ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ СТОЛЫПИНСКОЙ РЕФОРМЫ (1)
Монастырский сенокос. Ныне Леушинская обитель, затопленная большевиками, покоится на дне водохранилища. Фото С.М. Прокудина-Горского. 1909 г.
«Кто является автором Столыпинской реформы?» - Ответ на вопрос очевиден, однако верен лишь отчасти. Подсказка, содержащаяся в названии, - коварна. Сам неожиданный выбор П.А. Столыпина на должность Председателя Совета министров и передача ему огромных полномочий всецело зависели от Императора Николая II и были продиктованы необходимостью осуществления уже готового к тому времени, продуманного в главных своих частях, грандиозного плана преобразований, разработанного на основе долголетнего тщательного изучения положения дел в деревне.
Теперь требовалось найти человека, способного осуществить этот замысел, но не слепого исполнителя, а того, кто был способен внести в процесс творческое начало. И Государь такого человека нашел…
Но затем произошла обычная история: лавры осуществления земельной реформы и крестьянского самоуправления были - в общественном сознании - всецело присвоены другому, хотя и имевшему отношение к делу и поработавшему для общего блага человеку, а все-таки не являвшегося ни инициатором, ни разработчиком плана преобразований.
Такое случалось и до и после не раз. Попробуем дать объяснение этому явлению на примере «Брусиловского прорыва» - явления того же порядка, что и «Столыпинская реформа», столь же прочно застрявшего в памяти многих.
Современники называли эту победу весны 1916 г. Луцким прорывом (такое название мы находим и в мемуарах самого генерала А.А. Брусилова). Однако в исторических трудах закрепилось иное название…
«Мы не говорим “Кутузовская битва”, но - Бородинская, - справедливо писал русский военный деятель зарубежья полковник Е.Э. Месснер, - не называем Полтавскую баталию Петровой баталией, а победу на Неве над шведским ярлом Биргером мы не наименовали именем Великого Князя Александра, а, наоборот, Князя назвали Невским, потому что битва называется Невскою. Но вот, вопреки традиции исторической, и нашей военной, боевые операции 1916 г. на Юго-Западном фронте получили наименование Брусиловского наступления. Почему Брусилову оказана такая нигде и никогда не виданная честь?
В России либеральная пресса и общественность бывали очень энергичны, когда находили нужным прославить какого-либо масона или же человека, возвеличение которого было сопряжено с унижением царизма. […]
Когда обнаружился успех Луцкого и Черновицкого прорывов и рождалась надежда, что битва примет вид победы решающей и войну завершающей, то в оппозиционных кругах не могло не возникнуть опасение, что победа эта… будет приписана Царю, а это укрепит Монархию, режим. Чтобы этого не случилось, было только одно средство: всю славу возложить на главнокомандующего - тогда она не ляжет на Верховного главнокомандующего. И Брусилова стали возносить до небес, как не возносили ни Иванова за Галицийскую победу, ни Плеве за Томашев, ни Селиванова за Перемышль, ни Юденича […] за Сарыкамыш и за Эрзерум. В безмерном восхвалении Брусилова битву назвали Брусиловским наступлением. По тем же антимонархическим побуждениям такое наименование битвы понравилось союзникам России в ту войну…» («Хочешь мира, победи мятежевойну!» Творческое наследие Е.Э. Месснера. М. 2005. С. 495-496).
Впоследствии такое название пришлось ко двору и советским историкам, поскольку, как известно, А.А. Брусилов пошел на службу к большевикам. (Не зря советский генерал-лейтенант М. Галактионов в предисловии к послевоенному изданию мемуаров А.А. Брусилова писал: «Брусиловский прорыв является предтечей замечательных прорывов, осуществленных Красной армией в Великой Отечественной войне»).
Ну, а потом и вовсе забылось, как всё было на самом деле…
Точно такая же история случилась и с крестьянской реформой, получившей название Столыпинской, что не только нарушало справедливость, но и искажало понимание реальной истории как современниками событий, так и (что еще важнее) потомками. Свидетельство тому все эти нынешние Столыпинские клубы, форумы, медали…
Один из посетителей ЖЖ весьма нервно отреагировал на начало нашей публикации «Петля Столыпина», требовал писать «о его практических делах, из-за которых он и вошел в Историю». Сама личность премьера, уже достаточно залакированная и мало кому известная, его, похоже, не интересовала. Таким подавай сладкого сиропчика: побольше да погуще…
И вот теперь пришел черед рассказать и о самих преобразованиях в деревне в Царствование Императора Николая II. Предлагаю вниманию читателей одну из глав второй книги нашего «расследования» о Царском Друге - «А кругом широкая Россия…» (2008).
При подборе иллюстраций использовались публикации:
http://humus.livejournal.com/1895032.html
http://humus.livejournal.com/3353887.html
http://humus.livejournal.com/2213514.html
Нижегородские крестьяне под Арзамасом встречают своего Государя, приехавшего на торжества прославления Преподобного Серафима Саровского. 1903 г.
Последствия крестьянской реформы 1861 г., проведённой, по словам тщательно изучавшего эту проблему архимандрита Константина (Зайцева), без ясного осознания причин, породивших в России т.н. «крестьянский вопрос», отозвались в начале Царствования Николая II крайне болезненно (Архим. Константин (Зайцев) «Чудо Русской истории». М. 2000. С. 293-322, 354-384)
Вот наглядный пример от чего и к чему пришли.
«Просторная двойная изба, - описывал дореформенное крестьянское подворье в Центрально-черноземном районе дворянский литератор, - с примыкающим к ней двором для нескольких коров, свиней, лошадей, трех-четырёх десятков овец, для большого крестьянского инвентаря, состоявшего иногда из десятка тележных и санных запряжек, стольких же сох, борон и прочего домашнего скарба, имеющегося в изобилии. В соответствии этому многочисленная семья была обильно снабжена полушубками, рукавицами, валенками, армяками, душегрейками, шерстяными понёвами и всеми прочими предметами обуви и одежды и в том числе прочным белым или узорчатым, дома набитым, холщовым бельём, перьевыми подушками, войлоками, попонами и т.п. Всё это изготовлялось дома в течение зимних свободных от полевых работ месяцев. Мясо - баранина, свинина, ветчина, сало, птица, яйца, брага, пироги - были предметами обычными» (С.С. Бехтеев «Хозяйственные итоги истекшего сорокалетия и меры к хозяйственному подъему». Т. 1. СПб. 1902. С. 174-175).
А вот те же самые места в изображении того же автора к 1900 году: «Новейшая сельская картина центральных губерний такова: всего чаще маленькая убогая хата, в которой не живёт, а прозябает, постепенно вырождающаяся от скудной растительной пищи, крестьянская семья, одетая в ситцевые фабричные отрепья; о прежних домашних войлоках и перинных подкладках нет уже помина, так же, как и о тулупах, лишь один полушубок и валенки имеются в избе на всех ее обитателей; постелью служит голая лавка, под головой свернутый пиджак или ситцевая кофта, даже нет дерюги подослать под лавку; отвар воды с ничтожным количеством кислой капусты, картофель, пшённая каша и чёрный хлеб, смоченные этим отваром - вот обычная пища крестьянина центра. Для питья - белая отвратительная кислая жидкость от закваски ржаной муки, необходимая для предотвращения цинги; о мясе, сале, конопляном масле нет помина, это роскошь, доступная лишь 3-4 раза в году в большие праздники. Вечером среди избы горит, коптит наполненная керосином лампа, чаще всего без стекла. Домашняя утварь самая убогая, хозяйственного инвентаря ничтожное количество» (Там же. С. 183-184).
Когда мы говорим о кризисе в конце ХIХ века в русской деревне, то, прежде всего, имеем в виду голодовки, формальной причиной которой считались неурожаи. Правда, случаи смерти непосредственно от голода были крайне редки, умирали от ослабляемости организма в результате болезней (С.С. Ольденбург «Царствование Императора Николая II». Изд. 2-е. Вашингтон. 1981. С. 26).
Что касается масштаба проблемы, то он очевиден: в то время 7/8 населения Империи жила в деревне.
Одной из причин кризиса были условия землепользования. «Огромное большинство крестьянских земель принадлежало общинам. Крестьяне владели землею не единолично, а коллективно - земля считалась принадлежащей “мiру”, который не только мог перераспределять ее между своими членами, но и устанавливать правила и порядок обработки земель. […] Власть “мiра” в общине заменила собою при освобождении крестьян власть помещика» (Там же. С. 168).
Были и иные причины голода. Его, считают исследователи, «спровоцировала фискальная политика» министра финансов И.А Вышнеградского, «отличавшаяся предельной жестокостью» (Б.В. Ананьич, Р.Ш. Ганелин «С.Ю. Витте и его время». СПб. 1999. С. 58).
«Меркантилистическая система Вышнеградского, - писали знатоки вопроса, - сводившаяся к скоплению возможно большего количества золота, развивалась всецело за счет сельского хозяйства…» (В. Витчевский «Торговая, таможенная и промышленная политика России со времен Петра Великого до наших дней». СПб. 1909. С. 231).
Вслед за бедствием 1891 г., еще в годы правления Императора Александра III, голод поразил те же местности России в 1897 и 1898 гг.
С.Ю. Витте, который, по занимаемому положению, должен был заняться решением этой проблемы, бездействовал. Причин тому было много. Это было и незнание Сергеем Юльевичем проблемы, и крайняя его увлеченность индустриализацией русского народного хозяйства, и, наконец, едва ли не главное - личное нерасположение его к поместному дворянству. Последнее обстоятельство роднило его с русской интеллигенцией, смотревшей на тяжёлое положение дворянского землевладения «с нескрываемым злорадством» (С.С. Ольденбург «Царствование Императора Николая II». С. 170, 171). И это при нерасторжимой взаимозависимости землевладельцев-дворян и крестьян!
Что касается невежественности в этом Витте, то он и сам это признал публично на одном из Особых совещаний по делам сельскохозяйственной промышленности в феврале 1905 г. По словам одного из его участников, Витте «впервые сознался откровенно, что он деревни не знает, что крестьянская жизнь Центральной России ему мало известна. Такое признание знаменательно ввиду его записки о преобразованиях крестьянства» («Дневниковые записи С.Д. Шереметева о С.Ю. Витте». Публ. Л.И. Шохина // «Отечественная История». 1998. № 2. С. 159). Выходит, не знал, но брался решать.
Сергей Юльевич, по словам В.И. Гурко, считал, что «сельское хозяйство представляет ограниченное поле применения людского труда, тогда как промышленность, не стесненная определенными физическими приделами, может развиваться безгранично и, следовательно, поглотить безпредельное количество труда. На сельское хозяйство в соответствии с этим Витте смотрел как на необходимую, но чисто служебную отрасль народного хозяйства.
Земледелие, в представлении Витте (быть может, неясно им самим сознаваемом, но чётко выступавшем в его мероприятиях), должно давать пропитание населению, но само по себе служить источником его благосостояния не может. Именно отсюда проистекало его отрицательное отношение ко всем мерам, направленным к подъему сельского хозяйства» (В.И. Гурко «Черты и силуэты прошлого. Правительство и общественность в Царствование Николая II в изображении современника». М. 2000. С. 54).
Особо бедственным для земледельческого населения России был один из результатов такой политики - падение цены на хлеб. Радикальная часть общества злорадствовала по этому поводу: «Вредно для зубров - следовательно, превосходно для страны» (Там же. С. 55). Под «зубрами» оно разумело землевладельцев, забывая, что от низких цен на хлеб страдало всё русское сельское население - 80% русского народа. Что касается Витте, то для него вообще было характерно «глубокое презрение к человечеству» (Там же. С. 49).
Однако само осознание кризиса вовсе не означало его разрешение. Разные социальные группы предлагали каждый свое решение. Между тем неурожай повторился в 1901 году.
23 января 1902 г. по настоянию Императора Николая II было утверждено специальное положение об Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Оно должно было вывести аграрный вопрос из сферы спекулятивного социально-политического доктринерства. Было решено обратиться непосредственно «к заинтересованным кругам населения с запросом о том, как они сами понимают свои нужды. […] …Вопрос задавался не городу, а деревне - тем слоям населения, дворянам и крестьянам, в лояльности которых Государь был убежден» (С.С. Ольденбург «Царствование Императора Николая II». С. 175). С этой целью во всех губерниях и уездах Империи были учреждены губернские и уездные комитеты общим числом около шестисот.
Вот как в 1901-1902 гг. оценивал ситуацию в России накануне первой революции в связи с аграрным вопросом и размышлял о дальнейших возможных событиях один из членов этого Особого совещания, Государственный секретарь А.А. Половцов:
«Студенческие безпорядки в начале нынешнего Царствования были подавлены, но вдруг безпорядки эти приняли форму убиения министра народного просвещения и открытой с полицией уличной баталии. Последствием принявших такую форму безпорядков было назначение министром народного просвещения пехотного офицера, уже два года тому назад высказавшегося за студентов и начавшего свое управление с того, что приказал заменить в гимназиях изучение латинского и греческого языков французским и немецким. […]
За студенческими безпорядками последовали стачки и сражения фабричных рабочих с полицией. За ними встанет крестьянская толпа с требованием земли, и не теперешняя милиция, на короткое время оторванная от этой самой земли, поднимет оружие для того, чтобы обуздывать эти самые ею разделяемые аппетиты. Здесь конец той России, которую мы знали, которую мы всей душой боготворили!
Что делать? Где средства спасения?
Спасение одно: возвращение к мудрой политике Екатерины, насколько оно совместно с результатами протекших в 150 лет событий.
Умножать и усиливать класс землесобственников во всех видах. От табунного ковырянья земли, именуемого общинным владением, переходить к подворной и личной собственности. Вычеркнуть из законодательных соображений безземельное дворянство. Открыть широко всем сословиям права поземельной собственности и непременно связанное с ними радение о местных пользах и нуждах. Сферу чиновнической деятельности сузить, сделать ответственною в полном смысле…» («Дневник А.А. Половцева» // «Красный Архив». Т. 3. М. 1923. С. 95-96).
«…Государь убежден в необходимости уничтожения групповой поруки, - читаем в дневнике А.А. Половцова, - и вот я вношу в Государственный Совет проект об уничтожении круговой поруки, последствием чего должно неминуемо быть уничтожение общины и стадного управления» (Там же. С. 126).
В сопроводительном письме при посылке Государю оттисков биографий выдающихся русских деятелей в июне 1901 г. Александр Александрович развивал свои мысли о собственности:
«Если с точки зрения экономической необходимо введение твердой, а не мнимой, на теоретических мечтаниях основанной, собственности, то с точки зрения политической такое мероприятие едва ли не еще важнее.
В течение ряда славных для нашей истории столетий правительство имело опору в крупной дворянской собственности. В 1861 г. эта собственность не только поколеблена, но направлена на ежедневно расширяющийся путь уничтожения. Факт этот крайне прискорбен, но неисправим. Бюрократические попытки на пользу дворянского класса не больше как фразы, не могущие достигнуть серьёзного результата.
Быть может, годами создастся надёжный в государственном смысле преемственный класс землесобственников, но до этого весьма далеко, и во всяком случае ныне для этого ничего не творится. А между тем крестьянская масса, некогда ведомая дворянством, а теперь поставленная в несколько враждебное к нему отношение, живет, множится, движется под влиянием и руководительством всяких пестрых лихих людей, преследующих, преимущественно свои личные цели, корыстные и в большей части случаев противоправительственные цели.
Требуется перестать сплачивать эту темную, легковерную, подвижную толпу в одну густую массу, а, напротив, по возможности, расчленять, дифференцировать ее, выдвигая людей труда, бережливости, порядка, как опору правительственного хода дел, в противоположность ненадежным, падким на аграрную путаницу, буйным группам населения. Такова должна бы быть господствующая в упорядочении крестьянского населения идея; идея, к сожалению, далекая от симпатий социал-бюрократизма» (Там же. С. 98).
Далее А.А. Половцов предложил вниманию Государя свой прогноз возможного развития событий: «За студенческими безпорядками последовали безпорядки фабричные. Неминуемое возобновления их и нетрудное подавление не страшны, но не страшнее ли мысль, что за ними могут последовать безпорядки аграрные. […]
Кто явится надежным орудием репрессии? Прежнего 25-летнего службою оторванного от своей среды солдата не существует. Нынешний доблестный перед иноземным врагом воин, покидает семью свою лишь на короткое время и остаётся солидарным с ее интересами, особливо земельными. На чью сторону станет он в такого рода поземельном процессе?» (Там же).
Прогноз относительно верности войск вскоре, увы, подтвердился. Свидетельство тому дневниковая запись А.А. Половцова от 21 февраля 1902 г., повествующая о его беседе с Великим Князем Владимiром Александровичем.
«Известно ли Вам, - сказал Половцов Великому Князю, - что запрошенный по поводу последних университетских буйств в Киеве Драгомиров отвечал, что он не решился дать войскам приказание стрелять, потому что офицеры заявили, что, вероятно, солдаты их не послушают, и что, во всяком случае, они - офицеры на следующий после такого приказания день не выведут более войск из казарм!.. Знаете ли Вы, Ваше Высочество, что уличной толпой предводительствовали переодетые унтер-офицеры местных войск с красными знаменами в руках!..» (Там же. С. 122).
На посиделках. Тотемский уезд Вологодской губернии.
Война и революция на какое-то время отодвинула земельный вопрос на второй план, дав политическим демагогам почву для революционной пропаганды в деревне. Часть неустойчивых крестьян эти «друзья народа» совратили на анархические преступные действия, поддержкой других заручились они при выборах в Думу.
Позиция Государя в этом вопросе была, тем не менее, непоколебимой. Как справедливо пишут исследователи, она была «государственной, открытой и честной».
Достаточно вспомнить четкие слова Государя, прозвучавшие 18 января 1906 г. во время приема Им крестьян Курской губернии: «Всякое право собственности неприкосновенно; то, что принадлежит помещику, принадлежит ему; то, что принадлежит крестьянину, принадлежит ему. Земля, находящаяся во владении помещика, принадлежит ему на том же неотъемлемом праве, как и ваша земля принадлежит вам» (С.С. Ольденбург «Царствование Императора Николая II». С. 338). Слова эти прозвучали на всю Россию, составив как бы завет на будущие времена.
Наконец, на основе тщательного изучения дел на местах была проведена и реформа, развязавшая энергию отдельных крестьянских хозяйств.
Осуществлялась она «не в виде разрушения жизнеспособной части крупного землевладения и не в виде “благотворительной” прирезки земель всем крестьянам без разбора, - а в виде поощрения хозяйственных элементов крестьянства. Интересам лучших, крепких элементов, этой опоры государственного хозяйства, отдавалось предпочтение перед уравнительными благотворительными соображениями» (Там же. С. 373-374).
Каравай испекли!
Сжатая и выразительная сводка земельной политики всего Царствования содержится в Высочайшем рескрипте 19 февраля 1911 г., написанном Императором Николаем Александровичем в связи с 50-летием освобождения крестьян:
«Я поставил Себе целью завершение предуказанной еще в 1861 г. задачи создать из русского крестьянина не только свободного, но и хозяйственно сильного собственника. В сих видах наряду с отменой круговой поруки, сложением выкупных платежей и расширением деятельности Крестьянского Поземельного банка, Я признал благовременным, отменив наиболее существенные стеснения в правах крестьян, облегчить их выход из общины, а также переход на хуторское и отрубное хозяйство; в связи с этим приняты меры к насаждению в земледельческой среде мелкого кредита и распространению в ней сельскохозяйственных усовершенствований и знаний» (Там же. С. 438).
В истории эта реформа получила название Столыпинской, по имени человека, занимавшего в ту пору пост премьера. Но инициатором ее и двигателем был Царь. Да ведь и провести такой закон (со всеми его нюансами) в любой другой стране, через парламент, было по существу немыслимо.
Продолжение следует.