О МОНАРХИЗМЕ ПОДЛИННОМ И МНИМОМ (окончание)
«Поступок Тихомирова, - полагает С.В. Чесноков, - следует назвать либо отступничеством (“двойной ренегат”), либо эволюцией его собственных взглядов, либо проявлением того, что прикровенно содержалось в его теории и до 1917-го».
Мы склонны к последнему. И прежде всего на основе «проговоров», содержащихся в ранних работах Л.А. Тихомирова.
Вот, например, строки из первой (после оставления им стана революционеров) книги «Почему я перестал быть революционером» (1888; переработана автором в 1895 г.): «...Признанное народом, законное правительство не желает исполнять самозванных требований горсти людей [революционеров. - С.Ф.], которая до такой степени глубоко сознает себя ничтожным меньшинством, что даже не пытается начать открытую борьбу с правительством. Конечно, со стороны этих людей можно услышать множество фраз о “возвращении власти народу”. Но это не более как пустые слова. Ведь народ об этом нисколько не просит, а, напротив, обнаруживает постоянно готовность проломить за это голову “освободителям”. Только отчаянный романтизм революционеров позволяет им жить такими фикциями и третировать русскую власть, как позволительно третировать власть какого-нибудь узурпатора. Русский Царь не похищает власти; он получил [ее] от торжественно избранных предков, и до сих пор народ, всею своею массой, при всяком случае показывает готовность поддержать всеми силами дело своих прадедов».
А вот запись из его же дневника 1905 года: «Пожалуй, Учредительное Собрание могло бы быть полезным. [...] Правительство так мерзко пало, что ничего хуже не может быть, хоть бы и республику объявили. Захочет русский народ, так восстановит монархию, а теперь ее все равно нет. [...] Нескончаемая мука! Уж хоть бы это злосчастное “правительство” уничтожилось. Авось, революционеры посадят кого-нибудь потверже и поумнее».
Л.А. Тихомиров в молодые годы.
В письме к издателю «Нового времени» А.С. Суворину 18 июля 1906 г. этот мотив звучит совсем неприкрыто: «Что касается устройства России, то на это может быть компетентным только одна власть - Земский Собор. У него, конечно, нет ни ума, ни знаний больше, чем у других, но у него есть право. Земский собор должен быть из Русских. Россия в 1613 году дала полномочия Романовым. Если представитель Романовых желает изменить существо государственной власти, то должен предъявить это на решение Земского Собора. На Соборе должны быть: представители Русского народа, Церкви, высших чиновников, и представители Династии. Предмет Собора: специальный вопрос о Верховной власти. Какую пожелает Собор, такую и установить, дальнейшую конституцию уже потом строить, когда народ решит вопрос о сущности, т.е. Верховной власти».
Точки над i Тихомиров поставил в дневнике 1917 года (запись 3 марта): «Русский народ не имеет надобности, чтобы получать от кого-либо Верховную Власть: он сам по себе ее имеет и может взять от “доверенного” (т.е. Царя), когда ему это покажется нужным».
Но, как справедливо пишет С.В. Чесноков, «Православием отрицается всякое человеческое происхождение Власти. Так, митрополит Московский Филарет (Дроздов) пишет: “как власть отца не сотворена самим отцом и не дарована ему сыном, а произошла вместе с человеком от Того, Кто сотворил человека, то открывается, что глубочайший источник и высочайшее начало первой, а следовательно всякой последующей между людьми власти - в Боге”. Характерно, что цитата взята из "Монархической государственности" [Л.А. Тихомирова], что заставляет откинуть версию о "неведении"».
Таким образом, это мы сами (по своей безграмотности, невнимательности или нестрогости) принимали Тихомирова за того, за кого он сам себя вовсе и не выдавал. Да и разве он первый?..
Имеем, прежде всего, в виду появляющегося на страницах тихомировского дневника А.С. Хомякова.
Последний, справедливо считает исследователь В.М. Лурье, «был родоначальником либерального направления в русском богословии. Несмотря на весь его “догматизм” и “мистицизм”, Леонтьев не доверял его православию. [...] Для него было ясно, что Хомяков не учит тому Православию, которому учили Леонтьева - несмотря на все их различия между собой - его афонские духовники, Оптинский старец Амвросий или митрополит Московский Филарет (Дроздов). Поэтому Леонтьев вводит особые термины - православие "хомяковское" и православие “филаретовское”».
Раз уж мы заговорили о славянофилах, нелишним будет привести мнение о них Императора Николая I в изложении (что также важно) К.Н. Леонтьева: «Государь Николай Павлович чувствовал, что под боярским русским кафтаном московских мыслителей кроется обыкновенная блуза западной демагогии. “Кроется” - не в том смысле, что они, эти славянофилы, преднамеренно и лукаво сами скрывают ее. Вовсе нет! Но в том смысле, что они не сознают на себе присутствия этой западной блузы. [...] Они не догадывались, что прекрасный, оригинальный патриотический кафтан, непрочно (т.е. слишком эмансипационно) сшитый, спадет со временем неожиданно с плеч России и обнаружит печальную истину во всей ее наготе: “И мы такая же демократическая и пошлая Европа, как и самая последняя Бельгия”. Государь Николай видел по некоторым, едва, быть может, заметным тогда признакам, что в старом славянофильстве есть одна сторона, весьма, по его мнению, и европейская, и опасная: это наклонность к равноправности, и поэтому не давал ему хода».
Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891).
«Мы не ошибемся, - пишет далее В.М. Лурье, - если перенесем все эти мнения Николая Павловича с социологии на экклесиологию Хомякова» и - прибавим мы - на его представления о Царской власти (политика вместо богословия).
«Когда после многих крушений и бедствий, - писал А.С. Хомяков в статье “Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях”, - русский народ общим советом избрал Михаила Романова своим наследственным Государем (таково высокое происхождение Императорской власти в России), народ вручил своему избраннику всю власть, какою облечен был сам, во всех ее видах. [...] Народ не передавал и не мог передать своему Государю таких прав, каких не имел сам, а едва ли кто предположит, чтобы русский народ когда-нибудь почитал себя призванным править Церковью. [...] Он имел право отстаивать свою веру против всякого неприязненного или насильственного на нее нападения; это право он также мог передать своему Государю. Но народ не имел никакой власти в вопросах совести, общецерковного благочиния, вероучения, церковного управления, а потому не мог и передать такой власти своему Царю. Это вполне засвидетельствовано всеми последующими событиями. Низложен был патриарх; но это совершилось не по воле Государя, а по суду восточных патриархов и отечественных епископов. Позднее на место патриаршества учрежден был Синод; и эта перемена введена была не властью Государя, а теми же восточными епископами, которыми с согласия светской власти патриаршество было в России установлено. Эти факты достаточно показывают, что титул Главы Церкви означает народоначальника в делах церковных...».
Алексей Степанович Хомяков (1804-1860).
В вышедшей в самом конце 1916 года (воистину: дорого яичко ко Христову дню!) в Сергиевом Посаде книге «Около Хомякова» о. Павел Флоренский позволил себе подвергнуть критике это мнение Хомякова о том, что Русские Цари самодержавны-де только потому, что таковой властью одарил их народ:
«...Что теории суверенитета Хомяков держится вообще - это несомненно: он открыто высказывает ее в своих исторических соображениях о происхождении Династии Романовых, хотя и не называет этой теории ее настоящим именем. Русские Цари самодержавны потому, полагает он, что таковою властию одарил Их русский народ после Смутного времени. Следовательно, не народ-дети от Царя-отца, но отец-Царь - от детей-народа. Следовательно, Самодержец есть самодержец не “Божиею милостию”, а народною волею. [Возможно, еще и по этой причине сия идея была, пусть и не вполне осознанно, близка Тихомирову, бывшему члену организации “Народная воля”. - С.Ф.]
Издательская обложка книги о. Павла Флоренского «Около Хомякова. (Критические заметки)». Сергиев Посад. Типография Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 1916. 79 с.
Следовательно, не потому народ призвал Романовых на Престол Царский, что в час просветления, очищенным страданиями сердцем, узрел свершившееся определение воли Божией, почуял, что Михаил Феодорович уже получил от Бога венец царский, а потому избрал, что так заблагорассудил наиудобнейшим для себя - даровать Михаилу Феодоровичу власть над Русью, - одним словом, не сыскал своего Царя, а сделал себе Царя.
И первый Романов не потому воссел на Престол, что Бог посадил его туда, а потому, - что вступил в “договор с народом”. Следовательно, приходится заключить далее, что “сущие власти” не “от Бога учинены суть”, но от contrat social [Общественный договор (фр.)]; - не Божие изволение, а suffrage universel [Всеобщая подача голосов (фр.)] держит Престол, по смыслу хомяковского учения [...]
В том-то и дело, что в сознании русского народа самодержавие не есть юридическое право, а есть явленный Самим Богом факт, - милость Божия, а не человеческая условность, так что самодержавие Царя относится к числу понятий не правовых, а вероучительных, входит в область веры, а не выводится из внерелигиозных посылок, имеющих в виду общественную или государственную пользу».
Автограф о. Павла на его книге «Около Хомякова»: «Глубокоуважаемому Павлу Алексеевичу Некрасову с полным сочувствием его идеям о вероятности в суждениях - Священник Павел Флоренский. 1916. IX.25». Адресат надписи - профессор П.А. Некрасов (1853-1924), математик, специалист в области теории вероятностей, философ.
Эта «крамола» не на шутку встревожила «богоискателей» из новоселовского кружка. «Вчера, - сообщал 9 декабря 1916 г. в письме о. Павлу С.Н. Булгаков, - у М[ихаила] А[лександрови]ча [Новоселова] “судили” Вас по делу Хомякова и большинством голосов против одного вынесли обвинительный приговор» .
Об участии в этом «обсуждении» Л.А. Тихомирова имеется характерная запись в его собственном дневнике:
«9 дек[абря]. Вчера был по приглашению у Новоселова, где были: Рачинский, Булгаков, отец и сын Мансуровы, Трубецкой, инспектор Академии о. Иларион, Сергей Самарин, еще кто-то, сам Новоселов, конечно. Рассуждали по поводу статьи о. Павла Флоренского “Около Хомякова”. Статья довольно предосудительная и вдобавок слабая. Она бросает на о. Флоренского очень странный свет. Я ушел раньше всех [...] и был дома только в начале второго часа ночи [...]
Да, революция назревает и надвигается. Теперь ее проводят в жизнь высшие классы и чины, а потом - поведут уже на свой лад рабочие и крестьяне. Кто тут останется в живых, Один Господь ведает. Но можно весьма думать, что сама виновница зла, “темная сила”, в лице Гришки Распутина, благополучно удерет в критический момент куда-нибудь за границу». (Написано, напомним, за восемь дней до убиения Г.Е. Распутина. По сути это прозрение путей революции, для которой в свое время Тихомиров немало поработал, рядом с расхожими суждениями черни.)
Не понявший, но инстинктивно встревоженный мыслями о. Павла Вячеслав Иванов в послепереворотном письме последнему писал: «Политическая часть Вашей парадоксальной статьи о Хомякове ставит меня прямо в тупик. Что именно имеете Вы в виду, при Вашей дальновидности?» (Последним словом «дальновидность» автор, несомненно раскрывает нам свою сущность.)
Михаил Александрович Новоселов (1864-1938) и священник Павел Флоренский (1882-1937). Сергиев Посад.
Среди тех немногих, кто в сумятице предпереворотных дней успел познакомиться и оценить труд о. Павла, был товарищ обер-прокурора Св. Синода князь Н.Д. Жевахов, отмечавший в воспоминаниях «замечательный отзыв священника Флоренского в “Богословском вестнике”, напечатанный незадолго до революции. Свящ. Флоренский высказывает ту мысль, что, восстанавливая патриаршество, мы идем к восточному папизму, с его догматом непогрешимости папы “ex cathedra”, - мысль, уже неоднократно мною высказываемую».
Автор имеет в виду следующее место из рецензии о. Павла, где он приводит «пример преувеличенной полемики Хомякова с Западом»: «...Иерархическую степень папы они [католики] рассматривают не как третью, а как четвертую, совсем отличную от степени епископа, так что папа признается единственным представителем своей степени. Следовательно, дело не в нелепости притязаемого дара непогрешимости, а в несуществовании четвертой степени священства. Но и этот пункт противокатолической полемики стал ненадежным после того, как в новейшее время стали в нашем богословии раздаваться голоса в пользу признания патриаршества особой степенью священства, - четвертою. Если же эти голоса найдут себе сочувствие, то придется определять и своеобразную особенность этой степени. А так как особенностью степени епископской признается содержание учения церковного в чистоте и неповрежденности, то как бы не пришлось на этом пути особенностью степени патриаршей признать именно непогрешимость в высказываниях новых суждений о делах веры, т.е. согласиться с латинством. История Запада связана роковой и несокрушимой логичностью, и если латиняне пришли к измышленным ими догматам, то к этому они вынуждались всем своим прошлым».
Однако подлинным камнем преткновения для членов «новоселовского кружка» и многих знакомых о. Павла оказались все же его мысли о Царской власти.
«Власть - отечество - царство - священство - духовенство - вот снежные вершины моего сознания, - писал в ответном письме 15-17 августа 1917 г. (!!!) о. Павел С.Н. Булгакову, - и они - то, что нужно мне, когда они не руками человеческими созданы, а сами, без воли моей, растут из земли к небу, когда они абсолютно тверды и неделимы.
Вместо твердыни абсолютной власти - верстовые столбы; вместо шири степной - заплеванная площадь; вместо Лазури - чад речей и труха “идеалов”. Да неужели Вы подумали, что я и впрямь соглашусь на эти подмены? Власти, которая выпячивается из утробы Левиафана, кроме пинка ногой я не могу оказать иного признания. Но ведь теперь всюду прет имманентное. Церковное управление, таинства, смысл догматов, Сам Бог - все иммантезируется, лишается не-в-нас-сущего бытия, делается модусом нас самих. Все заняты срытием вершин, затуманиваем твердей земных, вонзающихся в Лазурь небесную. [...]
Но я знать не хочу власти от суверена народа - т.е. власти, которая есть я сам, я не хочу кланяться себе, делаясь “самоистуканом”, я не хочу ни президента, ни конституционного монарха, кто бы он ни был, раз он от меня же получил власть, ибо та Царская власть, которая мне присуща, непередаваема, она мне была, есть и будет, а та Царская власть, которая историческим чудом дается свыше, она мне предложена, как снежная вершина, но не мною полагается [...]
Мне душно в теории суверенитета, лишающего меня прямого взаимодействия с онтологической властью. “Священнокнут” дарует мне свободу духа, “провозглашение же прав человека и гражданина” ее отнимает, закупоривая все поры моего бытия».
Сергей Николаевич Булгаков (1871-1944), о. Павел Флоренский и М.А. Новоселов. Сергиев Посад.
И в другом письме, адресованном тому же С.Н. Булгакову, но предназначенном, по словам автора, «вопрошающим» (т.е. оппонентам из окружения Новоселова, а, значит, в т.ч. и Тихомирову): «Самодержавие должно быть не только отличаемо, но и противополагаемо автократии, которая для меня тождественна с абсолютизмом. [...] Самодержавие есть понятие вероучительное, а не правовое, и настаиваю на этом. [...] Следовательно, если Самодержавие - в плоскости религиозной, конституционную форму надо рассматривать в плоскости правовой, т.е. что с точки зрения вероучительной я ничего, т.е. ни за, ни против, не говорю, и не хочу, и не могу говорить о конституциях, ибо вообще не стою на точке зрения правовой. [...]
В области практики, разумеется, Самодержавие может выродиться и вырождается в абсолютизм. Как брак м[ожет] выродиться [нрзб.] [...] Другими словами абсолютизм есть особый вид конституции, хотя и предельный, акт, когда суверенные права народа возлагаются на одного, и этот один делается Императором.
Императорская власть, как бы ни была она ненавистна, по существу своему ничем не отличается от различных республиканских властей, ибо есть простое механическое единство, сумма их, совмещение полноты власти в одном лице. Но в природе ее нет ничего такого, чтобы нельзя было разложить ее снова на составные части.
Император от империи, а не империя от Императора. И потому м[ожет] б[ыть] империя без Императора. Императорская власть есть поэтому право, каким бы ни была она насилием, и как таковому оно [1 нрзб.] народам, его давшим, Имп[ератор] есть функция, а не лицо, должность, а не сан.
Напротив, Царь, есть Лицо, и прежде всего Лицо как власть. Царственность его - не право, а Дар Божий, и как таковое м[ожет] б[ыть] отнято лишь Богом, а не людьми. Можно верить или не верить, что некий Z есть Царь или не Царь. Но если веришь в то, что никто, кроме Бога, не может отнять у него [1 нрзб.], а если не веришь, то ничто не может дать его - кроме опять-таки Бога.
Царство от Царя, а не Царь от Царства. Если народ верит, что некоему монарху именно он дал особую власть - Царск[ую] власть и, тем выделил его из рода всех людей, то не для нас Царь.
Но если сам Царь или народ его перестали верить…, то тем самым он, для народа перестает быть Царем, и никакая сила, никакие выкрики, никакая [3 нрзб.] Царственности не несет».
Уезжая из России осенью 1922 г., адресат о. Павла писал последнему о том, что после отнятия Царя на Церковь посыпались «извне гонения и удары, внутри протестантизм, если не хуже». Всему этому, по мнению о. Сергия Булгакова, «может быть противопоставлен в лучшем случае лишь консерватизм, неподвижность и реставраторство».
В связи с этим на память невольно приходят слова из Апокалипсиса: «И Ангелу Фиатирской церкви напиши: так говорит Сын Божий [...]: [...] Только то, что имеете, держите, пока приду» (Отк. 2, 18, 25).
Любопытно, что Андрей Белый еще в 1902 г. увидел в Тихомирове «монархиста от Фиатиры» (он называл Фиатирскую Церковь «нашей»): «звал не к погрому он, - в погреб свой звал: принять схиму, держать, что имеем».
Андрей Белый / Борис Николаевич Бугаев (1880-1934).
В своем романе «Петербург» (но только в 1-м его издании) он приводит т.н. «оборванную писулю», написанную «барином», находившимся за границей, «из политических ссыльных» (за которым угадывается Тихомиров). В ней примечательны слова о Филадельфийской Церкви, о которой действительно размышлял Тихомиров: «...Ибо в России колыбель Церкви Филадельфийской; Церковь эту благословил Сам Господь наш Иисус Христос».
Титульный лист первого книжного издания романа «Петербург» Андрея Белого, напечатанного в 1916 г. тиражом в шесть тысяч экземпляров.
Перечитывая записи из дневника Л.А. Тихомирова и размышляя о путях Промысла Божия над Россией, еще раз убеждаешься в глубокой правоте К.Н. Леонтьева, еще в 1875 году утверждавшего: «Изменяя, даже в тайных помыслах наших, [...] византизму, мы погубим Россию. Ибо тайные помыслы, рано или поздно, могут найти себе случай для практического выражения».
Сказанное позволяет вполне оценить и вот эту фразу из дневника того же Тихомирова (вряд ли вполне понимаемую и им самим): «Все против нас, и нет случайностей в нашу пользу. «Мене, Текел. Упарсин» так и сверкает над Россией».
* * *
Небезынтересная черта из последних лет жизни бывшего революционера, а теперь уже и бывшего монархиста Л.А. Тихомирова в пореволюционном Сергиевом Посаде сохранилась в дневниках студента Московской Духовной Академии С.А. Волкова.
По его свидетельству, в 1921-1923 гг. Лев Александрович «заканчивал свое жизненное странствование» делопроизводителем школы имени М. Горького. К огромному его неудовольствию, ученики прозвали его «Карлом Марксом»...
2002 г.
Издательская обложка книги В.И. Карпеца «Социал-монархизм». М. Евразийский Союз Молодежи. 2013.
POSTSCRIPTUM. И еще одно (думается, что не случайное) созвучие. Активным пропагандистом «Монархической государственности» Л.А. Тихомирова, начиная со времен перестройки, был В.И. Карпец (1954-2017). В Льве Александровиче его привлекали не только книги, но и биография: путь из революции к монархизму.
Сам Владимiр Игоревич совершил, в известном смысле, обратный дрейф. В определенный момент он даже пересмотрел свое отношение к Царственным Мучеником, которых изначально он почитал. Перемены эти, по времени, совпали с его переходом к старой вере (единоверчеству).
Если вдуматься, то «крен» этот не был случайным. В своё время журналист Владислав Бахревский рассказал о том, как рижская старообрядческая община приняла большевиков за то, что те «вернули русским древнее красное знамя» («Правда». 27.3.1991). За подробностями по этой теме отсылаем к нашей публикации:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/230605.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/230697.html
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/231043.html
Далее у В.И. Карпеца были статьи, собранные затем в книге «Социал-монархизм», заставившие вспомнить, казалось бы, давно канувший в Лету пресловутый лозунг младороссов «Царь и Советы». Правда современный автор продвинулся много дальше, говоря, например, о принадлежности не только Сталина, но и Берии к «глубоко законспирированному» Исихастскому «ордену»...
http://karpets.livejournal.com/503627.html?thread=10565963#t10565963
https://karpets.livejournal.com/511026.html
Январь 2018 г.