СВИДЕТЕЛЬ «РУССКОЙ АГОНИИ» РОБЕРТ ВИЛЬТОН (2)
«Таймс» и ее корреспонденты
Для описания дальнейшей жизни Роберта Вильтона у нас, к сожалению, опять-таки весьма скудная база источников.
К таковым можно отнести два некролога, появившиеся в 1925 г. в русской эмигрантской прессе (оба в белградском «Новом Времени»), написанные журналистами Н.Н. Чебышевым и Е.А. Ефимовским; книгу 1975 г. Филиппа Джорджа Найтли (1929-2016) «Первая жертва: от Крыма до Вьетнама. Военные корреспонденты как герои, пропагандисты и творцы мифа». Ее автор английский журналист и писатель, в течение двадцати лет проработавший в отделе расследований газеты «The Sunday Times» - один из самых известных в Великобритании экспертов по спецслужбам.
Суперобложка первого издания книги: Phillip Knightley «The First Casualy: From the Crimea to Vietnam. The War Correspondent as Hero, Propagandist and Myth Maker». New York. Harcourt Brace Jovanovich. 1975.
Наиболее важным является любезно переданный нам Ш. Чиковани документ - ответ на его запрос из архива газеты «The Times», датированный 14 марта 2007 г., сведения, содержащиеся в котором, в дальнейшем мы и используем.
Журналистская работа Роберта Вильтона в России началась в 1889 г. В то время он был европейским корреспондентом американской газеты «The New York Herald», освещавшим события в России и Германии.
Штаб-квартира этой в свое время популярной крупнотиражной газеты, выходившей в 1835-1924 гг., находилась в Нью-Йорке.
В этом здании, начиная с 1895 г., размещалась газета «The New York Herald». В 1921 г. его снесли.
С «Нью-Йорк Геральд» Вильтон сотрудничал в течение четырнадцати лет, вплоть до начала Русско-японской войны, когда, по свидетельству его знакомого, русского журналиста Н.Н. Чебышева, он стал петербургским корреспондентом сразу двух французских изданий: «Le Temps» и «Le Petit Parisien».
Пользовавшаяся хорошей репутацией ежедневная газета «Le Temps», печатавшаяся с 1861-го и вплоть до ноября 1942-го, считалась серьезным и объективным изданием консервативного направления. К началу Великой войны ее тираж достигал 30 тысяч экземпляров. Журналисты, работавшие там, как правило, сотрудничали с редакцией длительное время.
В противоположность «Le Temps», «Le Petit Parisien» была газетой левой ориентации, многие статьи которой носили крайне радикальный характер.
Издававшаяся в 1876-1944 гг., эта газета вплоть до первой мiровой войны считалась одной из наиболее популярных в Третьей республике. С 4 апреля 1904 г. она выходила с подзаголовком: «Самый высокий тираж из газет всего мiра».
Принятие Вильтона в штат этих изданий был обусловлен не только опытом его работы. Ценным его свойством, как отмечал упомянутый нами его знакомый Н.Н. Чебышев, было то, что англичанин «в совершенстве владел русским языком, отлично понимал русские дела» («Новое Время». 27.1.1925).
Эти его связи с французской прессой были также далеко не случайны. По словам его знакомого Е.А. Ефимовского, Роберт Вильтон «был женат на красавице француженке» («Новое Время». 1.2.1925). Звали ее Люси. Брак был заключен в Лондоне 12 мая 1896 года.
Одновременно завязывается сотрудничество Вильтона с лондонской «The Times» - известнейшей газетой в мiре, выходившей с 1785 г.
Согласно архивным сведениям этого издания, первые связи с ним Вильтона датируются январем 1905 г., памятным большой стачкой рабочих-оружейников на заводах Путилова и Бёрда в столице Российской Империи.
В феврале 1905 г. Вильтон становится петербургским корреспондентом газеты, «любые публикации которого оплачивались по космическим тарифам».
В марте 1913 г. он вошел в состав персонала издания: его назначили представителем «Таймса», редактором выходившего с 15 декабря 1911 г. уникального издания «The Times: Russian Supplement». Именно с его приходом, по словам русского писателя и журналиста Корнея Чуковского, оно и было по существу создано. В «Русском прибавлении к “Таймсу”», по его словам, «трактовались перед многомиллионным читателем вопросы русской литературы и политики».
Многостраничные выпуски этого приложения, базировавшиеся на русских источниках информации, были посвящены подробному описанию геополитического, экономического и социального состояния России. В центре внимания была внешняя торговля, банковское дело, лес, курорты и минеральные воды, путешествия, русский язык, литература и журналистика. Стиль материалов отличался разнообразием: от простой информации до аналитических статей и даже эссе, в которых британские журналисты излагали свое видение проблемы, оценки и выводы.
Вскоре Роберт Вильтон стал одним из наиболее влиятельных английских обозревателей событий в России.
Будучи петербургским корреспондентом «The Times», Вильтон, по словам его знакомого Е.А. Ефимовского, «добросовестно сообщал в свою газету содержания моих обозрений в петербургском “Новом Времени”. С такой же добросовестностью он отмечал и статьи “Речи”, “Русского Слова” и даже “Биржевых Ведомостей”» («Новое Время». 1.2.1925).
Этот человек, не только близкий знакомый английского журналиста, но и автор его некролога - фигура весьма значимая для понимания самого Вильтона. Важно понимать, с людьми каких взглядов он водил дружбу.
Евгений Амвросиевич Ефимовский (1885-1964), историк и адвокат, выпускник юридического и историко-филологического факультетов Московского университета, принадлежал к партии кадетов, однако, в отличие от большинства ее членов, оставался после февральского переворота 1917 г. приверженцем Монархии как «строя, естественно вытекающего из органических данных русской исторической жизни и из русского, в основе своей религиозного, мiроощущения».
Политическая деятельность Е.А. Ефимовского, начавшаяся еще на студенческой скамье в бурные 1903-1905 годы, выглядит совершенно непривычным для нас образом: еще в те времена он выступал против, одновременно, революционно и социалистически настроенных молодежных агитаторов. Будучи избранным председателем студенческой фракции конституционных демократов, Ефимовский сразу же вступил в борьбу на два фронта: против правых «бездвижников» и приверженцев социалистических партий.
Собственноручно заполненная Робертом Вильтоном телеграмма от 13 ноября 1913 г., копия которой была предоставлена архивом «The Times» Ш. Чиковани.
Тут, кстати, самое место для того, чтобы обратить внимание на то, что всё познается в сравнении. Это банальное в общем-то замечание весьма важно для лучшего понимания личности Роберта Арчибальдовича.
Весьма полезным в связи с этим будет напомнить о предшественниках его и коллегах.
Бывшая замужем за одним из британских журналистов деятель русской либеральной оппозиции А.В. Тыркова-Вильямс (1869-1962) пишет в своих воспоминаниях: «Долго европейские правительства узнавали о России только по донесениям своих дипломатов. С середины XVIII века эти донесения с тревогой отмечали быстрый могучий рост новой великой державы. […] Мiровое общественное мнение оставалось к России равнодушно. Печать молчала. В прошлом столетии иностранные корреспонденты еще не носились по всему мiру. В европейских столицах некоторые богатые газеты держали представителей, но до России не сразу дошла очередь.
Одним из первых появился в Петербурге ирландец Диллон. Он учился в Харькове, в университете, и его статьи в “Дейли Телеграф” были одними из первых, добросовестно освещавших русскую жизнь.
Эмиль Джозеф (Эмилий Михайлович) Диллон (1854-1933) - журналист и лингвист. Родился в Дублине в семье ирландца и англичанки. Готовился к принятию священства, но потом увлекся восточными языками. Учился в Коллеж де Франс. Доктор философии Лейпцигского университета, доктор восточных языков и литературы Католического университета Лувена и сравнительной филологии Харьковского университета, в котором в 1884 г. был избран экстраординарным профессором. В 1881 г. он женился на Елене Максимовне Богачовой, от которой у него родилось четверо сыновей. В 1887-1914 гг. Диллон стал русским корреспондентом «Daily Telegraph». Сообщал о турецкой резне армян в 1894-1895 гг., освещал боксерское восстание в Китае 1900 г.; сблизившись с С.Ю. Витте, сопровождал его в 1905 г. на мирную конференцию в Портсмуте. Сочувствуя первоначально «освободительному движению» в России, впоследствии, разобравшись в ситуации, одобрительно высказывался о противоборствующей левому натиску политике Русского правительства. В своей книге «Закат России» он прямо писал: «Японцы раздавали деньги русским революционерам известных оттенков, и на это были затрачены значительные суммы. Я должен сказать, что это безспорный факт». Скончался Диллон в Барселоне в Испании. Его архив хранится в Национальной библиотеке Шотландии.
Зимой 1902/3 г. лондонская “Таймс” отправила в Петербург корреспондента мистера Брээма. Он выехал ребенком из России в Англию и немного говорил по-русски. “Таймс” охотно печатала то, что Брээм писал о недостатках правительства, о росте оппозиции. А тут еще кишиневский погром сразу же привлек внимание к положению евреев в России».
Как либералка и к тому же масонка, Ариадна Владимiровна описывает дальнейшие события в извращенном свете: «Узнав о погроме, иностранные евреи поднялись на защиту своих единоверцев. Полные законного негодования, они зашумели на весь мiр. Брээм в своих телеграммах о кишиневском погроме передавал мнение оппозиции, что моральная ответственность за погром падает на правительство. За это он был выслан из России».
О том, что произошло в действительности, можно узнать из книги А.И. Солженицына «Двести лет вместе»:
«Кто-то неизвестный передал текст письма английскому корреспонденту в Петербурге Д.Д. Брэму (Braham - еврейская фамилия) - а тот напечатал его в лондонском “Таймс”. Эту публикацию тут же уверенно поддержал протест виднейших британских евреев во главе с К. Монтефиоре.
Письмо это имело колоссальный успех. Антироссийские митинги на Западе резко выросли в числе и страстности. А ненаходчивое царское правительство, ещё не понимавшее всего размера своего проигрыша, только и нашлось что отмахнуться лаконичным небрежным опровержением, подписанным главой Департамента полиции А.А. Лопухиным, и лишь на девятый день после публикации в “Таймсе”. […]
Опубликованное Брэмом письмо было несомненной подделкой. Не только потому, что Брэм никогда не представил никаких доказательств подлинности текста. Не только потому, что фальшивку опроверг А.А. Лопухин, резкий недоброжелатель Плеве. Не только потому, что князь Урусов, благорасположенный к евреям и контролировавший губернаторский архив, - не обнаружил в нём такого “письма Плеве”. Не только потому, что смещённый Раабен - никогда не пожаловался, что была ему директива сверху, - а ведь сразу бы исправил себе служебную карьеру да ещё стал бы кумиром либерального общества. Но и потому, что государственные архивы России - не мухлёванные советские архивы, где, по надобности, изготовляется любой документ, или, напротив, тайно сжигается; там - хранилось всё неприкосновенно и вечно. И сразу после Февральской революции Чрезвычайная Следственная комиссия Временного правительства и специальная “Комиссия для исследования истории погромов”, с участием авторитетных исследователей, как С. Дубнов, Г. Красный-Адмони, - не нашла ни в Петербурге, ни в Кишинёве этого документа.
И тем не менее кадетская газета “Речь” 19 марта 1917 уверенно писала: “Кишинёвская кровавая баня, контрреволюционные погромы 1905 г. были организованы, как досконально установлено, Департаментом полиции”. В августе 1917 на Московском Государственном Совещании председатель Чрезвычайной Следственной комиссии, созданной Временным правительством для раскрытия “преступлений старого режима”, заявил, что “скоро представит документы Департамента полиции об организации еврейских погромов”. Но ни его комиссия, ни потом большевики никогда ни одного такого документа не представили».
Даже современная «Еврейская энциклопедия» (1996) в связи с этим подстрекательским письмом, приписываемым русскому министру внутренних дел В.К. фон Плеве, пусть и сквозь зубы, вынуждена была всё же признать: «Текст опубликованной в лондонской газете “Таймс” телеграммы Плеве... большинство исследователей считают подложным».
Что касается корреспондента «Таймса» Дадли Дизраэли Брээма / Dudley Disraeli Braham (1875-1951), родители которого, по всей вероятности, происходили из черты оседлости, то после Петербурга, в котором он находился с 1901 г., его перевели в Константинополь (1903). В 1907-1912 гг. он становится помощником весьма влиятельного журналиста «Таймс» сэра Игнатиуса Валентайна Чирола (1852-1929), перешедшего в 1911 г. на службу в МИД Великобритании. В 1914-1922 гг. Брээм работал в «Daily Telegraph» в Сиднее, а затем в Западной Австралии (1924-1930). Вернувшись, в конце концов, в Лондон, он вновь поступил в «Таймс», где служил в 1930-1945 гг.
Вернемся, однако, к событиям сразу же после выдворения Брээма из России.
«“Таймс” в виде протеста, - пишет А.В. Тыркова-Вильямс, - решила не посылать никого в Россию, а получать русскую информацию из Штутгарта, который благодаря “Освобождению” стал центром русского освободительного движения. Брээм предложил своей газете поручить это Гарольду Вильямсу. Он знал его по Берлину…»
Решение, прямо скажем, весьма своеобразное: получать информацию о происходящем в России не из самой страны, а от революционной эмиграции, работающей на ее разрушение.
Такой разворот событий мог вызывать эйфорию разве что у арестованной в 1903 г. за попытку контрабанды нелегального журнала «Освобождение» А.В. Тырковой, приговоренной за это к двум с половиной годам тюрьмы и бежавшей после этого за границу, в Штутгарт.
«К “Освобождению”, - пишет Ариадна Владимiровна, - тянулись не только русские, но и иностранцы. Европейское общественное мнение наконец заинтересовалось Россией и русским освободительным движением. Настолько, что осторожная, влиятельная английская газета “Таймс” послала в Штутгарт специального корреспондента Гарольда Вильямса. Из этого немецкого города он должен был осведомлять Лондон о том, что происходит в России».
Этот уроженец Окленда в Новой Зеландии Гарольд Вильямс (1876-1928) был сыном методистского пастора. Он и сам в 1896-1900 гг. служил методистским проповедником, однако, как писала будущая его супруга Тыркова, «увлекся Толстым, старался жить по его указаниям, стал вегетарианцем. […] В ранней молодости он иногда называл себя анархистом […] …зачитывался Толстым и Кропоткиным. […] В русском освободительном движении нашел он то горение духа, к которому всегда стремился».
С представителями русской революционной эмиграции он познакомился после того, как в 1900 г. отправился в Германию, где учился в Берлинском и Мюнхенском университетах.
Гарольд Уитмор Вильямс в молодости.
О пребывании Вильямса в Штутгарте А.В. Тыркова вспоминала так: «Еще не побывав в России, Гарольд Вильямс стал посредником между Англией и русской оппозицией. […] Его сотрудничество с освобожденцами быстро переходило в дружбу. Русских тешило, что около них завелся собственный корреспондент, аккредитованный при эмигрантской республике. Это щекотало их политическое самолюбие. […]
Начал он очень скромно. Посылал в “Таймс” осторожные сводки, которые составлял по материалам, поступавшим в “Освобождение”. По иронии судьбы русское правительство выслало из России одного корреспондента за предвзятое изображение русской действительности [на самом деле за распространение фальшивого документа. - С.Ф.], а взамен его появился, уже за пределами досягаемости самодержавной власти, другой журналист, который стал оповещать о России читателей “Таймс” не по непосредственным впечатлениям наблюдателя, живущего в самой стране, а издали, из Германии, по партийным, не свободным от предвзятости источникам».
Однако и солидную газету, какой, несомненно, была «Таймс», также перестало устраивать такое положение вещей.
Дальнейшие события в мемуарах Тырковой представлены так: Вильсону, мол, «надоело рассказывать о русских делах из вторых рук, описывать их издалека. Он предложил “Манчестер Гардиан” быть их корреспондентом в России. Без особого сожаления расстался он с “Таймс”. При его тогдашнем настроении ему больше подходило сотрудничать в либеральной газете».
Обложка первого издания воспоминаний А.В. Тырковой-Вильямс «На путях к свободе», вышедших в 1952 г. в нью-йоркском издательстве имени Чехова.
Согласно официальной биографии Вильямса, переход в «The Manchester Guardian» произошел в январе 1905 г., т.е. в то самое время, когда к работе в Петербурге на «Таймс» приступил Роберт Вильтон.
Сам же Гарольд Вильсон прибыл в русскую столицу в декабре 1904 г. В это время он сотрудничает с лондонским агентством Рейтерс, завязав тесные отношения с небезызвестным английским историком Бернардом Пэрсом, работавшим в ту пору на «Манчестер Гардиан». Вместе они продвигали проект англо-русского сближения.
Осенью 1905 г., после издания указа об амнистии, в Россию смогла вернуться и находившаяся в бегах А.В. Тыркова, как раз поспевшая к проходившему с 12 по 18 октября в Москве первому учредительному съезду Конституционно-демократической партии. «Рядом со мной, - вспоминала она, - сидел Вильямс. Его так привыкли видеть на всех собраниях и съездах оппозиции, что казалось вполне естественным, что англичанин, журналист сидит не на местах для прессы, а среди делегатов».
На том съезде Ариадну Владимiровну избрали членом ЦК. В следующем году она соединила свою жизнь с Гарольдом Васильевичем - так теперь, на русский манер, стали величать английского журналиста.
В 1908 г. Вильямс перешел в лондонскую газету «The Morning Post». В 1911 г., после обыска на их квартире, проведенного Охранным отделением, супруги уехали в Стамбул. Со вступлением России в Великую войну Гарольд Вильямс вновь туда возвратился. На сей раз он писал для газеты «Daily Chronicle».
С этого времени Вильямс становится одним из главных источников информации для посольства Великобритании в Петербурге, доверенным лицом посла Джорджа Бьюкенена.
Титульный лист первого изданий книги: Harold Williams «Russia and the Russians». London. Sir Isaac Pitman. 1914:
https://archive.org/details/russiaofrussians00willuoft
«Высокий, худой, чернобровый, - писал о нем хорошо его знавший Корней Чуковский. - […] Всю катастрофическую нашу эпоху, с девятьсот третьего года, девятьсот четвертого года, со времени Японской войны, он прожил именно с нами, с Васильевским островом (а не с Фурштадтской, не с Сергиевской), кипел с нами в одном и том же котле и до самого последнего времени оставался единственным у нас представителем английской науки и словесности.
Я думаю, ни одна диссертация, ни одна статья об английских культурных явлениях не писалась без содействия Вильямса. Мы, пишущие, твердо запомнили нумер его телефона.
Гарольд Вильямс.
Сам он - человек необъятной учености: говорит на тридцати языках. […] Чтобы лучше понять Россию, он предпринял неслыханный подвиг: изучил языки и наречия всех ее разнообразных племен: финский, татарский, латышский, армянский, грузинский, эстонский, литовский, белорусский, малорусский и так дальше. И не только языки, но и историю, литературу, поэзию. Его библиотека полна самых диковинных книг, напечатанных какими-то кривульками, которые и на буквы не похожи. […]
Это всезнание дает ему возможность созерцать нашу Русь с какой-то высоты, куда порою и нам не взобраться. […] Вильямс говорит о России с тем интимным внутренним знанием, которое доступно лишь любящему. […]
До войны он, вместе с Морисом Бэрингом и профессором Пэрсом, редактировал ливерпульский журнал, посвященный России, “The Russian Review” (“Русское Обозрение”), где печатались переводы из русских писателей и статьи, посвященные русской политике, русской истории, промышленности…» (К. Чуковский «Англия накануне победы». Пг. 1916. С. 111-114).
Бернард Пэрс.
К личности помянутого здесь английского историка профессора Бернарда Пэрса следует присмотреться повнимательнее. В годы Великой войны он снова появляется в России в качестве корреспондента «Daily Telegraph», а во время гражданской становится британским представителем при адмирале А.В. Колчаке. Бернард Пэрс был знаком не только с Робертом Вильтоном, но и с другими участниками расследования цареубийства.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/304479.html
Именно он в 1928 г. в издававшемся им в Лондоне ежеквартальнике «The Slavonic Review» опубликовал отрывок из будущей книги капитана П.П. Булыгина, а еще несколько лет спустя, в 1935-м книга последнего «The murder of The Romanovs» вышла в Лондоне с предисловием того же Пэрса.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/276269.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/276597.html
Продолжение следует.