СВИДЕТЕЛЬ «РУССКОЙ АГОНИИ» РОБЕРТ ВИЛЬТОН (19)

Jun 04, 2019 09:07




В чужом пиру похмелье

«Читая романы, она так увлеклась их запутанной интригой, что решила сама сделать из своей семейной жизни роман […] Игра эта затягивала ее еще глубже, чем она этого хотела, а потом, стараясь выпутаться из нее с помощью новых ухищрений […], она попадала в свои собственные сети…»
Вальтер СКОТТ.

Участие в расследовании цареубийства было хотя и важным, однако не единственным и, конечно, не основным занятием Роберта Вильтона в 1919 году. Его близкий знакомый Н.Н. Чебышев писал о нем в некрологе: «В качестве корреспондента “Таймс” состоял при армии Колчака» («Новое Время». Белград. 27.1.1925).
Посылать материалы в газету он мог либо через штаб Британской военной миссии в Сибири, либо через английских дипломатов.
Не со всеми соотечественниками у Вильтона, однако, складывались хорошие отношения. С генералом Альфредом Ноксом у него, к примеру, возникли серьезные разногласия, которых вроде бы не должно было бы быть, учитывая полностью совпадающую с вильтоновской, позицию генерала по поводу цареубийства и его организаторов в февральском донесении 1919 г. в Военное министерство, а также взаимопонимание Нокса и Дитерихса, по просьбе которого англичанин заказал в Библейском обществе 100 тысяч экземпляров Священного Писания на русском языке для вручения добровольцам созданных осенью 1919 г. по мысли Михаила Константиновича Дружин Святого Креста (В.Н. Иванов «В гражданской войне. Из записок омского журналиста». Харбин. 1921. С. 26, 35).



Генерал Нокс с генералом Р. Гайдой на военном параде в Екатеринбурге.

Автор уже не раз цитировавшейся нами книги английский журналист и исследователь Филипп Найтли пишет:
«Вильтон, будучи настроен антибольшевицки и являясь твёрдым сторонником интервенции, был шокирован увиденным; в частной переписке с редактором он писал: “Ситуация здесь совершенно ужасная, гораздо хуже, чем мы можем себе представить, и почти всё это - результат противоречивых мнений, господствующих среди союзников. Похоже, этот мiр сошёл с ума, и я уже перестаю удивляться количеству глупостей, творимых в отношении России” (Архив “Таймса”).
Ничего из вышеприведённого не было опубликовано “Таймс”, т.к., как она впоследствии признавала, “британское общественное мнение, во многом благодаря самой “Таймс”, было настроено враждебно к ним [большевикам], и воспринимало их, как заговорщиков, которые, впрочем, долго не продержатся». (“The History of The Times. The 150-th Anniversary and Beyond. 1912-1948”. Vol. IV. Part 1. N.Y. 1952. Р. 467.) Поэтому любому мнению о том, что интервенция была ошибкой, или что она велась кое-как, не было места на страницах газеты. […]
Вильтон, человек газеты “Таймс”, направил сообщение, в котором сообщал, что отправляется верхом из Владивостока, “чтобы присоединиться к кавалеристам, устремляющим атаки вглубь территории” (вероятно, рассчитывая впоследствии победоносно въехать на коне в Москву [sic!]).
Его связь с редакцией была по меньшей мере ненадежна, и он загубил любой шанс на объективную репортерскую работу после того, как присоединился к штабу одного из белых генералов. Его журналистская деятельность уступила место политическому интриганству, пока, наконец, начальник британской военной миссии, генерал-майор Альфред Нокс, не написал ему чрезвычайно грубое письмо, а Военное министерство поддержало требования Нокса отозвать Вильтона.
Последний жаловался “Таймс” на существование заговора против него, однако очевидно, что активное участие Вильтона в интервенции на стороне различных белых элементов снижало его ценность, как военного корреспондента, практически до нуля (Архив “Таймса”)» (Phillip Knightley «The First Casualy» N.Y. 1975. Р. 159, 162. Перевод Николя Д.).
Тут же в книге приводится и само упомянутое письмо генерала:
« Г-н Роберт Вильтон!
Я был бы весьма признателен Вам, если бы Вы соизволили заниматься Вашими собственными делами в качестве корреспондента «Таймс» и воздержались от вмешательства в мои дела, за которые отвечаю только я.
Вы неоднократно высказывали членам моей миссии Ваше мнение обо мне и моей деятельности. Вчера Вы посетили склады Красного Креста, высказав непрошенные советы о надлежащем распределение хранящихся там товаров. Вы не имеете права находиться рядом с этими складами. Критиковать мои приказы перед людьми, работающими под моим командованием, является дерзостью с Вашей стороны.
Меня совершенно не волнует то, что Вы пишете в Вашей газете, однако если я ещё раз услышу, что Вы ведёте агитацию против меня [среди работников] моей миссии, я сообщу все подробности на родину.
Альфред Нокс».



Генерал-майор Альфред Нокс.

Сам Филипп Найтли, говоря о своем соотечественнике и коллеге, предстает перед нами будто напрочь лишенным хваленой английской выдержки и невозмутимости. Он даже о географии забыл, утверждая, что из Сибири Вильтон намеревался, мол, «победоносно» въехать на коне не куда-нибудь, а аж в саму Москву!
«Один из белых генералов» - это, конечно, М.К. Дитерихс, а «политическое интриганство» - это свое особое, отличное от тогдашней сиюминутной позиции официального Лондона, мнение корреспондента «Таймс» о происходящем в России и его взгляд на цареубийство, основанный не на политических интересах, а на выводах следствия. Всё это, по мнению Найтли - в отличие от современников Вильтона знавшего, что было после, - превращало его будто бы в ненадежного необъективного свидетеля
Однако, несмотря на наличие документов, природа этого конфликта (между генералом и журналистом) остается всё еще недостаточно ясной. Всё это похоже на использование какой-то частной размолвки для постановки самых радикальных общих выводов, тем более, что, судя по всему, никакой серьезной реакции на это письмо со стороны редакции «Таймс» не последовало.
Некоторый свет на суть конфликта, возможно, проливают вот эти слова из уже приводившегося нами некролога близкого друга журналиста: «…Нелепость попустительства Европы, ее иллюзии найти компромисс с советами расценивались Уильтоном так, как будто он был офицером Белой армии» («Новое Время». Белград. 27.1.1925).
Кое-что проясняет вышедший вслед за книгой Филиппа Найтли опус «Досье на Царя» (1976), авторы которого британские журналисты Энтони Саммерс и Том Мангольд уже совершенно не в силах совладать с шилом, торчащим из их мешка.
«Испортив отношения с британской командой, - комментируют они информацию, полученную у Найтли, - Вильтон открыто примкнул к российской контрреволюции, которая в то время побеждала, став де факто сторонником генерала Дитерихса. Оба разделяли взаимную ненависть к большевизму и Германии, но, прежде всего, к евреям […]
Вильтон стал сторонником версии расстрела в Доме Ипатьева, не дожидаясь окончания следствия. […] В 1920 году им было напечатано много статей относительно расстрела в стенах Дома Ипатьева, сопровождаемых ядовитыми антибольшевицкими и антисемитскими комментариями. […]
Но в 1920 году статьи Вильтона о расстреле Романовых были популярны. Статьи, и более поздняя книга, основанная на них, были главными факторами в распространении версии расстрела Романовых, на территории Великобритании».
Именно это последнее обстоятельство (популярность среди читателей) сильнее всего их и безпокоило. В целом же все эти претензии авторов пресловутого «Досье» свидетельствуют скорее о них самих…
Еще один круг общения Роберта Вильтона среди его соотечественников в то время составляли дипломаты.
Одним из них был британский консул в Екатеринбурге Томас Хильдебранд Престон (1886-1976):
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/234149.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/235787.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/236299.html
Другим был Чарльз Нортон Элиот (1862-1931), получивший назначение на пост Верховного комиссара и генерального консула в Сибири 16 августа 1918 г. На этой должности он оставался вплоть до поздней осени следующего года.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/235123.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/236299.html
Именно у него секретарем служил Ч.С. Гиббс, ему же 5 октября 1918 г. было приказано выехать из Омска в Екатеринбург с «ознакомительной миссией, касающейся Императорского Семейства», что свидетельствует, возможно, о том, что сведениями, полученными от консула Престона, были по каким-то причинам не удовлетворены.
Наконец с еще с одним английским дипломатом - Майлсом Лэмпсоном (1880-1964), сменившим 8 ноября 1919 г. Элиота на его посту, а потом (со 2 марта по 15 апреля 1920 г.) бывшим британским временным поверенным в Пекине, Роберт Вильтон был тесно связан в период его участия в спасении Царских Реликвий и документов следствия на заключительном перед выездом в Европу этапе, когда они вместе с Н.А. Соколовым и генералом М.К. Дитерихсом вынуждены были оставить пределы России.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/236299.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/237124.html
Были в то время в Сибири и другие дипломаты союзников, не игравшие, впрочем, особой роли. Близко знакомый с положением дел в Сибири генерал А.Н. Гришин-Алмазов на политическом совещании в Яссах в ноябре 1918 г. оценивал их уровень не очень высоко: «Только консулы в Иркутске: генеральный консул Harris, французский Bourgeois, остальных не знаю, пользовались симпатиями чехов, которые не разбирались в их полномочиях. Держались вызывающе и беседовали особенным тоном (широко занимались спекуляцией. Торговые консулы - парикмахеры или учителя языков - тоже держались вызывающе» («Дневник П.Н. Милюкова. 1918-1921». М. 2005. С. 261).



Верховный комиссар и генеральный консул в Сибири Чарльз Элиот (в центре) с представителями Белой армии, Чехо-Словацкого корпуса и союзников. В первом ряду крайний справа генерал М.К. Дитерихс. Омск. 1919 г. Из собрания А.А. Васильева.
Внизу на увеличенном фрагменте снимка - справа от Элиота генерал-лейтенант М.В. Ханжин; слева - генерал Я. Сыровы (командующий Чехо-Словацким корпусом). Сразу же за Элиотом стоит Роберт Вильтон.



Вернемся, однако, к екатеринбургскому консулу Томасу Престону, с которым у Роберта Вильтона, были, судя по всему, тесные контакты.
Главной задачей Престона, поставленной ему Военным министерством, было следить за добычей русской платины, однако в силу местоположения консульства, он неожиданно оказался в центре событий, связанных с содержанием в заключении и убийством Царской Семьи. Именно поэтому английские исследователи до сих пор находят новые документы по Царскому делу среди файлов, маркированных «платиной». Эти находки, как полагают, отчасти могут компенсировать утрату многих ценных свидетельств, сожженных Престоном в консульстве, в опасный период гражданской войны.
http://forum.alexanderpalace.org/index.php?PHPSESSID=8ccdd48f495e041ecbfcf977bf183f53&topic=1514.msg236813#msg236813
Некоторые современные исследователи считают, что именно Р. Вильтон «первым утвердил легенду об альтруизме Т. Престона», предоставив тем самым ему своего рода «алиби».
https://stzverev.ru/archives/245
См. также:
https://stzverev.ru/archives/664
В качестве доказательства автор этой версии (С.В. Зверев) приводит две цитаты из первого лондонского издания книги Вильтона 1920 г.:
«Британский консул (г-н Престон), благородно оставаясь на своём посту на протяжении красного террора, оказав неисчислимую помощь жертвам большевицкого гнета, не смог сделать всё, чтобы облегчить страдания и мучения Романовых» (р. 31).
«Князь Долгорукий остался некоторое время в Екатеринбургском доме предварительного заключения. Он был часто в связи с достойным г-м Престоном, пытаясь облегчить страдания пленников в доме Ипатьева. Возможно, это ускорило его конец. Мы знаем, что британскому консулу угрожали смертью, если он ещё будет “вмешиваться”» (р. 130).
Однако Престон действительно оказывал помощь многим, так или иначе связанным с Царской Семьей: и Жильяру, и Гиббсу, и баронессе Буксгевден. Делал он это, как мы уже писали, не из чистого альтруизма, а по прямому приказу вышестоящих лиц.
При этом нужно еще понять, почему в последующих изданиях книги Р. Вильтон исключил упоминания о Престоне. Это отнюдь не произвол (как предполагают) переводчика русского берлинского издания 1923 г., а непосредственная воля автора, поскольку и в парижском 1921 года, переработанном самим Вильтоном, имя консула также отсутствует.
В приложении к одному из изданий известной книги Йена Ворреса «Последняя Великая Княгиня» (М. 1998. С. 397-401) приведен, с некоторыми небольшими комментариями, один весьма важный для нас документ:
«Привожу копию письменного свидетельства, данного под присягой Томасом Г. Престоном (ныне сэр Томас Г. Престон), британским вице-консулом в Екатеринбурге (Россия), где Hиколай II и Его Семья были зверски убиты коммунистами в июле 1918 года. Этот документ, датированный 22 января 1960 года, подтверждает всё, что Великая княгиня Ольга Александровна сказала по поводу утверждения госпожи Андерсон, будто она является Великой Княжной Анастасией Hиколаевной.
“Я, ТОМАС ГИЛЬДЕБРАHД ПРЕСТОH, проживающий по адресу Пикадилли, 106, Лондонское графство, под присягой заявляю следующее:
1. В сентябре 1913 года я был назначен британским вице-консулом в Екатеринбурге (Россия). Территория, на которой я осуществлял консульские полномочия, была обширной, поскольку охватывала Урал до города Перми на западе и Акмолинскую область и Западную Сибирь на востоке. Позднее я был возведен в ранг консула, и мои полномочия увеличились.
2. После отъезда из России сэра Джорджа Бьюкенена, посла Великобритании, в самом начале революции, я не получил никаких указаний (телеграф работал нерегулярно) покинуть свой пост, и у меня не оставалось иного выбора, кроме как продолжать выполнять свои обязанности, тем более, что, в качестве главы дипломатического корпуса, я нес ответственность за безопасность всех иностранных подданных, проживающих там. В силу этого я стал свидетелем, пожалуй, самого страшного в новейшей истории террора. Я оставался в Екатеринбурге вплоть до освобождения города 25 июля 1918 года частями Сибирской (Белой) Армии и мятежными отрядами чехов, а затем - до июня 1919 года, когда я отправился на Дальний Восток с остатками вооруженных сил Колчака. С самых первых дней большевицкой революции - с октября/ноября 1917 года - я был единственным официальным представителем Великобритании на территории от Москвы, где нашим представителем являлся сэр Брюс Локхарт, и до Владивостока на Дальнем Востоке, где британским консулом был мистер (впоследствии сэр Роберт) Ходжсон, которого я сменил на этом посту осенью 1919 года. Британская военная миссия, возглавляемая генералом сэром Альфредом Hоксом, прибыла в Екатеринбург вскоре после разгрома большевицкой армии в июле 1918 года, когда в городе были уже восстановлены нормальные условия жизни.
3. После большевицкого государственного переворота в октябре 1917 года я обратился к Уральскому совету, который отказался признать меня в качестве британского консула ввиду того, как заявили представители совета, что мой посол уехал из России, и, по слухам, британские войска намеревались высадиться в районе Архангельска. Я объяснил, что, в качестве главы дипломатического корпуса, представляю интересы всех иностранцев, включая граждан нейтральной Скандинавии, и в качестве такового я впоследствии смог установить деловые отношения с Уральским советом.
4. В начале апреля 1918 года до нас в Екатеринбурге дошли слухи, что советские власти как в Москве, так и в Екатеринбурге проявляют безпокойство в отношении русской Императорской Семьи, находившейся в то время в заточении в Тобольске. Предполагалось, что Ее присутствие вызывает монархические чувства и что могут быть предприняты попытки позволить Ей скрыться. В середине апреля Янкель Свердлов, председатель Центрального исполнительного комитета в Москве, под германским давлением (со стороны графа Мирбаха, германского посланника, впоследствии убитого) направил в Тобольск комиссара Яковлева с поручением доставить Императорскую Семью в Москву с целью принудить Царя подписать Брест-Литовский договор с немцами. Однако Яковлев вел двойную игру: выполняя требование немцев вывезти Императорскую Семью из Тобольска, он одновременно пошел навстречу пожеланиям Уральского совета и позволил ему арестовать Императорскую Семью по пути в Екатеринбург.
5. 30 апреля 1918 года Император, Императрица, Великая Княжна Мария, доктор Боткин и трое слуг - Анна Демидова (комнатная девушка Императрицы), Чемодуров (лакей Императора) и Седнев - прибыли в Екатеринбург. Уральский совет попытался сохранить в глубокой тайне приезд Императорской Семьи в Екатеринбург. Однако известие об этом вскоре просочилось наружу и на станции Екатеринбург-1, куда подошел Императорский поезд, а затем и около дома Ипатьева, куда должны были поместить Царскую Семью, собралось значительное количество любопытных. Чтобы не привлекать внимание толпы, власти отогнали поезд на станцию Екатеринбург-2 (товарная станция), направив туда автомобили, чтобы погрузить в них приехавших. По поводу большевицких чиновников, которые сыграли ведущую роль в этих трагических, но исторических событиях. Членами президиума Екатеринбургского совета были Белобородов (председатель), Сыромолотов, Голощекин, Сафаров, Войков и Чуцкаев. Чуцкаев не всегда упоминался в качестве члена президиума, но действовал, как заместитель Белобородова; именно с ним я встречался почти ежедневно, когда делал представления по поводу безопасности и обращения с Императорской Семьей. Из других членов президиума я много лет был знаком с Сыромолотовым в связи с горно-рудной промышленностью. С Войковым я тоже был прежде знаком. Что же касается Голощекина, который до революции был помощником зубного врача, то после убийства Императорской Семьи я имел с ним весьма неприятную встречу на Екатеринбургском телеграфе.
6. 23 мая Царевич и три Его остальные Сестры приехали в Екатеринбург и под конвоем были доставлены в дом Ипатьева, где и присоединились к Своим Родителям. Через несколько часов в дом Ипатьева были также отправлены повар Харитонов и лакей Трупп. Госпожа Шнейдер, графиня Гендрикова и генерал Татищев со станции были увезены прямо в тюрьму. Швейцарец г-н Жильяр, учитель французского языка, и мистер Гиббс, учитель английского языка, а также баронесса Буксгевден, фрейлина Императрицы, были освобождены: им сообщили, что они больше не нужны. Князь Долгоруков, который приехал вместе с первой группой узников в апреле, был тотчас брошен в тюрьму, а затем расстрелян. Я получил от него несколько посланий, написанных карандашом, в которых он умолял меня вступиться за Императорскую Семью. Чтобы не компрометировать его, я ему ни разу не ответил, но он, по-видимому, знал, что я ежедневно делал представления Уральскому совету, чтобы помочь Царю и Его Семье. Баронесса Буксгевден, мистер Гиббс и месье Жильяр часто приходили ко мне в консульство и мы целыми часами обсуждали возможности и способы спасения Царской Семьи. При наличии десятитысячного гарнизона, состоявшего из красноармейцев, в условиях, когда красные шпики прятались за каждым углом и в каждом доме, предпринять что-то вроде попытки спасти Императора и Его близких было бы безумием, чреватым самыми ужасными последствиями для Императорской Семьи. Мои усилия поневоле ограничивались ежедневными визитами к товарищам Чуцкаеву и Белобородову. Чуцкаев неизменно заверял меня, что об Императорской Семье заботятся и что Их жизни вне опасности. Он также уведомил меня, что мое вмешательство необоснованно и возмутительно, на что я возразил, что предпринимаю эти шаги ввиду родственных уз, связывающих Царя с английской Королевской Семьей.
7. В мае 1918 года число Членов Фамилии Романовых увеличилось благодаря прибытию в Екатеринбург Великой Княгини Елизаветы Федоровны, сестры Императрицы, Великого Князя Сергея Михайловича, двоюродного дяди Императора, Князей Игоря, Иоанна и Константина Константиновичей, сыновей Великого Князя Константина Константиновича, а также князя Палей. Однако все они были отправлены в поселок Алапаевск, расположенный неподалеку от Екатеринбурга, и в ночь с 17 на 18 июля были брошены большевиками живыми в шахту, где некогда добывали железную руду, а вслед им швырнули камни и булыжники.
8. Я уже отмечал, что любая попытка похитить Императорскую Семью и затем спасти Ее была бы безумием, чреватым самыми ужасными последствиями для Членов Самой Семьи, и что, помимо небольшой горстки монархистов, практически никого не интересовала судьба Императора и Его Семьи. Это отчасти объясняется тем, что мы жили в условиях неслыханного террора, когда десятки тысяч людей хладнокровно убивали, а жители города, по существу, заботились лишь о собственной судьбе. Hе могу себе представить, чтобы в такой атмосфере какое-то лицо, - тем более лицо, имеющее отношение к убийству - стало бы рисковать собственной жизнью, пытаясь спасти одного, причем не самого главного Члена Императорской Семьи, даже если допустить, что человек этот остался жив после злодеяния, совершенного в подвале дома Ипатьева. Судя по тому, что я слышал в то время и на основании свидетельств, полученных судебным следователем по особо важным делам Соколовым, человеком безупречной репутации, такого я ни на минуту не допускаю.



Один из знакомых Роберта Вильтона - журналист и историк Бернард Пэрс (1867-1949), во время гражданской войны британский представитель при адмирале А.В. Колчаке, автор воспоминаний «My Russian Memoirs», вышедших в 1931 г. в Лондоне.

9. Что касается книги, озаглавленной ‘Я, Анастасия’, которая написана лицом, утверждающим что она является дочерью покойного Императора, то я хотел бы обратить внимание на следующие несуразности, которые, на мой взгляд, делают неубедительными свидетельства, приводимые автором и претенденткой [на роль Великой Княжны].
10. Hа стр. 64 упомянутой книги, в третьем абзаце, в третьей строке указывается: ‘Была еще ночь, было темно, хоть глаз выколи’. Общеизвестно, что в России в середине лета (т.е. в июле) в Екатеринбурге, как и в Петрограде, стоят белые ночи, и достаточно светло, чтобы читать и фотографировать [Г-н Престон ошибается. Переводчик, житель С.-Петербурга, свидетельствует, что сегодня (как и вчера и позавчера - вот уже около месяца), в ночь с 13 на 14 июля было темно. Белые ночи давным-давно кончились.]. И на той же странице, в последнем абзаце, на третьей строчке мы находим такую фразу: ‘Шоферу было трудно отыскать дорогу в темноте’ - еще одно вопиющее противоречие с фактическими условиями освещенности.
11. Что же касается некоего Франца Свободы, который утверждает, будто он спас оставшуюся в живых, но раненную Великую Княжну Анастасию из дома Ипатьева и отвез ее в соседний дом на телеге своего знакомого, то показания Свободы наиболее важные из всех свидетельских показаний. Привожу свои соображения относительно показаний Свободы, которые, на мой взгляд, не выдерживают никакой критики по следующим причинам:
12. Во-первых, зачем австрийскому военнопленному заботиться, с огромным риском для собственной жизни, о судьбе Императора государства, с которым его родина воевала?
13. Во-вторых, Свобода сочиняет небылицу о каком-то ‘Г’ (имя его он не называет потому, что человек этот до сих пор живет в СССР), который, по его утверждению, был руководителем Чека и помог ему связаться с Царем на предмет его освобождения. В условиях террора, свирепствовавшего в Екатеринбурге в то время и дикую, фанатическую ненависть к Династии Романовых со стороны Екатеринбургской Чека, состоявшей преимущественно из евреев, у которых были причины ненавидеть Царский режим, предательство со стороны одного из ее сотрудников - к примеру, ‘Г’ - немыслимо. Кроме того, являясь британским консулом, я был чрезвычайно хорошо информирован относительно всего, что происходит, и почти наверняка узнал бы о мнимой деятельности Свободы, если бы таковая действительно имела место.
14. В-третьих, и это самое существенное, в ночь злодеяния был объявлен комендантский час, согласно которому никому не разрешалось появляться на улице после 8 часов вечера. Hи один человек, которому была дорога жизнь, не посмел бы нарушить его. И при таких обстоятельствах нам предлагают поверить, будто Свобода и его ‘знакомый’ сумели раздобыть лошадь и телегу, [проникнуть] в дом Ипатьева, опознать и вынести раненную Анастасию (которую они никогда прежде не видели), чтобы отвезти ее в один из соседних домов, когда каждый дом в округе находился под неусыпным надзором вездесущих агентов Чека.
15. Hаконец, в его заявлении, сделанном под присягой, Свобода (страница 69, абзац 4 книги) утверждает: ‘Два-три дня спустя по Екатеринбургу разнесся слух об исчезновении Анастасии, и по всему городу начались обыски. Я также помню, что было приказано обыскать и окружающую местность, но поиски не дали результатов’. Показания Свободы по этому поводу подтверждают другие лица, а именно А. Роше (стр. 70 книги) и на странице 72, строка первая, где утверждается, что ‘большевики расклеили афиши, в которых сообщалось об исчезновении Великой Княжны’. Я категорически отрицаю эти рассказы. В это время я занимал свою должность в Екатеринбурге, а также ездил в Пермь, когда генерал Пепеляев вместе со своей Сибирской армией отбил этот город у красных; затем поехал в Владивосток, находящийся на Дальнем Востоке. Однако я ни разу не слышал ни слухов, ни сообщений о спасении Великой Княжны, не видел и афиш, в которых об этом сообщалось.
16. Я полагаю, что искажения общеизвестных фактов, упомянутые выше, а также неубедительный рассказ Свободы, одного из самых важных свидетелей, не может не вызвать недоверие и к остальным свидетельствам, приводимым автором в ее книге; факт этот лишь укрепляет мое убеждение, что Великая Княжна Анастасия погибла вместе с остальными Членами Русской Императорской Семьи в ночь с 16 на 17 июля 1918 года”.
ПРИВЕДЕH К ПРИСЯГЕ
по адресу Воберн Сквер, 18,
Лондонское графство
Т.Г. ПРЕСТОН (подпись)».

Верить абсолютно всему, что излагается в официальных показаниях, пусть даже и данных под присягой, разумеется, не приходится, однако и отрицать всё огульно, не с фактами в руках, а противопоставляя этому одни лишь версии (хотя и они сами по себе имеют полное право на существование) - вряд ли всё это приблизит нас к постижению истины.
«Так выглядит» - еще не значит, что в действительности всё так и было…

Продолжение следует.

Елизавета Феодоровна, П. Жильяр, Алапаевские Мученики, Ч.С. Гиббс, Голощекин Ш., Цареубийство, Р. Вильтон, Войков П., Баронесса С.К. Буксгевден, М.К. Дитерихс

Previous post Next post
Up