СВИДЕТЕЛЬ «РУССКОЙ АГОНИИ» РОБЕРТ ВИЛЬТОН (9)
Пока еще не пришла революция…
Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу.
Все равно его не брошу -
Потому что он хороший.
Агния БАРТО.
Еще в 1914 г. владелец «Таймса» Альфред Нортклифф направил в Россию специального корреспондента, который должен был освещать обстановку на фронте.
Выбор его пал на американского журналиста Стэнли Уошбёрна, сына конгрессмена-республиканца, писавшего в «нервном и энергичном стиле, типичном для американской прессы».
Еще в 1904 г. он, будучи корреспондентом газеты «Chicago Daily News», освещал Русско-японскую войну, а затем разразившуюся в России революцию.
Журналист Стэнли Уошбёрн (1878-1950).
Владелец «Таймса» Альфред Чарльз Вильям Нортклифф (1865-1922). Подписанная им фотография из книги В.Д. Набокова «Из воюющей Англии» (1916).
Благодарность Уошбёрна лорду Нортклиффу на одной из его книг, посвященных военной кампании в России.
В Россию Уошбёрн отправился как корреспондент лондонского «The Times» и одновременно американского «Colliers Weekly» - одного из ведущих иллюстрированных изданий эпохи.
В Петроград журналист прибыл в сентябре 1914-го, отправившись сразу же на фронт, где почти что безвылазно находился в течение 26 месяцев.
Некоторые из его снимков, сделанных на фронте, см.:
http://humus.livejournal.com/4186832.html
https://humus.livejournal.com/4197793.html
«История “Таймса”» сообщает (Vol. IV. Part 1. N.Y. 1952. Р. 241): «К сожалению, сотрудничество Вильтона и Уошбёрна не складывалось, и в 1916 г. раздор между ними достиг критической точки. Он стал очередным примером конфликта, возникающего обычно между постоянными и “специальными” корреспондентами. Вильтон не желал передавать полученную от Уошбёрна массу материалов в неизменённом виде. Он также по всей видимости не смог преодолеть неприязни по отношению к благосклонности, которую “Таймс” ожидала от “своих собственных” корреспондентов.
Стэнли Уошбёрн среди германских и австрийских пленных в Польше.
Уошбёрн (крайний справа) с русскими офицерами: князем Оболенским, графом Толстым и графом Келлером (слева направо).
Во время отпуска Уошбёрна в США зимой 1916-1917 гг., Государственный департамент запросил о его участии в Миссии Рута в качестве сопровождающего; миссия отправилась в Россию следующей весной, и отношения Уошбёрна с газетой на этом закончились». (Хотя еще в течение нескольких лет он поддерживал личные отношения с редактором газеты Джорджем Джеффри Доусоном и главой ее международного отдела Генри Уикхэмом Стидом).
Оставив Россию, Уошбёрн в апреле 1916 г. освещал бои во Франции под Верденом, а затем в течение двух месяцев находился в Румынии, вступившей в войну на стороне Антанты.
Одна за другой в Лондоне и Нью-Йорке выходили богато иллюстрированные фотографиями книги журналиста о событиях на Русском фронте:
«Field Notes from the Russian Front» (1915):
https://archive.org/details/fieldnotesfromru00stan
«The Russian Campaign» (1915):
https://archive.org/details/russiancampaigna02stan
«The Russian Advance» (1917):
https://archive.org/details/russianadvanceb00washgoog
Благодаря наличию деятельного американца, Роберт Вильтон в Действующую армию почти что не выезжал, сосредоточившись на работе в Петрограде.
Из известного справочника «Весь Петроград» на 1917 год нам удалось установить место проживания там «представителя газеты “Times”» «Роберта Альфредовича Вильтона» вместе с его супругой «Люцией Викторовной»: улица Почтамтская, дом 20.
В русской столице проживал и его брат, учившийся когда-то, как мы уже писали, в известной гимназии Карла Ивановича Мая на Васильевском острове, - Дэвид, «Девий Альфредович Вильтон», состоявший «членом комиссии по организации экспедиции к Северному полюсу».
Петроградский его адрес: Каменноостровский проспект, 26.
Почтамтская улица находится в Адмиралтейском районе Петербурга, проходит от Исаакиевской площади до Конногвардейского переулка.
Дом, в котором жил Роберт Вильтон, с 1894 г. принадлежал французскому страховому обществу «Урбэн». В 1913 г. трехэтажное здание было надстроено еще двумя этажами. Любопытно, что в одном из сдаваемых помещений располагалась типография Лейферта, среди заказчиков которой был Ленин, печатавший там свои брошюрки.
Фасады здания выходили на две улицы и один переулок: Большая Морская улица, 65; Конногвардейский переулок, 10; Почтамтская улица, 20.
Фасад дома, в котором жил Вильтон, выходящий на Почтамтскую улицу.
Как и любой другой исторический персонаж, Роберт Вильтон нуждается в трезвой оценке. Необходимо принимать в расчет, кем он был: по рождению, подданству, месту службы.
Не следует забывать, что при всей своей симпатии к России, тесных связях с ней, попытках понять ее, был он, прежде всего, англичанином, поданным Его Королевского Величества. Ожидать от него иного - всё равно, что требовать измены. И уж конечно - при любом раскладе - не он определял английскую политику.
Так что предъявлять к нему какие-либо претензии просто абсурдно, тем более, что большинство самих русских не исполнило тогда свой долг. А с него какой же спрос? Нельзя же от природного англичанина требовать, чтобы он был более русским, чем они сами?..
Однако, даже способствуя, как верноподданный своего Короля, осуществлению британской политики, противоречащей нередко русским интересам, он оставался при этом честным человеком. Будучи англичанином, он оставлял всё же за собой право в каких-то случаях и на свой, отличный от общепринятого среди его соотечественников и коллег, взгляд, твердо следуя этим своим убеждениям, несмотря на личные репутационные и карьерные потери.
Всё это, однако, проявится в нем позднее, когда выяснится, куда заведут Россию все эти «русские Питты», взгляды которых поощряли, а деятельность всячески поддерживали многие его друзья, знакомые и начальники.
А пока что он шел в едином с ними общем потоке, свидетельством чему являются вышедшее из-под его пера в то, хотя и военное, однако по меркам случившейся вскоре революции и гражданской войны - все еще прежнее, мирное время, до которого, какие усилия не предпринимай, вскоре не дотянуться было уже…
Двор петербургского дома, в котором жил Роберт Вильтон.
Ситуация в редакции «Таймса», этой, как мы уже отмечали, тесно связанной с Foreign Office и британскими спецслужбами, влиятельнейшей английской газеты, в связи со стремительно ухудшающемся положением в России сама по себе никак не свидетельствовала, как полагают некоторые, о якобы готовившейся там «русской революции».
«История “Таймса”» описывает это следующим образом (с. 241-242): «Социальная ситуация в России не представлялась в редакции газеты чем-то первостепенным. Этот аспект не интересовал редактора Доусона. Находившийся заграницей владелец Нортклифф отсутствовал. Стид [редактор международного отдела. - С.Ф.], знаток центральноевропейской политики, не интересовался русскими проблемами».
«…Внутренняя ситуация в России, - сообщал Вильтон 11 декабря 1915 г. издателю, - гораздо серьёзнее, чем многие из нас могут себе представить. Слепая реакционная политика Двора ввела в игру фактор, который не удаётся просчитать, и который уж точно не действует на благо; однако и без его учёта мы, я полагаю, находимся в очень опасной ситуации».
Болезненно отреагировал Вильтон на отставку летом 1916 г. проанглийски настроенного министра иностранных дел России С.Д. Сазонова, одного из тех, кто в свое время оказал влияние на вступление ее в войну. (Недаром вскоре после отставки Сергея Дмитриевича назначили послом в Великобританию, однако, замешкавшись, из-за произошедшего вскоре февральского переворота выехать в Лондон он так и не смог.)
Падение министра Вильтон оценивал в письме Стиду от 28 июля как «несомненное наличие чрезвычайно пагубного духа в высших кругах» («The History of “The Times”». Vol. IV. Part 1. N.Y. 1952. Р. 242).
«…Патриотический дух в России среди широкой публики, - писал он тому же адресату 3 ноября 1916 г., - находится в низшей точке, и не следует за это осуждать сам народ. Чтобы подорвать дух даже самого патриотически настроенного человека, достаточно следовать за путаницей и ошибками, которыми сопровождалось каждое слово и действие российских министров с самого начала войны, за небольшим исключением. В настоящее время в стране, изобилующей продовольствием и продуктами, мы лишены самого необходимого, и я думаю не будет преувеличением сказать, что ответственность за это целиком лежит на существующем режиме. Я слышал, что в домах рабочих находили транспаранты с лозунгами “Долой Романовых”» (Там же. С. 243).
Генри Уикхэм Стид (1871-1956) - один из влиятельных английских журналистов, специалист в области международной политики. Принят в газету в 1895 г. в качестве берлинского корреспондента; в 1897-1902 гг. корреспондент в Вене, в 1902-1913 гг. - в Риме. По возвращении в Лондон написал книгу «Габсбургская Монархия». С 1914 г. выступал в качестве эксперта газеты по странам Центральной Европы. С 1913 г. редактор отдела внешней политики «Таймса».
Буквально несколько дней спустя (что свидетельствовало о напряженной обстановке) Роберт Вильтон вновь писал Уикхэму Стиду (16.11.1916), с которым он постоянно находился на связи:
«Я слышал, что Послы союзных держав сделали весьма решительные представления в высших сферах, включая самого Императора, которому было прямо высказано Его Превосходительством [Сэром Джорджем Бьюкененом], что Династия в опасности. Что ещё более поразительно, похоже, Его Величество осознает этот факт. Он обещал немедленные меры, включая создание комитета из трёх министров, которым будет поручено заняться продовольственной проблемой, однако пока ничего не было сделано. Если такой комитет и будет создан, в его состав войдут Протопопов, Трепов и Бобринский, которые либо сами крайние реакционеры, либо являются фигурами, назначаемыми Распутиным».
В постскриптуме Вильтон прибавлял: «Перед Н[иколаем] II - выбор между Думскими министрами и нечто худшим. Я полагаю, Он предпочтёт продолжить войну и сохранить Трон, даже ценой уступки последнего рудимента Самодержавия» (Там же. С. 242).
Оба вильтоновских ноябрьских послания, отмечается в «Истории “Таймса”», либо не достигли Лондона (из-за почтовой ошибки или медленной доставки почты), либо в редакции их просто проигнорировали. Всё же информация из телеграммы Вильтона прозвучала на страницах газеты 4 ноября. Публикация сообщала о «весьма напряженной атмосфере, созданной растущим продовольственным кризисом» в Петрограде (Там же. С. 243).
Однако на основной посыл телеграмм Роберта Вильтона реакция газеты никак не отреагировала: «“Таймс” не только полностью проигнорировала сообщение своего же собственного корреспондента, но 11 декабря вышла с передовицей - основанной на сообщении Рейтерс, - озаглавленной РОССИЯ ТВЕРДА И ЕДИНА» (Ph. Knightley «The First Casualy». N.Y. 1975. P. 141).
«Тайные силы, стремившиеся подорвать жизненную мощь России в этой войне, - говорилось в самой статье, - получили серьёзный удар, а Германии теперь ясно сказано - если раньше она этого не понимала, - что вопрос может быть решён только мечом. Великобритания никогда не сомневалась в неизменной решимости России продолжать упорную и неутомимую борьбу вплоть до достижения полного успеха. И, хотя мы не нуждаемся в новых заверениях со стороны России о её непоколебимой решительности, такая звучная декларация, как та, что сделана Государственным Советом, прозвучит подобно трубному сигналу для остальных Союзников» («The History of “The Times”». Р. 243).
Это не значит, конечно, что редакция не доверяла своему корреспонденту или сомневалась в достоверности его информации: просто английская политика требовала в то время именно такой интерпретации происходящего в столице союзного государства.
Лестница в доме, по которой поднимался в свою петербургскую квартиру Роберт Вильтон.
Между тем к середине января следующего года петроградский корреспондент «Таймса» уже ясно слышал раскаты приближающейся грозы.
17 января, обращаясь к Стиду, он настоятельно рекомендовал ему переменить газетный тон по отношению к происходящему в России:
«Самая серьёзная и тяжёлая проблема из всех имеющихся - обезпечение продовольствием. […] Все процессы были так долго пущены на самотёк, что надежда положительно разрешить проблему могла бы быть возложена только на сильное и дееспособное Правительство. В нынешних условиях такой надежды нет. Вероятно, пришло время заявить об этом открыто.
Молодая Императрица и женская партия вокруг неё, очевидно, захватили бразды правления, а Император слепо втягивается в действия, которые рано или поздно приведут к серьёзным безпорядкам, если только дворцовый переворот не предотвратит всеобщего удушения. Не думаю, что я преувеличиваю сложившееся положение вещей» (Там же. С. 243-244).
Почтамтская улица с Главным почтамтом.
Все эти попытки подправить Самодержавие в России, приблизив его к привычным и «правильным», с точки зрения западных союзников, «европейским стандартам» конституционной монархии, привели, вопреки их ожиданиям, не к «улучшению строя», а к гибели самой России, сопровождавшейся страшными последствиями не только для нее самой, но и для остального мiра.
При всем том сам Вильтон, конечно, не был сознательным врагом России; во всяком случае, он и не предполагал наносить ей преднамеренное зло.
Но так вышло...
И не один Вильтон, увы, совершал это, находясь в плену характерных для его среды взглядов и представлений. В свое время это почувствовал хорошо знавший Запад европейски образованный Ф.И. Тютчев:
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный…
И дело тут вовсе не в том, лучше мы или хуже, а в том, что - другие, разные…
Людям, которым
…внятно всё - и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...
трудно понять, тех, у кого такой слух отсутствует. «Всемiрную отзывчивость» (по Достоевскому) можно сравнить с чувствами, данными человеку: зрением, слухом, обонянием, осязанием. Но ведь есть люди незрячие, глухонемые, не чувствующие запахов, дальтоники. Никому ведь и в голову не придет ставить им это в укор. Да и сам этот дар часто воспринимается обладающими им как бремя, от которого порой, по малодушию, хочется избавиться…
Свой подход к этой проблеме был и у «певца Британской Империи» Редьярда Киплинга:
О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд.
(Пусть в этом стихотворении он и имел в виду совсем иной «Восток»…)
Наш же конкретный случай вызывает еще и другие ассоциации: когда самоуверенные мальчишки - из самых добрых побуждений - ломают (дорогую им, иногда даже любимую) игрушку…
Переводы текстов Роберта Вильтона сделаны Николя Д., которому мы приносим нашу искреннюю благодарность.
Продолжение следует.