костюмированных под дневник мемуаров) французского посла в России Мориса Палеолога.
Во французском, например, оригинальном тексте Палеологом относительно первого Друга Царской Семьи г-на Филиппа применяется термин le thérapeute - врач, терапевт. В переводе же издательства «Захаров» он неожиданно преображается в знахаря. Как говорят теперь, почувствуйте разницу!
Вообще переводы издательства «Захаров», скандально известного изданием подложных мемуаров дочери Г.Е. Распутина Матрёны, потрясают своей элементарной безграмотностью: «священный стол» вместо Престол; «его светлость» вместо Его Высокопреосвященство Митрополит; «в Императорском Дворе» вместо при Императорском Дворе; «верховный опекун церкви» вместо Главный Ктитор/Покровитель Церкви; «пуританские круги в Москве» и т.п. глупости!
Разумеется, у издателей, публикаторов или авторитетных для издателей редакторов может быть своя позиция. И существует прекрасная возможность для того, чтобы обозначить ее: сопроводительный текст (предисловие, послесловие и т.д.) и, наконец, комментарии. Это не только обозначает издательскую позицию, но и оттеняет взгляды мемуариста, как правило, уже почившего, а, значит, не могущего постоять за себя.
Примером подобного решения проблемы может служить подход доктора исторических наук З.И. Перегудовой. Так, публикуя перевод воспоминаний последнего директора Департамента полиции Российской Империи А.Т. Васильева, она, тем не менее, не исключает «неполиткорректные», с точки зрения нынешней российской действительности, главы («Правительство и еврейский вопрос» и «Русские сектанты»), публично от них отмежевываясь: «VI и VII главы не носят мемуарного характера, поверхностны, тенденциозны и содержат немало неточностей. Они оставлены в книге, поскольку весьма выразительно характеризуют политические и идеологические взгляды Васильева» («Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Т. 2. М. «Новое литературное обозрение». 2004. С. 524).
Мы не всегда и не во всем можем согласиться с мнением Зинаиды Ивановны, но, по крайней мере, мы знаем: вот это позиция автора текста, а вот это - его издателя. Можно не обладать знаниями, присущими ученому высокого ранга, но честными-то можно быть, господа?..
Хотелось бы еще раз напомнить: литературные насильники, пытающиеся для пользы дела спрямить позицию попавшегося в их руки автора, не только выполняют палаческие функции цензуры (неважно с каким знаком), но и слишком недальновидны, не учитывая, во-первых, что рукописи не горят, а, во-вторых, что всё равно когда-нибудь мы поименно вспомним всех, кто поднял руку.
Что же касается серьезных авторов, в том числе и историков, то рано или поздно узнав - ведь шило в мешке не утаишь - о качестве текстов, они, как от чумы, будут шарахаться вообще от всех книг подобных издательств. Хорошо известно: обжегшись на молоке, будут дуть и на воду. Это я не для тех, кто мечтает просто срубить побольше бабок и нырнуть в норку, а для тех, кто думает заниматься издательским делом и дальше, по крупицам собирая золотой запас, обезпечивающий в дальнейшем устойчивость, авторитет и честь своей издательской марки.

Елизавета Феодоровна, Баронесса С.К. Буксгевден, Николай II, Спор о Распутине, Царственные Мученики

Previous post Next post
Up